— Откуда у нее такое умение? — Так Люба окончила цирковое училище. Вообще же она гимнастка, но выступала со своим гражданским мужем именно с ножами. — Не знаете, что потом с ее мужем случилось? — Откуда ж мне знать! Но Панютин, царствие ему небесное, шутил, что наверняка Любаша случайно узнала о его измене и сделала то, что наверняка обещала сделать. Писатель наполнил бокальчики. Потом осушил свой, закусывать не стал, занюхал рукавом вельветового пиджака и выдохнул. — Ну ладно, — решился наконец он, — расскажу самое главное и, может, неприятное для вас… — Для тебя, — поправил Кудеяров. — Для тебя, — согласился Иван Андреевич, — сегодня ближе к полудню звонила Мариночка. — Я с ней утром разговаривал. — Я знаю, — продолжил Карсавин, — она мне сообщила об этом. А еще сказала, не решилась открыть тебе то, что давно уже на ее душе. Дело в том… — Не надо, — попросил Павел, — не надо ничего передавать. А я сам позвоню и попрошу. Если ты так готовился к этому разговору, даже про войну рассказал, про свой первый бой, чтобы я проникся и понял, что есть вещи важнее, чем любовь: долг, война, жизнь и смерть… — Не для этого, — затряс головой писатель, — сегодня как раз тридцать семь лет прошло с того дня. Просто Марина так просила, что я не решился ей отказать. — Я все понял, понял еще до этого нашего разговора, до сегодняшнего вечера и вчерашнего утра. И месяц назад понимал, что у нее теперь другой, в Россию она возвращаться не намерена. И просит у меня прощения. — Почти так, — согласился Карсавин, — насчет возвращения она не сказала ничего, сообщила только, что закрывает бизнес в России, потому что у нее хорошо пошло в Европе. Даже более чем хорошо. И по поводу другого человека ты прав. Она встретила в Италии своего знакомого, с которым училась вместе, но на разных курсах. Он теперь популярный и очень востребованный в Европе художник… Кудеяров слушал, глядя в сторону. — Не переживай, — похлопал его по плечу Иван Андреевич, — в годы моей молодости была популярна одна песенка: если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. — Да я как-то все пытаюсь… — Во всем надо искать и светлые стороны, потому что абсолютной тьмы не бывает в природе. К тому же, как доказал Ломоносов, все находится в гармонии: если в одном месте убыло, то в другом прибудет ровно столько же. Кстати, Марина сказала, что свой дом она перепишет на тебя в качестве благодарности за все, что ты для нее сделал в жизни. Домом она не дорожит, потому что не она его строила и не вложила в него ни капли своей души. Она знает, что ты будешь отказываться, потому просила, чтобы я тебя уломал. Кудеяров покачал головой: — Зачем он мне, ведь я в Москве. — Ведь вернешься когда-нибудь, — продолжал настаивать Карсавин. — Вернусь, даже хочу этого, — признался Павел, — но подачки мне не нужны. Иван Андреевич убрал руку с его плеча: — Давай еще по пятьдесят граммов, и я дам вам совет. Теперь уже Павел разлил коньяк. Наполнил бокальчик и сказал: — За Ломоносова, который во всем навел порядок. Выпили, и опять писатель не закусил и даже рукавом не занюхал. И, поморщившись, сказал: — А теперь мой совет: Паша, не надо гоняться за призраками. В мире так много достойных нашего внимания дам. Вот, например, ко мне обратилась девушка, которая с недавнего времени возглавляет местный Дом культуры. Она хочет провести у себя в ДК мой творческий вечер, пригласить туда телевизионную группу: у нее есть такая возможность. Я пока обдумываю предложение. Но, с другой стороны, будь я на пятнадцать лет моложе, я бы согласился на любое ее предложение. Умная, тоненькая… Вот только рыжая. — Будем надеяться, что ножами она не кидается, — подхватил Кудеяров. Ночью Павел проснулся, услышал, как поют сосны на ветру, сразу понял, где он находится, протянул руку, чтобы обнять Марину. Но рядом никого не было, тогда он сел в постели, собираясь спустить ноги с кровати, чтобы пойти за любимой, спуститься на первый этаж ее дома, но тут увидел звезды за окном и чужие сосны. Стало горько до тошноты от своего одиночества и обиды. Глава пятнадцатая Труп Головкина обнаружили на берегу озера. Накатанный спуск вел сюда с лесной дороги: летом подъезжали любители рыбалки, потому что здесь было тихо и безлюдно. Тот, кто привез сюда труп, скорее всего, бывал здесь ранее, потому что озеро с лесной дороги не видно и, чтобы найти спуск, надо точно знать, где форсировать неглубокий кювет, для преодоления которого все равно требуется автомобиль с высоким клиренсом. Пономарев доложил обо всем этом Кудеярову, добавил, что непосредственно возле тела никаких отпечатков протектора, потому что вокруг все заросло густым вереском, но вот на месте преодоления кювета есть следы, и хотя они очень слабые, размытые дождем, но читаемые. — Даже если узнаете по протектору размер шин и фирму-производителя, это ничего не даст, — покачал головой Павел, — кроме возможного типа авто. Да и потом, если убийца соображает, как проводится следствие, он колеса может сменить и вымыть машину, чтобы даже с подкрылков не могли взять анализ почвы. Скорее всего, Артема убили в другом месте, а туда просто привезли, опять же понимая, что дело возбудят в другом районе и никто не свяжет труп Головкина с убийством Черноудовой и теперь еще и Полуверовой. — Может, Головкин сам был где-то поблизости, у знакомых, к примеру, или по своим каким-то делам? — Какая ближайшая деревушка? — спросил Кудеяров. — Населенный пункт Грибное, но там никто ничего не знает, — доложил Пономарев. — И спрашивать там некого: деревня почти пустая. Мои ребята всех обошли: никто не видел посторонних, и никакие незнакомые машины туда не заезжали. — Неделя прошла, — напомнил Кудеяров. — Нет, — уверенно заявил начальник районного следствия, — они бы помнили. Там ведь никаких развлечений: незнакомый человек из леса вышел с корзиной — так его запомнят и опишут, если надо. Других развлечений там нет. Прошлым летом какие-то нудисты к озеру подъехали и загорать рискнули в чем мать родила. Дети с рыбалки пришли и рассказали дома, что там голые дядьки и тетки. Мужики дрыны схватили и туда, а бежать с полкилометра. Добежали и отхлестали извращенцев. А нудисты бедные — сплошь мужики и бабы, которым за пятьдесят давно. Избитые натуристы пообещали больше не приезжать. А потом уже задним числом некоторых опознали: один пузатый мужик к ним за год до этого приезжал и предлагал дома страховать, а две тетки и вовсе из районной налоговой. Местные сказали, что, если опознали бы их сразу, так просто не отпустили бы. — По другим убийствам что-нибудь узнали? — спросил Кудеяров. — Теперь по убийству учительницы. Вроде как нашлась свидетельница, которая видела, как кто-то шел со стороны мусорной площадки. Лица свидетельница не видела, но говорит, что человек был в черном пуховике с капюшоном и вроде как в валенках. Описать этого человека она не смогла, но говорит, что вроде как не толстый, потому что ноги худые… Но она издали его видела. А какой он на самом деле, никто точно сказать теперь не может. — В пуховике был мужчина или женщина? Пономарев пожал плечами: — Ребята даже не спрашивали у нее. Но будь это женщина, свидетельница сказала бы. Но это не может быть женщина, когда удар такой силы и прямехонько в сердце. Ты сам-то что думаешь? — Да я много чего думаю, — ответил Кудеяров, — но я сегодня поинтересовался у экспертов: возможно, что в двух последних случаях удара ножом не было, а кто-то бросил нож с расстояния. Эксперты сказали, что такое возможно, конечно, но чтобы так сильно и так точно, чтоб прямо в сердце, для этого надо быть очень натренированным спецназовцем. — А что нам это дает? — не понял Пономарев. — Пока ничего. А потом посмотрим: может, что-то и вытянем оттуда. — Откуда? — не понял майор юстиции. Но Кудеяров не ответил. Пономарев кашлянул осторожно и продолжил: — Участковый дал мне распечатку со списком всех местных, которые были осуждены по тяжким статьям. И что удивительно: список всего на пол-листочка. — А сколько должно быть? — удивился Павел такому подходу. Они сидели в помещении опорного пункта. Павел на рабочем кресле участкового, а Пономарев на кожаном диване для посетителей. Францев отсутствовал по причине важных дел: каких именно, он не сообщил. — Откуда у твоего приятеля такая роскошь? — вздохнул Пономарев. — У меня в кабинете обычные офисные стулья с железными ножками, а тут такая красота. — Мебель Коле подарили за хорошую работу, — объяснил Кудеяров. Настроение у него было отвратительное после всего того, что он узнал от Карсавина, вернее, из-за сделанного Мариной выбора. Жизнь опять поворачивает, хотя не изменится в ней ничего, разве только не будет постоянных звонков и редких встреч с женщиной, которую он любил и, может быть, любит до сих пор. Вошел Францев. — Богатым будешь, — вместо приветствия произнес Пономарев, — только что о тебе говорили. — Неплохо было бы, а то премии дают только на День милиции. — Дня милиции теперь нет, — напомнил начальник районного Следственного комитета, — теперь День сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации. А вот день полиции неплохо бы вернуть: пусть будет два праздника. И этот пустой разговор раздражал еще больше. Павел поднялся — так резко, что двое других прекратили никому не нужный разговор. — Что не так? — спросил Францев. — Следствие топчется на месте, а все остальное нормально. Что мы узнали за прошедшие сутки? Вопрос был обращен к участковому. — Я вчера и доложил, — ответил Николай, — а сегодня я выяснил, что «Мерседесов ML» в коттеджном поселке одиннадцать штук на сто двенадцать домов. Не так много — меньше десяти процентов.