– Филипп, я назначила тебе свидание в записке на холме, там, где ты меня бросил. – Свидание? – На случай, если ты вдруг туда вернешься. В десять вечера у дома десять на улице Канебьер. – Ты знаешь Канебьер? – Нет, но ее наверняка нетрудно найти. – Хорошо. Скажем, в десять тридцать. Оставь машину на соседней улице и приходи пешком. Я буду тебя ждать. – Не вешай трубку. Но он повесил. Я спросила у телефонистки, откуда мне звонили. Из Марселя. Я оделась, поколебавшись несколько мгновений между брюками, которые носила накануне вечером, и платьем из белого шифона. Я выбрала платье, поскольку, совершенно очевидно, он боялся, чтобы его увидели со мной в той же одежде, которую я надевала во время путешествия. Если бы в тот момент я могла соображать, то предосторожности этого проходимца меня бы даже рассмешили. Я причесалась. В зеркале отражалась самая обычная я, и все выглядело настолько реально, что я зажмурилась. Марсель был самым протяженным и запутанным из всех известных мне городов. Улицы, более узкие, чем в Париже, разбегались во всех направлениях и никуда не вели, с какой стороны ни въехать. Мне несколько раз пришлось останавливаться и спрашивать дорогу у прохожих. Я ничего не понимала из их объяснений, кроме слова «бедная». Мне говорили: бедняжка, бедная девушка, бедная вы моя, бедная. И всякий раз оказывалось, что я еду в противоположную от Канебьер сторону. Наконец в каком-то месте, которое называли Биржа, я нашла огромную парковку. Поставила машину, заперев ее на ключ, и пошла прямо: первый же переулок привел меня на огромную улицу, которую я искала, почти к тому дому, где я назначила свидание. В доме десять, почти у Старого порта, размещалось агентство путешествий. Рядом был большой ресторан «Синтра», на тротуарах сидели посетители, синие автобусы сновали по мостовой, и повсюду горели яркие неоновые огни. Филиппа не было, но я догадывалась, что он где-то поблизости, наблюдает за мной. Я подождала несколько минут, расхаживая взад и вперед, разглядывала, как в тумане, оптические приборы в витрине магазина, потом он тронул меня за плечо. Он по-прежнему был в бежевом полотняном костюме и черном галстуке. Мы долго смотрели друг на друга, не сказав ни слова, стоя лицом к лицу в сутолоке толпы. Мне кажется, я сразу поняла, заметив, как он осунулся за это время, что он никогда никого не убивал, и его эта история потрясла не меньше, чем меня. Он спросил: – Где машина? – На парковке, сзади. – Он все еще там? – А куда он мог деться? – Кто это, Дани? – А это у тебя нужно спросить! – Не кричи, иди сюда. Он взял меня за локоть и потащил в сторону порта. Мы пересекли освещенную площадь, передвигаясь от одного островка безопасности к другому, пробираясь через зазоры, случайно образовавшиеся в безумном потоке машин. Он взял меня за правую руку и не отпускал. Мы шли очень долго по набережной, которая называется Рив-Нев. Он объяснил приглушенным голосом, не поворачивая головы в мою сторону, что угнал «Тандербёрд», чтобы его продать, что ни разу не останавливался по пути в Кассис, что там, осматривая машину в последний раз перед тем, как отвезти ее владельцу гаража, открыл багажник и обнаружил там этого мертвеца. Тогда он испугался, следил за маленьким Титу, не знал, что ему делать. Он решил, что этого человека убила я и что теперь воспользуюсь ситуацией, чтобы свалить все на него. Он был уверен, что больше никогда меня не увидит. Мое появление окончательно сбило его с толку. В ночной темноте мы сели на краю набережной на груду сточенных волнами досок. Он спросил, как я напала на его след, после того как он бросил меня на озере Бер. – Я позвонила в ресторан, где мы ели днем. – Да, в хладнокровии тебе не откажешь. – В Кассисе ты следил за мной? Почему сразу же со мной не заговорил? – Откуда я мог знать, что у тебя на уме? Чья это машина? – Моего босса. – Он тебе ее дал? – Нет, не дал. Он не в курсе, что я ее взяла. – Кто бы мог подумать! В его взгляде я могла прочесть кучу вопросов, а он, наверное, столько же – в моем. Он по-прежнему сжимал мою правую руку, но нас сковывало взаимное недоверие. Наконец он нарушил молчание: – Ты правда не знаешь этого человека? – Нет. – Ты что, не знала, что он в твоем багажнике? – Ты видел, когда я открывала багажник в Кассисе. Разве похоже, будто я знаю, что он там лежит? – Ты могла разыгрывать комедию. – Ты тоже умеешь ее разыгрывать. Похоже, ты большой специалист в этом вопросе, разве не так? Со вчерашнего вечера только и делаешь, что играешь. – Тогда выходит, его кто-то туда подложил, но вовсе не я. Подумай немного, Дани. Этот тип был мертв еще до того, как мы встретились! – Откуда ты знаешь? – Глаза-то у меня есть! Он умер, по крайней мере, сорок восемь часов назад. – Но ты мог засунуть его в багажник уже после того, как его убил, и даже намного позже. – Когда, например? – В Шалоне, вчера вечером. – Нет, надо же, только вообрази себе, как я прогуливаюсь целый день с трупом под мышкой. В Шалоне? Спустись на землю, дорогая! Впрочем, прости, мне очень неприятно тебе угрожать, но у меня найдется куча свидетелей, которые видели, что я делал вчера и позавчера. Да, я таскался с чемоданом, это так, но попробуй доказать, что внутри я мог спрятать труп. Желаю успеха! Он встал и отошел от меня. Я быстро сказала: – Прошу тебя, Филипп, не бросай меня. – Я тебя не бросаю. Какое-то время, довольно долго, он сидел, повернувшись ко мне спиной, возле какой-то раздолбанной лодки, глядя на темную воду Старого порта, в которой отражались неподвижные огни. Городской шум остался где-то далеко от нас. Наконец он спросил: – А какой из себя твой босс? Он при случае не мог кого-то прикончить? Я пожала плечами и не ответила. Он повернулся, взвинченный, напряженный от раздражения, и бросил: – Черт возьми, я ничего не понимаю! Только хочу сказать одно: скорее всего, этот жмурик уже загорал в машине, когда ты ее «позаимствовала»! – Нет. Когда я ее взяла, багажник был пустой. Я знаю, я смотрела. – Допустим. А по дороге ты его открывала? – Кажется, да. – Где в последний раз? Я вспомнила, как ехала по Седьмой и Шестой автомагистралям, начиная с Фонтенбло. Помню, как открывала багажник, чтобы положить туда только что купленный чемодан. Но потом передумала. – В Фонтенбло он был пустой. – Так это еще когда было… А потом ты останавливалась? – В Жуаньи, в кафе. Там я встретила того дальнобойщика, который стащил у меня букетик фиалок. Но было светло, машина стояла у самой двери, открыть багажник и положить туда тело было невозможно. – И ты уверена, что до Кассиса больше не открывала багажник? – Я бы помнила. – А после Жуаньи ты где останавливалась? – На автозаправке в Авалоне. Там машина стояла очень долго. Ее даже переставили на другое место, пока я была у врача. Он посмотрел на мою повязку. Я прочла в его взгляде, что он вспомнил мой рассказ про покалеченную руку, про людей, которые узнавали меня по дороге, когда я якобы ехала в обратном направлении, хотя я утверждала, что в это время находилась в Париже. Он только произнес: – Знаешь, в твою историю трудно поверить. Я не нашлась, что ответить, чтобы убедить его. Мне этого вообще не хотелось. Он заметил, что мне холодно в тонком белом платье, снял пиджак и набросил мне на плечи. Его лицо было очень близко от моего, он шепнул: – А ты не врешь, Дани? – Клянусь тебе. – Даже если ты его застрелила из ружья, я помогу тебе, слышишь? – Из ружья? Его застрелили из ружья? Я невольно повысила голос, и он сорвался, прозвучал визгливо и комично. Не знаю почему, из глаз потекли слезы.