Оставшиеся молча посмотрели ей вслед, затем Майя вытащила ноги из воды и тоже направилась в дом. – Идем, Хоакин. Подрисуем на семейных фото усы. Он усмехнулся. Какая роскошь – иметь такую возможность! – Сейчас приду, – кивнул он. После того как девочки скрылись за дверью, Хоакин взял сачок для бассейна, выловил окурок, швырнул его за забор и только тогда пошел внутрь. – Эй, есть минутка? – спросил он. Марк и Линда одновременно повернули головы. – Конечно, дружище, – сказал Марк. Руки у него были в мыльной пене – он заканчивал мыть тарелки. Линда тем временем собирала мусор в мешок, который позже предстояло вынести Хоакину. – В чем дело? Хоакин прислонился к дверному косяку, стукнув в него костяшками пальцев – как будто наудачу. – Просто хотел поговорить о, гм… об усыновлении. – Подбородок Марка окаменел; во взоре Линды вспыхнула надежда. – Я тут подумал и… В общем, наверное, нам не стоит этого делать. – Свет в глазах Линды мгновенно померк, точно его задули. – То есть не то чтобы мне здесь было плохо… Мне очень, очень нравится жить с вами. – Нам тоже очень нравится, что ты с нами, Хоакин, – промолвила Линда. – И так будет всегда. Ты это знаешь. Он действительно это знал. Его мозг знал это на все сто процентов. А вот остальная часть Хоакина этот факт воспринимала с трудом. – Просто я считаю, что, раз сейчас все идет замечательно, наверное, не надо пока ничего менять? – Его голос приобрел ту же восходящую интонацию, какую вчера он слышал у Майи: вопрос вместо утверждения. Линда кусала губу, Марк просто кивнул. – Ты совершенно прав, приятель, – сказал он. – Для нас важно, чтобы ты не испытывал неудобств. Твои желания – наши желания. У Хоакина словно камень с души свалился. Он даже сумел выдавить из себя улыбку. – Круто, – выдохнул он. – Здорово. Спасибо. Правда, я очень вам благодарен. Я не обманываю. – Хоакин, ты не обманщик, – сдавленно произнесла Линда. – Мы никогда не считали тебя лгуном. – Круто, – снова повторил он, не зная, что еще сказать. – Я тогда вынесу мусор, да? Только этот мешок? Ему почти удалось улизнуть через заднюю дверь, однако оклик Марка заставил его замереть. – Хок? Хоакин обернулся; Марк стоял рядом с Линдой, одной рукой обнимая ее за плечи, и костяшки пальцев у него побелели от напряжения. – Да? – Бьюкенены… Хоакин, мы никогда… Мы никогда не поступили бы так, как они. Ты ведь знаешь, да? Мы тебя любим. Что бы ни случилось, ты – наш. Хоакин заставил себя кивнуть. – Да, конечно, – пробормотал он. – Я сейчас вернусь. Пытаясь унять учащенное сердцебиение, он задержался возле мусорного бака на минуту дольше обычного. «Ты можешь отвечать за свои поступки», – с утра сказал он Майе и осознал, что это на самом деле так. Он слишком сильно любит Марка и Линду, чтобы позволить им усыновить его, и если решение за ним, то он его принял. И поступил правильно, напомнил себе Хоакин, возвращаясь в дом. Грейс – Вот здесь, – произнес Рейф достаточно громко, чтобы слышали другие сотрудники магазина, – представлен наш лучший ассортимент пласторезок-куборезок. Они нарезают овощи пластинками и кубиками, просто название не самое удачное. А вон там… Они ушли? Грейс заглянула за угол. – Эм-м-м… да. Противник не обнаружен. – Уфф. – Рейф облегченно ссутулился. – Изображать работу гораздо труднее, чем работать на самом деле. – Забавно. – Грейс потрогала одну из прихваток для горячего в форме цыпленка. – Симпатичная штучка. – На чей-то вкус – да, – отозвался Рейф, снимая через голову лямку фартука. – Кстати, спасибо, что заглянула ко мне после работы. – Спасибо, что написал, – сказала Грейс. – Приятно, когда есть повод сдуть пыль с телефона. – Да ладно, не прибедняйся. Я в курсе, что мама постоянно пишет тебе, – подмигнул Рейф. Он был одним из немногих знакомых Грейс, кто по-настоящему умел подмигивать, а не выдавать нечто, больше похожее на дурацкое моргание, и это ей в нем нравилось. – Где будем есть? Опять в той темной кабинке в соседней закусочной? Грейс кивнула. Разумеется, стыдилась она не Рейфа, а только саму себя. – Что ж, отлично, потому что в полумраке залежалые сэндвичи кажутся гораздо вкуснее. – Рейф сложил фартук и жестом указал на дверь с табличкой «Вход только для персонала». – Сейчас отмечусь, и мы свободны. – Он многозначительно поиграл бровями, и Грейс в ответ шутливо пихнула его в плечо. – Люблю, когда в женщине есть капелька жестокости, – бросил Рейф, проворно шмыгнув за дверь прежде, чем Грейс успела стукнуть его как следует. – Короче, выяснилось, что Майина мама – алкоголичка, – по пути сообщила Грейс. Она держалась поближе к стене, чтобы Рейф прикрывал ее с другой стороны от случайных взглядов. – Ничего себе. Майя сама тебе об этом рассказала? – Ее мама упала и разбила голову, поэтому Майя позвонила мне. Я рассказала родителям, и дело кончилось больницей. – Грейс до сих пор видела перед собой бледное лицо и расширенные от ужаса глаза Майи, которая не отпускала руку Лорен даже после приезда семьи Грейс. – На следующий день ее маму положили в реабилитационную клинику. В общем, жуть. – Да уж, – согласился Рейф. – Так, дай угадаю. Теперь ты боишься, что родители Персик разведутся и станут алкоголиками? Он сказал это не всерьез, так что Грейс не задумываясь толкнула его бедром. – Ничего подобного, – с укором проговорила она. Вспомнила письмо и фотографию Персик. – На прошлой неделе я получила от них весточку. Персик – в очень хорошей семье. Рейф удивленно изогнул бровь. Таких выразительных бровей Грейс больше ни у кого не встречала. Если, конечно, это не нервный тик, подумала она. – Правда? Что-то вроде благодарственного письма? – Ну да, типа того. Написали, как ценят мой дар и как сильно любят Персик. А еще приложили фото: Персик в матросском костюмчике. – Они молодцы, что сделали это. – Ага. Пообещали, что в течение всего первого года будут присылать мне письма и фотографии. – Грейс словно бы со стороны уловила нарочитую бесстрастность своей речи. – И тогда я задумалась о том, чтобы найти свою маму. Нашу маму. – Майя и Хоакин тоже этого хотят? – О боже, нет. Говорят, если она нас бросила, с какой стати ее искать? Хоакин – тот вообще против. Столько лет по приемным семьям, понятное дело. Рейф как будто прирос к полу. – Так тебе и заявили? – от удивления он разинул рот. – При том, что знают о Персик? Грейс пожалела, что вообще заговорила об этом. – Ну… они пока не знают. Я им еще не говорила. И вряд ли скажу. Рейф зажмурился, прикрыл лицо ладонью и застонал. – Ладно, – вздохнул он, открывая глаза, потом взял Грейс за руку и развернул в противоположную сторону. – Сэндвичи отменяются, – заявил он. – Для такого разговора нужна жареная картошка. – Все не так плохо, – нерешительно сказала Грейс, однако не сопротивлялась, когда он повел ее мимо фонтана. – Все еще хуже. Поверь мне на слово. – И как долго ты собираешься скрывать свою биологическую дочь – которой, между прочим, дала прозвище в честь фрукта, – от биологических брата и сестры? Один мой друг просил узнать. Грейс устало закатила глаза и обмакнула ломтик картофеля в плошку с майонезом со своего края. – Какая гадость. – Рейф взял ломтик и показал на картошку Грейс. – Майонез – дьявольский соус. – Вот и хорошо, мне больше достанется. – Она закинула картофель в рот и подмигнула. Вышло хуже, чем у Рейфа, но попытку Грейс себе засчитала. – Майя и Хоакин тоже обожают майонез. – По ходу, проявляется рецессивный ген, – рассудил Рейф и передвинул к себе пластиковую бутылку с кетчупом. – А мне нравится называть ее Персик, – сказала Грейс.