— Мишель, — взвесив все за и против (последнего, кстати, было гораздо больше), всё-таки известила чёрного девушка. — Как шоколадка, — смешливо фыркнул, тепло улыбнувшись, колдун. — Чего?! — Мишель даже встрепенулась, оскорблённая до глубины души. Себе она шоколадку ну ни в коем случае не напоминала. — Имя, — насмешливо пояснил Себастиан и мягко потянул, — Мише-е-ель. Горькая с первого кусочка, но сладкая на последнем, чуть подтаявшая шоколадка. «Извращенец», — мрачно пробормотала про себя девушка, выгнув тонкую бровь. — Странные ассоциации, — буркнула уже вслух. Вмиг навалилась вся усталость прошедшего дня, спорить совершенно расхотелось. Надоело. Воровка коротко зажмурилась, едва подавила зевок. — Ничуть. Пойдёшь спать? — мигом заметил перемену в настроении собеседницы Себастиан. — Угу, — коротко, не открывая рот, согласилась Мишель. Напряжение потихоньку отпускало воровку, глаза начинали слипаться. По опыту она уже знала, что ещё пару минут, и её будет уже не поднять из этого кресла… Добровольно, по крайней мере. — Ну, пошли, — Себастиан легко поднялся, вытянул за правый локоть из кресла вялую девушку. Мишель поморщилась, но от помощи отбиваться не стала — от долгого сидения в неудобной позе ноги затекли, при выпрямлении же мигом занемев, а затем и заколов. Воровка качнулась, пару мгновений, нарочно не поднимая глаз на чёрного, потопталась на месте, восстанавливая кровообращение. Нехотя сунула голые ноги в тапочки. Колдун понимающе не вмешивался, всё также продолжая легко сжимать руку воровке. Мишель качнулась уже намеренно вперёд, сделала мелкий шаг, выражая готовность идти. Смотреть на чёрного не хотелось. Себастиан фыркнул и повёл. Ещё привыкнет. * * * Уже через минуту Мишель оказалась в дверях той же «голубой» комнаты. Колдун, обходительно поцеловав запястье, пожелал покойной ночи и тут же удалился. Щёлкнул замок. А девушка, застыв напротив закрытой двери, расфокусированным взглядом вперившись в ручку, приводила мысли в порядок. Наконец, относительно разложа всё по полочкам, зевнула, воспитанно прикрыв рот ладошкой и глубоко вздохнув, пошла умываться и спать. И уже лёжа в кровати, от чего порядком уже успела отвыкнуть за полторы недели своих «странствий», на грани сна и яви, в голове воровки всплыло несколько занятных деталей: Порезанную ладонь чёрный так и не прокомментировал. … а глаза у него медовые — сразу пришло сравнение к Мишель. Насыщенно золотые, тёплые, со светлыми, вызывающе яркими прожилками, тянущимися от самой радужки к зрачку, окаймлённому неровной, тонкой полосой, кое-где отливающей тёмно-зелёным, а то и синим. Красиво, необычно. … и руки тёплые, даже горячие. … пахнет чем-то терпко-сладким, живо напомнив воровке бабушкину выпечку с черёмухой. Интересно, это парфюм или собственный запах? «Золотистый, горячий и сладкий, — проскочила мимолётная мысль, заставив уже почти заснувшую девушку тихо фыркнуть, — вылитый пирожок… поганка с сахаром». * * * «Какого чёрта?!» Именно с этим вопросом резко села в кровати Мишель, когда мгновение назад рядом приземлилось нечто тяжёлое… причём приземлилось так, что девушку аж подкинуло на матрасе! Воровка порывистым злым движением откинула с лица нависшие волосы и тут же благоразумно прикусила язык, удерживая рвущиеся ругательства — нечто оказалось довольным до безобразья колдуном. Цветущий вид чёрного раздражал, девушка прикрыла глаза, прижав к вискам прохладные кончики пальцев. Нет, не раздражал… бесил до потери пульса! Мишель глубоко вздохнула, унимая злость, порелаксировав с минуту, наконец подняла веки, абсолютно спокойно склонила голову к правому плечу, безмятежно улыбаясь на хитрый испытующий взгляд: — Сколько времени? — почти что пропела, щурясь. — Пол одиннадцатого, — всё также легко улыбаясь, покосился на наручные часы Себастиан. — Так рано? — тем же тоном неприятно удивилась Мишель, едва сдерживая раздражение. — Рано?! Солнце давно встало, самый разгар дня! — изобразил на лице возмущение, напополам с недоумением колдун. Девушка, закатив глаза, упала обратно на подушку. Закрыла лицо ладонями, простонала: — Да что ж такое… Вот теперь я верю, что тебе двести лет! — Пф, — чёрный перевернулся на спину, вперил взгляд в потолок, — просто кто-то чересчур ленив. — Кто бы это мог быть? — тихо буркнула девушка и, отняв ладони от лица, требовательно скосила глаза на Себастиана. С намёком потянула, ибо притворятся как-то уже надоело: — Доброе утро. — Доброе! — ярко, солнечно улыбнулся колдун. — А у нас сегодня шопинг! Ты рада? — Безумно, — уныло сказала воровка, закатив глаза. — Что за неправильная женщина? — Себастиан деланно огорчился, покачал головой, не увидев на лице Мишель и тени радости. Воровка благоразумно промолчала. — Итак, на сборы полчаса. Постарайся вложиться. И, послав воздушный поцелуй, удалился. Девушка едва дождалась, пока тихо стукнет, закрываясь, дверь. Зло стукнула кулаком по подушке, таки прошипев сквозь зубы ругательство. Полегчало. Совсем немного, правда. Закалённая в условиях общежития воровка уложилась в пятнадцать минут и то, не особо торопясь. Вещи свои она обнаружила на краю матраса, ботинки рядом на полу, куртку, к сожалению, обнаружить не удалось. Оставшееся же время девушка предпочла провести с пользой, а конкретнее: пыталась достучаться до дара. О чём горько жалела уже спустя десять минут, свернувшись клубочком на развороченной после ночи кровати. Нет, сначала вроде бы даже получалось — сосредоточившись, Мишель вновь почувствовала тот неприятный холодок вокруг солнечного сплетения. А вот попытка прорвать его, пожалуй, и стала роковой. Шар некогда бывший просто раздражающе холодным, нагрелся — радовалась девушка лишь первые секунды, ровно до того момента пока не поняла, что накаливание останавливаться на достигнутом не собирается. И вот, вцепившись зубами в одеяло (кажется, так было легче) и тихо поскуливая от кошмарной боли, она лежит, свернувшись клубочком. Лежит, прижав ладони к груди, предельно ясно осознавая, что когда медленно, миллиметр за миллиметр растущий, кипящий шар достигнет сердца, она умрёт. Умрёт, не имея сил даже позвать на помощь, ведь для этого нужно хотя бы разжать зубы. Облегчение пришло неожиданно, просто в какой-то момент Мишель поняла, что сидит на ком-то спасительно холодном, прохладные ладони лежат у неё на животе, даруя долгожданное облегчение, а она сама, уткнувшись лицом в мужскую грудь, ревёт. 08 — Фетишист? Себастиан, отняв руки от груди глухо всхлипывающей девчонки, обнял трясущееся тельце, с удобством устроив подбородок на тёмной макушке. Бестолочь, даже наказывать её не хотелось. — Итак, неуч, — произнёс чёрный, выждав с десяток минут, Мишель в его руках напряглась, поморщилась, — осознаёшь косяк? — Честно? — девушка подняла голову, встречаясь с ироничным взглядом колдуна. — Нет. — Даже так? — светлые брови удивлённо приподнялись. — Сколько тебе было, когда умер твой Старший? — Э, — недоумённо моргнула воровка, неловко пожала плечами. — Старший? — Тот, что опекал, может быть, учил, — закатив глаза, поясни колдун и тут же в сторону мрачно буркнул: — Что очень сомнительно. — Н-ну, — потянула Мишель с некоторым сомнением, дипломатично сделав вид, что не расслышала последнюю фразу. Оспаривать правду смысла не было, она действительно знала мало, а умела ещё меньше. Но себе она этого не скажет. Никогда. — Хорошо, — тихо вздохнул Себастиан, — с кем ты жила до детдома? — Лет до двух-трёх с матерью, пока… — девушка несколько смущённо отвела взгляд, поёрзала, пытаясь ненавязчиво сползти с колен чёрного, поморщилась, когда рука на пояснице сжалась сильнее, нехотя буркнула, — она не спилась, отец ушёл, я переехала к бабушке. Мне было лет пять-пять с половиной, когда она заболела и умерла, потом (с месяцок) непутёвую мамашу лишили родительских прав и здравствуй детдом. Как-то так. — Расскажи мне про бабушку, — колдун поудобней прижал к себе воровку, пресекая всякие попытки отстраниться, нагло ухмыльнулся на возмущённый взгляд. — Зачем? — неприязненно буркнула надувшаяся девушка, поёрзала, упершись ладонью в грудь Себастиана. — Мишель, — тихо позвал чёрный, да таким тоном, что у Мишель мигом пропало всякое желание спорить и дуться. Девушка тяжело вздохнула, искренне пытаясь припомнить что-нибудь кроме ласковых рук, запаха черёмухи и свежего хлеба. Не получилось, слишком мала она была. — Около восьмидесяти лет, жила в деревне, — выдала общие сведенья Мишель, чтобы хоть что-то сказать. — А выглядела на сколько? — моментально осознав затруднение, задал наводящий вопрос чёрный. — Да то ли я помню — десять лет прошло! — повысила голос воровка, нервно передёргивая плечами. Вновь попыталась отстраниться. — А ты вспомни, — с нажимом произнёс Себастиан, напрягаясь и почти без усилий удерживая её на месте. — Может, — Мишель раздражённо фыркнула, прикрыла глаза, смутно воскрешая в памяти черты родного лица, — чуть помоложе. Но когда заболела, мигом нагнала, а то и перегнала.