— Вы девушка, Глеба? — прищуривает глаза как он. Как же они похожи с Морозовым. Одно отличие — губы. У него они пухлые и чувственные, у неё — две тонкие полоски. — Мы скорее друзья… Она вскидывает бровь вверх и закладывает руки в карманы халата. — С каких пор он с девушками дружит? — С недавних… — Чай будете? — С удовольствием, — соглашаюсь. — Как вас зовут? — спрашивает у меня, доставая чашки из шкафа. — Ол… Алина, — чуть не выдаю настоящее имя. — А меня Людмила Николаевна. Вам с лимоном или без? — С лимоном. Она отрезает две дольки и кладёт в чашки с чаем. Одну подаёт мне, а сама садится напротив. Изучает внимательно. — Глеб чай не пьёт, кофе хлещет как бык помои. Столько раз ругала его за это, но как об стенку горох. — Так что с ним случилось? — напрасно, что ли приехала на другой конец города. — Ой, Алиночка, даже не спрашивайте! Жуть и ужас… Я даже решила остаться у него ещё на несколько дней. Представляете, пошёл вчера утром выгулять собаку, а намордник дома оставил. Так эта шавка блохастая сцепилась с такой же себе подобной, а Глеб полез их разнимать. Вот они его и подрали. — Дикий укусил Глеба? — не верю. — И он тоже. Столько раз говорила ему избавиться от этой скотины. Но нет же! Он у него дрессированный! Вот тебе и дрессура! Хозяина порвал. Так этот дурачок, вместо того, чтобы ехать в больницу, сначала в ветклинику псину повёз, а только потом поехал сам. Пятьдесят швов наложили. Пятьдесят! На руках живого места нет. И от госпитализации отказался, — чуть ли не навзрыд. — Шрамы теперь останутся. Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Я в обмороке! — И узнала я обо всём не от него, — продолжает Людмила Николаевна. — А от полицейских, которые пришли. Собака, с которой сцепился этот монстр, оказывается, сдохла от потери крови. И, слава Богу! Только теперь Глеб должен хозяевам компенсировать потерю «друга» и штраф за выгул собаки без намордника в общественном месте. Вот такие дела… — Жесть… — Не то слово, Алина. — Можно же в суд подать, Глеб тоже пострадал, — кручу чашку. — Глеб — дурак! — резко. — Сам полез к ним голыми руками. Теперь на уколы от бешенства ездить и на перевязку. А укусы очень долго заживают. — Да, я знаю. Меня в детстве тоже собака кусала… — Вот объясни мне, зачем ему эта шавка? — смотрит на меня. — Я не знаю… Он её любит… — Говорит, от одиночества завёл. Девушку лучше бы завёл, дурень! Извините, Алина, — решает, что меня её слова задели. — Ничего страшного. Из прихожей слышится звук открывающейся двери. — А вот и Глебушка пришёл, — говорит громко и по-доброму его мать, чтобы он услышал, и направляется к нему на встречу. — Мам, ты чего? — передаёт ей пакет с продуктами и снимает куртку. — А у нас гости, вернее гостья, — ласково. Глеб глядит с подозрением на маму и проходит на кухню. — Алина? — Привет! — смущённо зажимаю кисти рук между бёдер. — Не ожидал, что ты зайдёшь. — Как Дикий? — не знаю, что спросить, ещё и его мама так странно на меня смотрит и улыбается. — Плохо, но врачи стараются… — Вот и хорошо. Я, пожалуй, пойду, у меня сегодня ещё смена ночью, — встаю с желанием сбежать. Не думала, что он так быстро вернётся. — Уже? — встрепенувшись, Людмила Николаевна. — Я узнала, что хотела, так что пора и честь знать, — дергаю плечами. — Я провожу, — глядит на меня Глеб так, что всё вибрирует внутри. Конечно, дура! Сперва выгнала, а сейчас сама к нему припёрлась. А может быть, я раскаялась? Ну а что⁈ Я девушка, мне всё можно! Глава 17 Глава 17 — Зачем пришла? — перехватываю Белку у лифта. — Хотела узнать, как ты. Твоя мама любезно всё рассказала. Вижу, что ты себя неплохо чувствуешь, — вот язва. — Ага, пока на обезболивающих… — Больно, да? — появляется искреннее сочувствие в её глазах. Она слегка касается моей руки. — Фсс…- делаю вид. — Прости…- закрывает руками лицо. — Я пошутил. — Дурак! — ударяет ладошкой по плечу. — А вот теперь больно, — корчусь. Попала как раз в зашитое место. — Прости, прости, прости…- обнимает меня. — Давай в лифт войдём. Не нужно маме видеть наш разговор, она наверняка в глазок подглядывает. — Она у тебя хорошая. Заботливая… — Ты её плохо знаешь, — пропускаю Белку вперёд. Мама у меня — тиран. — Значит, я прощён? — нависаю над ней, пока мы едем вниз.