Дробышев повернулся к Павлу: — Можно обращаться ко мне просто Эдик: я привык к такому. Чувствую себя моложе своих сорока семи. Я же был старше Алечки на двадцать лет. Конечно, я делал ей предложения: руку и сердце предлагал, проще говоря. Предлагал ей сожительствовать, если замуж не хочет, но она всегда злилась, считала, что я издеваюсь над ней, шучу так непозволительно. — Было такое, что она вас ударила как-то при свидетелях? Дробышев вздохнул и признался: — Было. Меня пригласили в гости соседи: а я взял с собой Алечку. А потом, когда уже посидели изрядно, я сказал хозяевам, что собираемся уходить, потому что нам с Алечкой пора в постельку. Но Алевтина в тот вечер тоже хватанула изрядную дозу алкоголя: все тогда пили коньяк, а она разбавляла его колой. И тогда она дала мне пощечину. — Свидетели утверждают, что она ударила вас кулаком. — Может быть, и так, не помню. Ну какой это был удар?! У нее же кулачок крохотный был. И свидетели могли что-то напутать. — Но фонарь под глазом она вам все-таки повесила: и свидетелей этому достаточное количество, чтобы поверить им, а не вам. — Повторяю: постели между нами не было. Могу повторить это и на детекторе лжи. — Еще вопрос о бане. — В баню мы ходили вместе, но это было всего раза четыре или пять: у меня классная баня из лиственницы. Внутри купель имеется. Но если вы думаете… То есть мы не догола раздевались: я в плавках, она в купальнике… — На самом деле мне это не интересно. Меня интересует ее отношения с вами, с другими людьми. Были ли у нее враги, например? — Да вы что! Нет, конечно. Я же говорю: она была светлым человечком. Высокая, тоненькая как веточка… — Вы давали ей деньги? Хозяин дома задумался, а потом кивнул: — Ну, как давал, просто помогал. Как-то отвезли ее пса на операцию: собака начала слепнуть, и надо было менять хрусталики. А стоило это удовольствие сто шестнадцать тысяч, и я оплатил. Алечка не просила, просто сказала, что у нее не хватает средств. Вот я и оплатил все полностью. — А кроме этого случая, давали? Дробышев задумался: — Небольшими суммами: когда пять тысяч, когда десять. Потом она как-то наняла рабочих, которые колодец чистили, и надо было аванс заплатить, и я дал двадцать тысяч рублей. — Вы еще переводили на ее банковский счет. — Возможно, но сумм я не помню. — Восемь переводов за полгода на общую сумму сто двадцать четыре тысячи рублей. Какой у вас месячный доход? — Позвольте мне не отвечать. — Ваше право хранить молчание. Но следствием установлено, что ваш месячный доход не превышает сотни тысяч, если отчетность не липовая. Я думаю, что вы ведете учет поступления денежных средств честно. Как же так получается, что за полгода общения вы перечислили еще сто двадцать четыре тысячи плюс сто шестнадцать на операцию для собаки, двадцать за колодец и потом неустановленное количество раз по пять, десять, пятнадцать тысяч. Получается, что вы работали только на то, чтобы помогать светлому человечку. — Не смейте так говорить о ней! То есть не говорите в таком язвительном тоне. Да, я отдавал ей почти все, что зарабатывал. Но я был счастлив ей помочь. Я любил ее и продолжаю любить. — У вас вода в кастрюльке закипела. А вообще, гречку кладут в кастрюлю и заливают холодной водой, после чего… — Я все знаю, но мне привычнее так, — ответил хозяин и насыпал в кипящую воду гречневую крупу. Кудеяров посмотрел в окно, за которым виднелась стена бревенчатого домика — вероятно, это и была баня. — Вы спрашивали, были ли у Алечки недоброжелатели, — вернулся к разговору хозяин. — Я ответил, что не было, но недоброжелательницы имелись. Многие дамы ее не то чтобы не любили, но откровенно завидовали ее молодости, обаянию, интересу к ней мужчин… — Я спрашивал о врагах… — Врагов не было точно. А друзей много. — В каких отношениях она состояла с писателем Карсавиным? — А они были знакомы? — Эдуард Иванович, в деле имеются свидетельские показания о том, что в конце лета или в самом начале сентября вы на КПП подошли к машине Карсавина и сказали буквально следующее: «Вам, уважаемый, о погосте уже думать надо, а не за молоденькими девочками носиться». — Возможно, было что-то подобное, я сейчас уже не помню. — Возможно, вы помните что-то другое, что представляет интерес для следствия и поможет найти убийцу? — Ничего такого мне не известно, но однажды мы с ней сидели вдвоем, пили вино, говорили о том, какие у нас замечательныне соседи, а она вдруг засмеялась и сказала, что у каждого из этих замечательных соседей есть свой скелет в шкафу, потому что все они люди очень состоятельные, а богатства без преступления не бывает. Тут я привел в пример себя, но Алечка стала смеяться еще громче и сообщила мне, что я дурак. С подобным утверждением я спорить не стал. Хозяин дома задумался, потом произнес с некоторым сомнением: — Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к гибели Алечки, но однажды ей позвонил Карсавин… — Вы узнали его по голосу или она назвала его? — Нет, обычно, когда ей звонили при мне, она отходила в сторону. В тот раз мы сидели в гостиной этого дома, ей позвонили, она посмотрела на мониторчик и выскочила на кухню. Сначала говорила негромко, да я и не прислушивался особо, а потом ее разговор перешел на повышенные тона и я услышал: «Это не просто плагиат, это настоящее воровство. Вы украли чужую рукопись, а потом издали книгу под своим именем. Получили приличный гонорар, прославились, вас переиздавали многократно, в том числе и за рубежом… Как вас совесть не мучает?» Тут она выглянула из кухни, поняла, что мне что-то слышно, и убежала на второй этаж, но вскоре спустилась. Я спросил, кто ей звонил, и она ответила, что хотят оставить ей собаку на передержку. — У Черноудовой была мечта? — Конечно, как и у всех нормальных людей; она хотела быть счастливой. — Счастье — понятие эфемерное, о чем-нибудь материальном она мечтала? — Алечка хотела приобрести какой-нибудь минивэнчик, чтобы возить собачек к ветеринару, на озеро в жаркий день, и вообще. — У нее были водительские права? — Нет, но водить она умела, по ее словам. К тому же у нее был знакомый — директор автошколы, который бы помог ей сдать экзамен в ГИБДД. — Ее видели в машине с Сережей Холодцом — знаете такого? Какие у них были отношения? — С кем видели? — не понял Дробышев. — Сергей Холодцов, — объяснил, — которого все называют Сережа Холодец. — Впервые слышу. Возможно, это таксист. У нее был какой-то знакомый таксист, который ее подвозил иногда или в магазин помогал ей ездить. Однажды, когда мы как раз находились с ней в бане, Алечка ему позвонила, и он привез ей, то есть нам, несколько бутылочек пивка. Он даже пытался выяснить, что она делает на чужой территории, она ответила, что хозяйка пригласила ее в баню. Но он все равно пытался скандалить. Вероятно, это и был ваш Сережа. — Холодец не таксист. Да бог с ним. Меня больше интересует ее знакомство с главой администрации. — Вряд ли она знакома с Уманским. — И тем не менее Черноудова куда-то ездила с ним в рабочее время. — Я, кажется, понял: дело в том, что у нее была настоящая мечта — сами решайте, какая — материальная или эфемерная. Она хотела построить в Ветрогорске кинологический центр, чтобы там можно было бы содержать и разводить собак, дрессировать их. Там должен был располагаться ветеринарный кабинет… Вы поняли? Кинологический центр был мечтой всей ее жизни. — У нее были собаки? — На момент смерти четыре: две чужие, но их забрали потом хозяева. И две собственные. Одного чихуа-хуа забрала сестра Алевтины. А вторую собачку — китайскую пуховую взял я. — А где она? — Я беру ее с собой на работу. А когда возвращаемся, даю ей время погулять полчасика. Когда она нагуливается, подходит к входной двери и зовет меня: тяв-тяв. Как звоночек. Но я скоро прорежу дверцу во входной двери, чтобы она сама могла заходить в дом. — А ничего, что ворота были не задвинуты? — Ой, — встрепенулся хозяин, — пойду закрою и Тяпу принесу. У вас еще много будет вопросов? — Да, пожалуй, я закончил, — произнес Кудеяров, поднимаясь. — Так не спешите, оставайтесь, — предложил Дробышев, — каша с бараниной скоро подойдет. Могу рюмочку настойки предложить — местного производства, но качественная. — На рынке у Марины Незамерзайки брали? — У Марины, но не на рынке. А если совсем честно, то и не у Марины. Бутылочку мне Алечка презентовала, я ей кухонную мебель помог перевезти — какие-то ее знакомые отдавали практически новую, вот я и помог перевезти. Да тут и недалеко везти было — не больше тридцати километров. Немецкие деревянные фасады, встроенная техника. Хотел сказать, что повезло девушке, но в свете того, что произошло потом… Они вышли на крыльцо, где уже подпрыгивала маленькая пушистая собачка. Эдуард Иванович взял ее на руки, хотел спуститься по ступенькам, но Павел предложил ему вернуться в теплый дом, пообещав закрыть ворота. Кудеяров сидел в своем автомобиле и размышлял. День клонился к раннему зимнему закату, но ничего не приблизило Павла к намеченной цели. Направляясь сюда, он и не думал, что все решится по его приезде: просто его нестерпимо тянуло сюда — в края, где начиналась его служба в полиции, где он был молод и еще на что-то надеялся. Здесь промелькнул его короткий роман с молодой учительницей, хотя он надеялся, что у них будет долгая совместная жизнь, здесь он познакомился с Мариной Лужиной, и казалось, что наконец будет семья, спокойствие и счастье. Но и с Мариной ничего не получилось. Николай взял мобильный и набрал номер Карсавина. — Иван Андреевич, ключи от коттеджа Марины у вас?