— Молчи, — приказала Людмила. — Не о чем мне жалеть. Он жил в свое удовольствие, а я — как придется. Плевал он на мои интересы. — Ты же его хвалила, говорила, что щедрый. — Когда хвалила, врала, а то, что щедрый, так это с какой стороны посмотреть. Деньгами он от меня откупался, зараза, но с чужими бабами был гораздо щедрей. Нет, все, натерпелась! Замуж, шиш им, кобелям, не пойду! Буду как та президентша, подруга Маринки, эта, как ее… — Елизавета Бойцова, — подсказала Далила. — Да, буду, как Лизка мальчиков себе покупать. Пусть исполняют все мои прихоти. А почему бы и нет? Я вдова! Молодая и очень богатая! Далила смущенно вздохнула. Заметив это, Людмила яростно повторила: — Да, я вдова! Молодая и очень богатая! Сейчас я тебе расскажу, как пойдет моя жизнь… Самсонова попыталась подругу остановить. — Люсь, не надо, — пролепетала она. — Что, не надо? — взревела Людмила. — Знала бы ты, что откалывал мой муженек! Пусть земля ему будет тверже гранита! Ирод он! Гад! — Нет, слушать такое я не могу! Что ты болтаешь! Он же покойник! — рассердилась Далила. — Не болтаю, а говорю. Покойник он. Это я покойницей, живой покойницей, при нем, подонке, была! Заживо в хозяйстве себя хоронила. Как дура, на дачке родителей в деревне горбатилась. Шесть сраных соток! Домик окошками в землю врос! Сколько раз просила его, козла, дом хотя бы построй! Я природу люблю! Фиг мне! Людмила зло дернула себя за нос и скрутила живописную дулю. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. Далила поежилась и вновь попросила: — Люсь, не надо, не рви себе сердце. — Как могу я сердце не рвать, когда он творил непотребство такое? — Какое? — Я на грядках родителей, как идиотка, горбатилась! Горбатилась и не знала, что у меня в Сестрорецке!.. Людмила задохнулась от возмущения и с ненавистью повторила: — У меня в Сестрорецке! В самом элитном районе! Огромный роскошный дом! И он там с Анфиской-шалавой за нас двоих отвисался! А теперь наследница всего этого я! Пусть сволочь сто раз перевернется в гробу! Вспомнив, что Сасунян еще не в гробу, она бодро поправилась: — Перевернется, когда ляжет в гроб. После этой сентенции Людмила, игриво толкая подругу в бок, с улыбкой спросила: — Представляешь? Домина, огромный, красивый, в трех шагах от залива! Теперь у меня! Финляндию видно из окон! Красота, твою мать! Далила снова поежилась, а Людмила раскинула руки, вдохнула всей грудью и со счастливой улыбкой воскликнула: — Эх, Самсонова, теперь заживу! И прозаично добавила: — А он свое получил. — И не он один, — уточнила Далила. — Да, оба они получили. Теперь пусть на пару с Анфиской в могиле гниют. Наткнувшись на испуганный взгляд подруги, Людмила спросила: — Что, наговаривал тебе на меня? Далила, содрогаясь, подумала: «У Люськи точно крыша поехала. Что болтает она? Что несет? Словно вмиг лишилась всей своей совести. А ведь совесть у Люськи была, точно была». — Че молчишь? — прогремела Людмила. — Наговаривал на меня? Не в силах солгать, Далила кивнула: — Кое-что говорил. — И что говорил? — Всякое… Людмила рявкнула: — А ну не финти! Говорил, что я Анфиску прикончила? Так? — Да. — И ты поверила? Далила пожала плечами: — Не знаю. — Ну, сволочь! — яростно потрясла кулаками Людмила. — Чтоб он сдох, подлый гад! Вспомнив, что это уже случилось, она запечалилась, загоревала: — Эх, жаль, гад действительно сдох! Каждый день его бы душила своими руками! А ты? Ты же подруга моя! Ты хоть подумала, зачем мне шалаву его убивать? — Ради домика и красотищи, — робко подсказала Далила. — Ради домика и красотищи Сасуняна надо было давно убивать, а я, что же, по-твоему, медлила? Выжидала, когда он к Маринке уйдет? Далила молча пожала плечами. Людмила с напором продолжила: — Он, хитрый козел, все бабки держал при себе. А у Анфисы я в тот вечер была. Это правда. Здесь этот гад не соврал. Была я там, но почему? — Почему? — Потому к ней и побежала, что Сасунян мне про усадьбу и домик сказал. Своим признанием он фактически послал меня к сучке Анфиске. Во хитрец! Заметив в глазах подруги сомнение, Людмила с угрозой спросила: — Что, не веришь? Под ее сумасшедшим взглядом Далила снова не в силах была солгать. Она отрицательно потрясла головой и испуганно прошептала: — Не верю. — Почему? — Зачем ему к Пекаловой тебя посылать? — Ради интриги. Чтобы потом все спихнуть на меня, — заявила Людмила. — Он задумал уже Анфиску убить, а она учуяла, видно, да на него завещание взяла и составила. И ему позвонила, мол, на-кася, выкуси! Вот и решил он убийство свернуть на меня! — Выходит, Карапет Ашотович тебе признался про дом после разговора с Анфисой. Как только узнал, что она составила завещание? — Еще бы, конечно, — согласилась Людмила. — Трубку на телефон положил и про Анфиску с домиком мне все и вывалил. Знал же, что с места в карьер понесусь отношения выяснять. Я, как дура, и понеслась. — В чем была? — уточнила Далила. — Да, в фартуке и халате. И с порога в рожу наглую ее и вцепилась. Уж я била ее… — Чем? — А всем, что под руку подворачивалось! Скалка — так скалкой! Доска — так доской! Все в ход пошло! — И насмерть забила, — наполняясь ужасом, прошептала Далила. Людмила подпрыгнула: — Да ты что! Она живая была, когда я уходила! — А почему на тебе не было синяков? Пекалова что же, не сопротивлялась? — Не сопротивлялась она.