— Вчера в конюшне был мужчина, милорд, — сказал Джон. — Конюх увидел его, когда пошел проведать больную лошадь. Когда он заметил Граймса, он убежал. Мы подумали, он просто там ночевал… — А он сделал вот это, — договорил за него Натан. — Спрашивается: зачем? Когда они добрались до гостиницы «Звезда», Натан настоял, что донесет Джорджи до комнаты. Переубедить его не получилось. Он попросту не обращал внимания на возражения и отвлек любопытного хозяина от необычной картины (мужчина держит на руках мужчину) тем, что послал его за лекарем. В комнате он уложил Джорджи на кровать, помог снять пальто, жилет, платок и ботинки, поменявшись с ней ролями. В столь паршивом состоянии было не до возмущений, она с радостью повалилась на матрас и закрыла глаза. Прибывший лекарь оказался сварливым мужчиной средних лет. Он ворвался в комнату, откашлялся, увидев Джорджи, потом открыл сумку и принялся что-то искать. Он бросил на нее строгий взор поверх очков и молвил: — Я не буду спрашивать, почему вы в мужском костюме. — Откуда… Она взглянула на Натана. Он веселился, черт бы его побрал. Лекарь снова откашлялся. — Кадыка нет, — пробурчал он и между тем рылся в сумке. — Ясно как день. Натан подавил смешок. Она сердито на него зыркнула. Лекарь начал ее осматривать: быстро и беспристрастно ощупал руки и ноги. — Переломов нет, — едва ли не расстроенно объявил он. Он посмотрел ей в глаза, засим обследовал лоб. — Она теряла сознание? — На несколько минут, — подтвердил Натан. — А конкретнее? — На семь или восемь. Лекарь нахмурился. Он попросил ее сесть, поводить пальцем из стороны в сторону и следить за ним глазами. Голова заболела, а спустя время перед глазами поплыло. — Лягте, — сказал он, что она с радостью сделала. Он снова порылся в сумке и вынул несколько бумажных кульков. Все замечания он адресовал Натану. Джорджи казалось, что она должна возразить, но собраться с силами не выходило. — У нее сотрясение. Через неделю или около того она поправится, но нужно больше отдыхать. Настойку опия не давайте. — Он протянул кульки. — Лучше давать травяной чай. Боль он снимает не так хорошо, как опий, но с головной болью поможет. Натан покивал и вручил несколько монет, кои лекарь недовольно сунул в карман, после чего взял сумку и ретировался. — Слышала? — как только дверь закрылась, произнес Натан. — Ты поправишься только через неделю. — Чушь, — буркнула она. — Уверена, мне будет лучше уже завтра. — Нет, не будет. Тебе придется остаться со мной, пока ты не поправишься. Тем более что… — он угрюмо потупился, — я волнуюсь за тебя. Выглядел он скорее обиженным, нежели взволнованным. — Незачем. — Его злобный хмурый взгляд задел. — Пока мне не полегчает, за мной присмотрит Лили. — Меня волнует не травма, — сказал он, все еще хмурясь. — Точнее, травма тоже волнует, но больше меня заботит то, что я не считаю случившееся случайностью. Кто-то повозился с каретой. Ось была подпилена. — Ось? — Чувствуя себя странно, Джорджи закрыла глаза и прижалась лбом к коленям. — Это точно? — справилась она, не поднимая глаз. — Да, это отчетливо видно. Вчера в конюшню влез злоумышленник. Она вскинула голову, встретила его взволнованный взгляд. — Он не мог пытаться убить тебя, да? — слабо улыбнулась она. Сердце быстро колотилось в груди. Целью была она? Джорджи вспомнила про украденные письма. Дансмор узнал, что они пропали? Ежели так, как он связал ее с письмами? Он заметил ее дважды: когда они приехали в поместье, а потом во время ночного скандала подле его опочивальни. Джорджи верила, что за маскировкой он ее не разглядел. В обоих случаях горел тусклый свет, а во время второго происшествия он с перепугу смотрел только на Натана. — Даже не представляю, кто хотел бы убрать меня с дороги, — изрек Натан. — Ты можешь сказать так же? Джорджи вспомнила содержание украденного письма, где прозаично упоминалось, что за мамой послали человека, который обеспечит ее молчание. — Возможно. Она приложила ладонь ко лбу. Мысли усиливали боль. Джорджи вдруг припомнила вчерашний выстрел. Натан предположил, что это браконьер, и она охотно приняла объяснение. Но может, пуля предназначалась ей? Дансмор узнал, что письма пропали… Вдруг кто-то видел, как Джорджи копалась в кабинете. Стал бы Дансмор столь усердно искать письмо? Само по себе письмо — пустышка. Про мать там ни слова, как и про поступок, совершенный мужчиной по имени Монк. А вот для скандала хватит. А если и прочие доказательства выйдут наружу, как знать… На Гарри тоже напали. Сие не могло быть совпадением. Нападение на Гарри. Выстрел. А теперь случай с каретой, кой случайностью назвать нельзя. Да, наверное, Дансмор догадался, что они заняты поисками, и ответил жестоко и быстро. — Джорджи, ты в опасности? — спросил Натан, вперив в нее темные глаза. Она в опасности? Сие мнилось более чем вероятным. Она подвергала опасности Натана? Вчера его могли застрелить. Из-за нее? При мысли об этом затошнило. Стало тошно до глубины души. Голова кружилась и болела, руки и ноги после потрясения тряслись. Джорджи опять прижалась лбом к коленям. Миг спустя Натан сел на край кровати. — Пора рассказать, что происходит. Я понятия не имею, кто ты и почему тебя хотят убить. — Он помолчал и мягко добавил: — Как я смогу тебя защитить, если не знаю правды? — Я не просила меня защищать, — приглушенно проговорила она. — Я сам беру на себя эту обязанность. В этой аварии ты могла умереть. Честно говоря, я по первости решил, что ты умерла. Я… я хочу помочь. Голову Джорджи поднимать не стала. Слишком больно. — Лучше мне исчезнуть. Ты не несешь за меня ответственности. Я не хотела тебя втягивать. — Во что? Скажи, я хочу помочь. Мне можно доверять. Джорджи поверила и, несмотря на слабость, сочла предложение обнадеживающим. Оттого что она выложит проблемы, станет легче. Но она не должна. Она будет придерживаться плана: поедет домой, оставит Феллоуза в прошлом, убедит Гарри отказаться от поисков. Она была полна решимости. Пока Натан ее не коснулся. Он положил на плечо руку, теплую, успокаивающую, тяжелую. Глаза начало покалывать. — Расскажи, Джорджи. Он придвинулся ближе, прижался к ней бедром. Теплая слеза побежала по носу и образовала пятно на колене. Хотелось, чтобы Натан ее обнял. Джорджи с трудом подняла голову, глядела на него мокрыми глазами. Он хмурился, взирал с беспокойством в темных глазах, тревожился. Почему-то при взгляде на его озабоченное лицо страх и грусть уменьшились, несмотря на то что ничего не изменилось. Слова слетели с губ, прежде чем она успела как следует подумать: — Мой брат — настоящий граф Дансмор. Натан разинул рот. — Что ты сказала? — после долгой паузы спросил он. Она громко шмыгнула носом и вытерла слезы. — Мой отец был средним братом (старше отца нынешнего графа), поэтому титул много лет назад должен был перейти к брату. Но родительский брак держали в тайне. Мы узнали правду два года назад. Видишь ли, моя мать была актрисой. Мы с Гарри считали себя бастардами. — Он поморщился, и она добавила: — Нас это не волновало. Мы выросли в театре. Там незаконность ничего не значит. — Продолжай, — молвил он, ибо она замолчала. — Отец умер, когда нам было девять, а мать, когда нам было пятнадцать. Лишь спустя годы после ее смерти мы узнали об их браке. — Как вы узнали? — Мама доверилась другу. Он рассказал, когда мы достигли совершеннолетия. Мы узнали, что Гарри — настоящий граф, а нынешний граф — самозванец. Натан молчал, зато вид имел обеспокоенный. Он свел брови к переносице, обдумывая ее слова. Едва он поднял взор, захотелось разрыдаться. Скептицизм бросался в глаза. Он не поверил. — Есть какие-то документальные доказательства?