— Нет, про роман-то Мариша мне намекнула, а вот о своем воздыхателе распространяться не стала. Да я особо и не выпытывала. Вижу, ходит счастливая, ну, думаю, и слава богу. Главное, что в их семье наступил покой. Мариша уступчивей стала, и Мишка к ней подобрел. — И как долго длилась идиллия? — поинтересовалась Далила. Елизавета нахмурилась: — Недолго совсем. Знала бы ты, как я себя кляну! — За что? — За дурацкий совет. Маринка и врать-то толком не научилась, и мамаша у нее еще тот правдолюб. Короче, нашла я кому посоветовать любовника завести. Далила с грустью отметила: — Многим такой совет помогает. — Многим, но не Марине. — Почему же не ей? В ответ Елизавета похвалила Калоеву, но с большим осуждением: — Она благородная и честная слишком, из тех, кто лучше будет прощать, чем сам прощения просить. Представляешь, эта дурочка, вместо того чтобы наслаждаться любовью, начала грызть себя за измену, то ноет, то жалуется. — И что тебе говорила? — поинтересовалась Далила. — Что муж — хорошо, а любовник — фигня. Короче, я поняла: не создана она для адюльтера, а что еще бабе делать? Без пахоты женская жизнь пуста. Работа, дети, кухня, стирка, уборка — вот наш удел. На работу Мишка ее не пускал. Детей у Мариши нет, зато есть прислуга. В общем, я ей присоветовала наш женский клуб. Далила одобрила: — Правильно присоветовала, общественная работа пустоту истребляет. — А в тот вечер как раз твоя лекция была запланирована, вот я ей и сказала: «Приходи, не пожалеешь. Самсонова в человеческих душах ас». — И как она, сразу пришла? — Пришла, — рассмеялась Бойцова, — пришла и на лекцию, и в восторг. Ты своими речами учеными так ее поразила, что Мариша изменила жизненную философию. «Все не так у меня, — говорит, — но зато теперь знаю, как исправлять». Я так думаю, что она любовника бросила и, следуя твоим указаниям, наладила отношения с мужем. Перестала киснуть, ходит в наш тренажерный зал, влилась в активную общественную жизнь, казначеем стала, отлично справляется и даже фонд помощи матерям-одиночкам курировать успевает. Ожила, расцвела. Если бы не беда, была бы самой счастливой женщиной в мире. Самсонова оторопело заметила: — Надо же, выходит, я к этой Марине невольно имею непосредственное отношение. — Еще бы! — хмыкнула Елизавета. — Своим психоанализом ты перекроила Маришину жизнь. Твои лекции она обожает. Ни одной не пропустила. Даже странно, что ты с ней не знакома. Далила призналась: — Стыдно самой. Когда лекции читаю, всегда немного волнуюсь. Очень сосредоточенно тему держу. И в зал вроде смотрю, но никого там не вижу. Лица сливаются в одно сплошное пятно. — Да, читаешь ты действительно сосредоточенно. Мариша всегда садится в первом ряду. И вопросы активней всех тебе задает. Я думала, вы знакомы. — Ты так мило о ней рассказала, что хотелось бы познакомиться, — схитрила Далила, скрыв, что однажды беседовала с Мариной. Елизавета хихикнула: — Да уж, пора. Одна беда, — вздохнула она, — после гибели мужа Мариша в клуб не заходит. Я к ней на днях забегала. Лежит, бедолага, пластом, а в глазах тоска смертная. Я ушла от нее, словно с кладбища. — А что с ней? Депрессия или просто горюет? — Вот уж не знаю, — пожала плечами Бойцова, — в этих делах ты у нас «спец». Далька, — попросила она, — зашла бы ты к ней, вроде от нашего клуба, поддержать, передать приветы. То да се, заодно определишь, в каком она состоянии. Может, ей кардинальная помощь нужна. Далила только этого и ждала. — Я прямо сейчас и пойду, — удовлетворенно кивнула она. — Только дай мне причину. Для Марины будет полезней, если я по делу приду, а не утешать. Елизавета обрадовалась: — Есть и причина! Отправляю тебя вроде бы по казначейским делам. Захватишь бумаги, пусть составит отчет. Отчет мне и в самом деле понадобился. Глава 24 Дверь Далиле открыла пожилая высокая женщина с добрым славянским лицом. — Вы, наверно, к Мариночке? — спросила она. — А ее дома нет. — А скоро ль Марина будет? — вежливо поинтересовалась Самсонова. Женщина равнодушно пожала плечами: — Не знаю. Далила представилась и сообщила о цели визита — сразу же выяснилось, что Калоева вот-вот придет. Женщина просияла и радостно защебетала: — Я Вера Николаевна, мама Мариши. Проходите, пожалуйста, дождитесь ее обязательно. Дочка мне не простит, если вас отпущу. Самсонова ее успокоила: — Да-да, я дождусь. А далеко ли Марина ушла? — спросила она. — В аптеку. Здесь, рядом совсем, за углом. — Она заболела? Вера Николаевна протяжно вздохнула: — Какое уж тут здоровье. И Марише неможется, и я расхворалась. Ах, ну надо же, — запричитала она. — Мариша из дому не выходит, с дивана почти не встает, а тут, как назло, за лекарствами выскочила. И именно в тот момент, когда вы пришли. — Я не надолго, — сказала Далила. — Нет-нет, я не к тому, просто счастье, что вы пришли. Мариша все эти дни только о вас и говорит. Теперь и я ваши книжки читаю. Самсонова поинтересовалась: — И как они вам? — Поучительно, даже очень. Жаль, что на старости лет узнаю, как неправильно я жизнь прожила. Обиженно взглянув на Далилу, Вера Николаевна вопросила: — Где она раньше была, эта наука? И почему нас никто таким премудростям не учил? Самсонова горестно усмехнулась: — К сожалению, не всегда они помогают. Я вот и сама овладела премудростями, и других премудростям этим учу, а ошибок наделала бездну. И продолжаю их делать. — Но почему? — Потому что слаб человек. Иной раз знаю, как должна поступить, но не всегда удается себя заставить. Вера Николаевна улыбнулась: — А я по вашей науке себя заставляю, у меня пока получается. Вы знаете, я даже эксперименты произвожу. Прочитаю страницу из вашей книжки и на соседке ставлю эксперимент. Она вдруг всплеснула руками: — Ой, да что это мы в прихожей стоим! Проходите в гостиную! Вы уж извините, там не прибрано. Как Мишу похоронили, Мариша прислугу сразу же отпустила. А сама убирать не может, сил нет. Только лежит и вздыхает. И в самом деле, пройдя в гостиную, Далила увидела беспорядок. На диване поверх пледа лежала ее последняя книга, в которой она анализировала нравственный упадок современной семьи. — Можно взглянуть? — спросила Далила. Вера Николаевна поспешно кивнула: — Конечно.