— Ты еще наивнее, чем я думала. Но нет, я не такая умная, это была случайность. — И секс той ночью был частью игры? Ты решила со мной переспать, чтобы потом притвориться спящей и предоставить мне свободу. Так? Элена посмотрела на него холодно. — Я думал, тебе хоть немного понравилось, — с болью сказал Сарате. — Не расстраивайся, мне было хорошо в постели. Одно к другому не имеет никакого отношения. Он изобразил саркастическую улыбку. Он уже знал ее, знал, что она не станет восстанавливать отношения между ними. Скорее наоборот, ее убийственный юмор окончательно их уничтожит. — Ты хотя бы могла быть со мной честной. — Тогда я бы не обнаружила нестыковку в расследовании убийства Лары. — Я имею в виду, ты могла бы рассказать мне о своих сомнениях относительно Сальвадора. Мы могли бы вместе придумать, как решить эту проблему. — А ты бы меня понял? Ты зациклился на защите Сантоса. — По крайней мере, я не принимал бы участия в бессмысленном задержании, целью которого было убрать меня из отдела. — Бессмысленных задержаний не бывает. — А как насчет Камило? Сарате взял со стола фотографию. Показал Камило Кардону в тюрьме и ткнул пальцем в культю левой руки. — У него ампутирована рука. Как он мог убить Сусану таким способом? Элена посмотрела на фотографию, на Камило, сплошь покрытого татуировками. Самая заметная была на груди. — Если он водит гоночные машины, то способен и убить. — Просверливая отверстия в черепе? Это невозможно сделать одной рукой. — В любом случае тебя это больше не должно волновать. Ты отстранен от дела. — Что? — Что слышишь, — твердо сказала Элена. — Можешь вернуться в свой участок в Карабанчеле. Уверена, там по тебе скучают. — Ты не отстранишь меня от дела только потому, что тебе неудобно мое присутствие. Элена вскочила, и прядь волос упала ей на лицо. — Убирайся отсюда, и чтобы ноги твоей больше не было в моем доме, и в отделе тоже. — Я не уйду, пока не объяснишь, почему ты меня выгоняешь. — Ты украл бумагу из дела, чтобы защитить коррумпированного детектива. Это серьезный проступок. — Я сделал это по личным причинам, я уже говорил. — Восемь лет назад у меня похитили сына. Полиция не начала поиски вовремя, не распространила фоторобот, который я им сама предоставила, не проверила известных педофилов, и все из-за нерадивости, халатности и непрофессионализма. Тогда я поклялась, что не потерплю ни одного нарушения в нашей работе. Так что не проси меня закрывать глаза на подобные вещи и вести себя так, как будто ничего не произошло. Потому что это не так. Сарате молча смотрел на нее. Элена задыхалась от гнева. Прядь волос медленно колыхалась. Ничего не сказав, он повернулся и ушел. Инспектор налила стакан граппы и одним глотком осушила его. Села. Посмотрела на фотографию бывшего заключенного. Что-то привлекало ее внимание. Татуировка на груди. Змея, свернувшаяся кольцом. Она взяла фотографии вскрытия. Посмотрела на отверстия в черепе. Они похожи. Но они круглые, а все круги похожи. Хотя, может, сходство не только в этом. Она взяла фотографии, изъятые в камере Мигеля, и разложила их по одной. И вдруг увидела то, чего не замечала раньше. Круги. Круги повсюду. Мигель фотографировал солнечное затмение, олимпийские кольца из цветов или веток, чашку кофе на столе и грудь Камило со змеей, свернувшейся кольцом. Элена посмотрела на разметку, сделанную на головах обеих девушек. Круги. Глава 64 Камило Кардона снимал квартиру в районе Вальекас с двумя соотечественниками. На стенах висели постеры со спортивными автомобилями и видами Колумбии. Элену он встретил недоверчиво, но расслабился, увидев, что она знает модели автомобилей. Она подвела его к окну и показала свою «Ладу-Риву», припаркованную на улице. Советский автомобиль, коллекционный, она ездила на нем по Мадриду. — Я такого не знаю, — сказал Камило. — И пробег, похоже, небольшой. — Откуда ему взяться, я не участвую в нелегальных гонках. Камило снова посмотрел на нее с подозрением. Когда она позвонила в дверь и представилась инспектором полиции, он испугался, что его арестуют из-за гонок. Потом успокоился, когда она стала с интересом рассматривать постеры. И вдруг это упоминание о его незаконном увлечении. Она играет с ним? Чего она хочет? Она заметила его тревогу и попыталась ее рассеять: — Скажи, почему ты сделал татуировку на груди. — Эту, со змеей? Я сделал ее в тюрьме, сокамерник уговорил. Но теперь уже жалею и хочу ее удалить. — Почему ты хочешь ее удалить? — Моим друзьям не нравится. Они говорят, мне промыли мозги. — Почему им не нравится твоя татуировка? По-моему, очень мило. Камило несколько секунд смотрел на нее в задумчивости. — Я покажу вам кое-что. Он повел ее по узкому коридору, который вел в спальню. Там стояли две односпальные кровати, разделенные небольшим столом с изображениями Девы Марии. В изголовьях висели распятия, а на стенах — картины на библейские сюжеты в резных разноцветных рамах. — В этой комнате спят мои приятели, не дай бог узнают, что мы сюда заходили. Как видите, они очень религиозны. — А ты где спишь? — Я сплю здесь. Он открыл дверь в конце коридора. Элена ничем не выдала удивления при виде обстановки комнаты. Все стены были увешаны рисунками и гравюрами в форме круга. На одном из них был изображен человек, привязанный к столбу, из живота у него вылезала крыса. — Я сменил религию. И моим друзьям это не нравится. — Что это за религия? — Митраизм. Знаете такую? — Она еще дохристианская. Что-то коснулось ног Элены. И она замерла от ужаса, увидев огромную змею, свернувшуюся вокруг ее икры. — Не волнуйтесь, она не опасна, у нее удалены ядовитые железы. — Это законно — держать такую змею в квартире? — Понятия не имею. — Камило присел на корточки, схватил змею своей единственной рукой и посадил в террариум в углу комнаты. — Время от времени я отпускаю ее, чтобы она чистила мою комнату от насекомых. Элене все еще было не по себе. — Змея как-то связана с этой религией? — Это символ. У моих друзей есть Дева Мария, а у меня — змея. — Но тогда почему ты сожалеешь о татуировке? — Потому что они перестали со мной разговаривать. Считают, что у меня крыша поехала. А мне что делать? Если выбирать между этой чушью и моими друзьями, я выбираю друзей. — Ну, тогда с тобой все не так уж плохо. И кто рассказал тебе об этой религии? — Мой сокамерник. Он фанатик. — Мигель Вистас?