Не ответив, Тереза сменила тему, спросив, не проявлялось ли у кого из местных психических расстройств, особенно в последние месяцы. Врач покачал головой. — Комиссар, уединение может вызывать помутнение рассудка, но превратить человека в убийцу — вряд ли. Я принимал здесь роды почти в каждом доме и уверен, никто из здешних на такое не способен. Взглянув на крестик, висевший у него на шее, Тереза не стала говорить, что убийцы, как и святые, — дети Божьи. И рождаются они где угодно, даже в Травени. 41 — Стой, где стоишь! Паризи произнес эти слова, играя в бильярд с Де Карли. При этом он даже не взглянул на Марини. Партия была практически у него в кармане, но Де Карли не собирался сдаваться без боя и то и дело отыгрывал несколько очков. Марини спрашивал себя, как тот догадался о его намерениях. Казалось, полицейский почувствовал его растерянность. — Она сама справится, — пояснил он. — Не вмешивайся, если не хочешь ее разозлить. — А разозлить ее — проще простого, — добавил Де Карли, выбирая угол для удара. Прицелился — и промазал. Массимо взглянул на комиссара. Стычка с мэром, привлекшая внимание всех посетителей, только что завершилась. Он был готов ринуться к Терезе, чтобы дать понять этому грубияну, что за нее есть кому постоять. — Но я ведь даже не пошевелился, — удивился он. — Как ты догадался? Паризи пожал плечами и послал в лузу еще несколько шаров. — Ты не первый и не последний. Мы все через это проходили. Но она доходчиво объяснила, что не нуждается в нашей помощи. Паризи внимательно посмотрел на него. — Если мы обращаемся с ней как со слабой, то чего же ждать от остальных? — Ей как женщине приходится несладко, — подтвердил Де Карли. — Вечно приходится доказывать, что она на своем месте и держит все под контролем. Массимо отпил пива. — Ну, мне это не грозит, — проговорил он. — По мне она каждый божий день катком проходится. Паризи громко рассмеялся. — Ты ее любимчик! Вашего покорного слугу она вообще пару лет по имени не называла. — Все потому, что он ей сладости носит, — поддразнил Марини Де Карли. Массимо скривился. — Она же женщина, — ответил он. — А женщины любят сладкое. — Ошибаешься! — воскликнул Паризи. — Ты должен относиться к ней не как к женщине, а как к коллеге. Иначе она сочтет себя ущемленной, понимаешь? Марини окончательно запутался в том, как вести себя с комиссаром. — Не ожидал, что меня запишут в сексисты из-за простой любезности, — возразил он. Паризи с Де Карли переглянулись и прыснули со смеху. — Она — комиссар, — пояснил Паризи. — Бесполое существо. Руководитель, который может превратить твою жизнь в ад. Чем она, впрочем, и занимается. — Я заметил. А семьи у нее нет? От внимания Массимо не ускользнуло, как по лицам коллег пробежала мрачная тень. — Семья у нее была, — начал было Де Карли, но Паризи остановил его взглядом. Массимо не понимал причин такой скрытности. — И это всё? — спросил он. Паризи загнал в лузу еще один шар. — Та история плохо кончилась, — пробормотал Де Карли. — Давай сменим тему. — А что так? — удивился Марини. — Эта тема — табу? Когда семья распадается и ты остаешься один, на то есть причины. Может, следует пересмотреть свое поведение? Паризи положил кий на бархатное сукно. — У комиссара есть семья — это мы. Следом за Паризи Де Карли сделал то же самое. — Даже если никто из нас не говорил этого вслух, она всегда может положиться на нас. Массимо поразила такая реакция. Посмотрев на комиссара, он спросил себя, как ей удалось завоевать такую преданность подчиненных. Было похоже, что она не замечает витавшего вокруг нее обожания или же ей попросту все равно. Ему же Тереза казалась глубоко одиноким человеком. Как раз это и поражало больше всего, ибо одиночество комиссара казалось не вынужденным, а добровольным. И Паризи с Де Карли преданно оберегали ее тайну. Ему только что дали понять, что не стоит праздными вопросами ворошить прошлое. Массимо еще раз спросил себя, что же приключилось с ее семьей. Ведь за резким характером и колкостями комиссара скрывалась человечная, чувствительная натура. Это проявлялось и в том, как она обращалась с маленьким Диего, и в том, как вела себя с пострадавшими — например, с тем парнем в больнице, которого она только что допрашивала. В ней жила способность сопереживать, которая причиняла ей боль. Паризи положил руку ему на плечо. — Еще по пивку? — предложил он с улыбкой. Марини кивнул. — Когда-нибудь и ты поймешь, — проговорил Де Карли, вернувшись к игре. — Пойму — что? — Почему мы за нее горой. Тебя это тоже коснется. 42 Лес, Травени-Аберлиц, 1988 Жаркое полуденное солнце нагревало покосившиеся доски заброшенной постройки, высвобождая аромат старой древесины, пахнувшей медом и сеном. Лес, колышимый слабым ветерком, переливался всеми оттенками зеленого. В траве ярким бисером роились трудяги насекомые и невидимая глазу цветочная пыльца. Мелодичные трели птиц вечером сменялись стрекотом цикад. Ребенок изучал этот мир сквозь щель в дощатой стенке. Когда на смену лютой зиме приходило жаркое лето, щель становилась все шире и шире. Маленькие пальчики высовывались наружу и свободно плясали в воздухе. Лесные звери привыкли к ним и перестали бояться. Порой они подходили вплотную к маленькой ручке, чтобы лизнуть ее или потереться шерсткой. Он ждал этого трепетного прикосновения и ощущал, как под звериной шерстью стучит такое же, как и у него, сердце. Впервые он ощутил это ночью, две весны назад. Вжавшись всем телом в стенку, он вытянул, насколько мог, руку вперед. Положив одну ладошку на грудь оленя, а другую — на свою собственную, он ощутил биение жизни, которое сливалось в унисон с криками совы, журчанием ручья и ночными шорохами. Он замер, всматриваясь в звездное небо, а рядом с ним, по другую сторону стены, недвижимо стоял олень. Он выучил небесную географию над своей головой: движение звезд и луны, ход времени и чередование времен года, циклы жизни и смерти в лесу. Через крохотную щелку он видел, как рождаются и засыпают навечно лесные звери, превращаясь в прах. Видел, как самки выбирают самцов, и спрашивал себя, как он появился на свет. Намотав нитку на палец, он завязал узелок и просунул нитку в щелку. Припав ухом к стене, прислушался к еле слышному шелесту выбравшихся на солнышко ящериц. Подходящего момента пришлось дожидаться довольно долго: впрочем, времени у него было предостаточно, да и терпеливые лисьи повадки стали частью его натуры. Дернув за нитку, он затянул петлю вокруг ящерицы и потянул на себя. В его руках затрепыхалось зеленое, почти невесомое создание. Он осторожно сжал ящерицу и понес в самый темный угол. Там, куда не проникал солнечный свет, обитало существо, которое с недавних пор составляло ему компанию. Оно без всякой причины боялось всего живого. Поэтому он оберегал существо, как оберегают самки своих детенышей. Он тихонько окликнул существо, но оно не вышло из укрытия. Он бросил ему кусочки еды, но и это не помогло. Тогда он опустил ящерицу на пол и, держа за нитку, заставил бегать туда-сюда. Наконец в углу что-то зашевелилось. Из темноты показалась детская рука. 43 С разрешения главного следователя Тереза перебазировала своих людей в полицейский участок Травени, чтобы сэкономить время и ресурсы. Однако истинная цель перевода заключалась в другом. Чутье подсказывало комиссару, что вскоре там что-то случится. Смерть еще не закончила своих дел в Травени — Тереза в этом не сомневалась.