— Как и всегда. А вы что, хотите в нем остановиться? Не советую: пока прогреется дом, пройдет часа три, а то и четыре. Давайте ко мне. Посидим, хряпнем по рюмочке хереса или чего-нибудь, закусим, как полагается, поговорим о делах наших тяжких. Глава шестая Участковый Францев с самого начала почти не сомневался, что Черноудову убила Краснова. Причем сделала это лично, а не попросила кого-то из своих подручных. Смущало только, зачем она оставила свой нож, который мог быть опознан, в теле жертвы. Конечно, таким приметным ножичком мог воспользоваться какой-нибудь посторонний, чтобы подставить Варвару-Красу, и для того этот человек и уничтожил свои следы на рукояти ножа. Но посторонний человек вряд ли мог скрытно завладеть приметной вещью, если финка постоянно находилась в сумочке рестораторши. Значит, это сделал кто-то из ближнего круга. И, скорее всего, кто-то из мужчин, если судить по силе и точности удара. А близких мужчин у нее было не так уж и много: по крайней мере, двое точно имели доступ к ее сумочке: Артем Головкин и Сергей Холодцов. Если верить Красновой, они даже дрались из-за нее. Теперь остается определить по биллингу номеров телефона, где находился каждый из этих мужчин в момент убийства Алевтины Черноудовой. Но заказать биллинг он не мог, надо было связываться с начальником РУВД, а тот ответит, что они этим делом не занимаются, и посоветует обращаться в районный Следственный комитет, но лучше и этого не делать, а заниматься своими прямыми обязанностями — профилактикой борьбы с преступностью на вверенном ему участке. И тогда Николай решил позвонить Кудеярову. Позвонил и спросил: — Ты где? — Собирался зайти к писателю, но теперь решил сначала заскочить к соседям убитой. — К Диденко? Рановато еще: сам Юрий Юрьевич раньше восьми вечера домой не приезжает, а его жена ничего нового не скажет. Это ведь она после того, как другая женщина обнаружила тело, а потом в панике прибежала к Диденко, позвонила в полицию. Начальство приказало мне немедленно отправляться на место убийства и опросить свидетелей. Я опросил и Наташу, и ту женщину. Наташа рассказала все, что знала о соседке: она очень наблюдательная дама… Они, кстати, дружили… Но я вот чего звоню… Тут покумекал немного и понял, что убийство дамы с собачками, то есть убийство той девушки, совершил кто-то из мужчин, близких к Варваре Красновой, а потому не мог бы ты… — Я уже послал запрос на биллинг телефонов Головкина и Холодцова, — опередил его вопрос Павел, — но мне кажется, что он ничего не даст. Вряд ли кто-то оставил бы нож на месте преступления. — А если это сделал Артем, чтобы отомстить бывшей любовнице за то, что его избили? Специально оставил в теле нож, чтобы подставить Краснову. — Он мог это сделать, если бы был круглым дураком. На момент убийства у Варвары стопроцентное алиби, она находилась в зале своего ресторана, и ее видели два десятка людей, по крайней мере, не считая персонала. — Может, проверить у нее наличие ножа? Пусть предъявит его. — Она может сказать, что ножа у нее не было никогда или что потеряла его. Но, скорее всего, она приобрела такой же или очень похожий. — И что нам сейчас делать? — расстроился Николай. — Работать. Разрабатывай обоих этих деятелей: и Холодца, и Артема. В интернете не ищи — там нет ничего: я уже проверял. Так что действуем по старинке: работаем ножками… На этом Павел решил закончить разговор, но не удержался и сообщил о своей беседе с Дробышевым, не сказав ничего о ее содержании, но потом, однако, добавил, что Эдуард Иванович работает вместе с мужем Алены Сорокиной, которая трудится за стойкой в ресторане «Вертолет». — То есть получается, что и Санек Сорокин мог быть знаком с Черноудовой. Но он-то точно не убийца: парень хоть и контужен, но безобидный. — Я и не говорю, что он мог убить, но он может знать, кто это сделал. Знает и молчит. — Это да, — согласился Францев, — он вообще говорить не любит. Он даже, когда время спрашивает, не говорит ни слова, а только на часы показывает. От него информацию получить — это… — В этот момент Николаю поступил еще один вызов. Теперь с ним хотела пообщаться Лена, причем она была так настойчива, что участковый понял, что у жены что-то важное, и он сказал Павлу: ладно, поговорю с ним. Переключил аппарат на вызов жены и спросил: — Что у тебя? — Я тут все время думаю о твоем предложении, — радостно защебетала Лена. — Каком? — не понял Францев. — Ты предложил мне вместе с тобой заняться разыскной деятельностью. Я обдумывала, с чего надо начать, выбегала в магазин и тоже думала. И тут вижу — мне навстречу идет Батон. — В каком смысле? — тихо спросил растерявшийся Николай. — В смысле училка эта, которую все Батоном называют. — Илона Полуверова, — вспомнил участковый и выдохнул, — тьфу, а я-то подумал… — Так она сама подошла, — продолжила Лена, — и начала интересоваться Кудеяровым. Будто бы у нее для него есть важная информация по убийству той девушки. Я сказала, что у Кудеярова нет времени и просто так он не будет ради нее… Тогда она шепнула, что почти точно знает, кто убил. — Когда Следственный комитет искал свидетелей, все молчали! — возмутился Францев. — А теперь каждый все знает! Она назвала имя убийцы? — Мы как раз в «Пятерочку» зашли, а там много народа толкалось, и она сразу замолчала. — Откуда Батон Черноудову знает? — По ее словам, еще давно познакомились в «Вертолете», рядом сидели, разговорились, а потом обменялись телефонами. — Полуверова — известная сплетница, и если бы она знала что, то давно бы уже по всему Ветрогорску звон шел, — не поверил Николай, — и вообще, на какой теме у них дружба организовалась? Лена пожала плечами и вспомнила: — Мы разошлись по разным отделам, потом я ее искала, но не нашла, увидела только через стеклянную стену, как она быстро-быстро по улице улепетывает. — Трепло она, — сказал Францев, — но реагировать надо. Сегодня вечерком заскочу к ней. А ты не знаешь, почему ее Батоном прозвали? — Так она любит в гости заходить без приглашения, всегда говорит, что на пару минут, потом предлагает хозяевам чайку попить и, садясь за стол, разрезает батон белого хлеб вдоль пополам, берет половину, намазывает сливочным маслом, а сверху еще толстый слой варенья или джема. Она знает про свое прозвище, злится, но ничего с собой сделать не может, как загипнотизированная. — Тяжелый случай, — согласился участковый, — только что ее связывало с той девушкой? — Не знаю, — ответила жена, — возможно, Полуверова была нужна ей как источник информации, ведь Батон всегда в курсе всего, даже если ничего не происходит. Глава седьмая И все-таки Кудеяров решил заглянуть к соседям убитой Черноудовой. До ее домика не доехал совсем немного и остановился у ворот предпоследнего участка на улице. Этот дом был, как и все остальные в поселке, из красного кирпича. Только домик убитой девушки казался маленьким уродцем возле этих красавцев. Маленький, неказистый, каркасный, обшитый недорогими стеновыми панелями под красный кирпич. Павел подошел к воротам и нажал кнопку переговорного устройства. — Вы к кому? — прозвучал женский голос. — Подполковник юстиции Кудеяров, Следственный комитет Российской Федерации. Хотел бы пообщаться с вами. Щелкнул открываемый замок, Павел вошел в калитку, от которой к дому вела дорожка, вымощенная розовой брусчаткой. Вдоль дорожки росли полутораметровые подстриженные туи, за которыми виднелась альпийская горка с пожухшими травами и низкорослыми хвойными кустиками. Возле крыльца росли голубые и синие цветы, и это было удивительно, потому что осень уже закончилась. На крыльцо дома вышла брюнетка в очках — на вид ей было лет сорок пять. За ней проскользнула молодая немецкая овчарка, которая, увидев незнакомца, сразу потянулась к нему. — Марс, сидеть! — приказала ему хозяйка, и пес тут же сел. — Вас не затруднит предъявить мне свое служебное удостоверение? — попросила брюнетка. Павел шагнул на ступени и достал удостоверение. Хозяйка дома заглянула в него и махнула рукой: — Заходите! — и тут же она улыбнулась приветливо. — Я все равно в этих корочках ничего не понимаю: мне можно показывать все, что угодно, я эти удостоверения и не видела никогда. — А что это за синенькие цветочки у крыльца? — поинтересовался Кудеяров. — Обычные полевые цветы: голубенькие — это незабудки, семейство бурачниковых, а синенькие — вероника дубравная, семейство подорожниковых. У нас под ними сливная труба проходит с кабелем обогрева, поэтому они до сих пор цветут. Зашли в дом, и собака сразу убежала на свою лежанку. Хозяйка показала Павлу на диван, а сама опустилась в большое мягкое кресло. — Вообще-то Марс должен в вольере жить, но я вдруг решила, что в доме будет лучше, особенно после того, как с Алечкой такое несчастье произошло. — И правильно, — поддержал Павел, — вдруг кто-то в дом без спроса забраться захочет. — Страшно даже представить такое, — прошептала женщина и поежилась, как будто в доме внезапно похолодало. — Наталья, — приступил к делу Кудеяров, — простите, не помню вашего отчества. — Я тоже его не помню, — улыбнулась хозяйка, — поэтому обращайтесь ко мне просто по имени. Я отвечу на все ваши вопросы, но сразу предупреждаю, что больше того, что я уже сообщила следователю, не скажу. Этот въедливый товарищ из меня все вытряс. Он был таким дотошным, словно с самого начала назначил меня убийцей. Жуть какая-то! — Меня интересует: в каких вы были отношениях с убитой? — Мы дружили с ней: сами понимаете, что ближайшие соседи роднее, чем дальние родственники. Аля нам подыскала Марса и потом занималась с ним, и потому он такой послушный. Денег с нас за дрессировку она не брала. Но мы ей диван подарили, потом еще один, помогли оборудовать барную стойку, а там одна мраморная столешница немало стоит, но нам для нее ничего не жалко было. У нас ведь с мужем детей нет, и поэтому Алечка нам почти как родная была. Юрий Юрьевич обещал ей гостиницу для собак построить, но потом он в больницу попал с сердцем: ему хотели даже шунтирование делать, но отложили пока, потому что у него произошло улучшение, но все равно он пролежал почти три недели. Потом дома на постельном режиме. И сами понимаете, разговоры о гостинице отошли на второй план… — У Черноудовой были поклонники или какой-нибудь постоянный мужчина? — Я этого не знаю. И даже не спрашивала у нее никогда, потому что это не совсем прилично. Хотя один поклонник у нее точно было. Некий Эдуард — он живет тут неподалеку. Он все время рядом с ней крутился, приходил к ней. Смешно это выглядело: ведь ему за пятьдесят, а она совсем юная. Не думаю, что между ними что-то было. — Ему сорок семь, а ей было двадцать семь, — напомнил Кудеяров.