Дрожь в голосе выдала тревогу, отвлекла Джорджи. Она бросила на него взгляд, как раз когда Натан положил руку лакею на плечо. — Я думал, он убьет мистера Феллоуза… то есть мисс… — Джед с озадаченным видом переводил взор то на Натана, то на Джорджи. — Мисс Феллоуз под моей защитой, — спокойно изрек Натан. — Ты спас ее, Джед. Если бы ты не вышел из дома с пистолетом, она была бы мертва. — После паузы он добавил: — Я тебе признателен. Мисс Феллоуз тоже. Джед вперился взором в Джорджи, но быстро отвел глаза. По вечерам они часто болтали за элем. Он рассказывал о соседской горничной, за коей он ухаживал; он городил всякие непристойности о барышнях, с коими общался Натан. Видимо, он вспомнил о тех беседах. — Я в долгу перед вами, Джед, — тихо молвила она. — Придется вызывать магистрата. — В глазах у Джеда вспыхнула паника. Натан спокойно проговорил: — Джорджи, ты должна уехать до его прибытия. Джед, мы скажем, что услышали выстрел, вышли узнать, что да как, и нашли этого человека мертвым. Завтра на несколько месяцев ты уедешь в Кемберли. — Хорошо, милорд, — еле слышно произнес Джед. — Молодец, — улыбнулся Натан. Он забрал у Джеда пистолет и убрал во внутренний карман фрака. — Идем в дом. Глава 23 Раньше Натан не уделял должного внимания дому в Блумсбери, но на сей раз он заметил, насколько дом колоритный. Несколько лет назад он дал одной из метресс карт-бланш на отделку; результат получился отнюдь не безвкусным, однако смелая цветовая палитра ныне казалась чуть ли не неприличной. Прямолинейной красавице Иветт с миндалевидными глазами алая гостиная подходила, а вот на фоне Джорджи комната смотрелась вульгарно и по-дурацки. Она сидела на парчовом диване в тех же одеждах, в коих уезжала из Кемберли, правда, после стычки с мужчиной по имени Монк вещи были заляпаны грязью. Натан обвел комнату взором. Гоудж принес поднос с чаем. Чашка полная, пирожные не тронуты. Джорджи встала с тревогой на лице. — Все хорошо? Что сказал магистрат? Прежде чем дать ответ, Натан закрыл дверь. — Сэр Перси без препирательств выслушал мой рассказ. Тело увезли. — Он выдержал паузу. — Ты знала этого человека. Она села на диван. — Да. Ты его не признал? — А должен был? — Он служил в поместье Дансмора. Когда мы уезжали, он помогал мне с оррери. Натан нахмурился. Вспомнить слугу не получалось. Тогда для него было важнее, чтобы Джорджи поставила тяжелый ящик. — Его звали Монк, — продолжила Джорджи. — Это имя фигурировало в одном из писем, которые я забрала из поместья. — В каком контексте? — Его послали обеспечить молчание моей матери, — прошептала она, побледнев. — Письмо было отправлено в день ее смерти. Он окинул Джорджи долгим взором, а опосля тихо справился: — Как она умерла? — Ее пырнули ножом на улице. Она истекла кровью. Тогда мы решили, что на нее напал карманник. Значит, сегодня история чуть не повторилась. Натан коснулся теплой рукой ее плеча. — Соболезную. Теперь злодей мертв. — Я рада, что он мертв, — с горечью произнесла она. — Я рада. Он убрал руку с плеча и сел на алый диван, провел ладонью по усталому лицу. — Зачем ты вышла через заднюю дверь? — Извини, — буркнула она. — Объясни. Она взирала на огонь. — Я собиралась домой. Натан ждал, разочарование нарастало, но больше она не проронила ни слова. Он был потрясен тем, что она втихомолку ретировалась. Он нашел ее комнату пустой и тут же с холодной уверенностью уразумел, что она улизнула. — Ты не могла потратить несколько минут и сообщить, что уходишь? Она зарделась, глядела куда-то в сторону. — Извини, — прошептала она. — Ты даже записки не оставила после того, что между нами было. Что я должен был думать? Ты знала, что я за тебя волнуюсь. Она печально потупилась. — Извини, — шепотом повторила она. — Правда, я… — Она развела руками. — Что? «Ты» что? — Я думала, ты попытаешься меня отговорить. И в итоге я останусь, потому что… уходить я не хотела. Но Гарри едет домой из Йоркшира… На лице у Джорджи отражались горе и смущение. Его порадовало и замешательство, и выпаленное признание. — Если не хочешь, не уходи, — возбужденно молвил Натан. Он опустился на колени, дабы Джорджи не избегала его взгляда. — Не уходи. Останься. Останься здесь, со мной. Я хочу, чтобы ты осталась. Натан с трудом понимал, что говорил. Слова вылетали потоком правды. Уже даже незачем оправдываться тем, что он ее оберегал. «Не уходи». Он был изумлен. Он стоял на коленях, умолял ее не уходить, и его сие не смущало. Сегодня, когда он увидел, как она падает, броня дала брешь; теперь бессмысленно надевать броню вновь. Натан смотрел на нее, ждал ответного взгляда. Джорджи кинула на него взор. — Не хочу… причинять тебе неприятности. Мой брат едет в Лондон, я буду ему нужна. Его ранили. — Что случилось? — На него напали — пырнули ножом. Друг везет его домой. Скоро он вернется в Лондон. — Когда? — Точно не знаю. Натан ощутил прилив подозрительности и злости. — Господи, Джорджи! Ты ушла в ночь, даже не зная, вернулся твой брат или нет? Ты же знала, что его ранили, знала, что авария не была случайной! Ты с ума сошла? Ей настолько не терпелось уйти, что она с радостью отправилась в лапы опасности? — С ума сошла? — хохотнула она. — Не знаю… возможно. Я плохо соображала. — Она рассеянно потерла ушибленный лоб. — После аварии я странно себя чувствую. Он пристально посмотрел на нее, грязную, измученную, в синяках, и весь гнев улетучился. Возможно, она еще и голодная — сегодня она почти не ела. — Сейчас ты ни на что не годишься. Тебе надо поесть, помыться и выспаться. — Серьезно? — похлопала она глазами. — Конечно. — Он взял со стола блюдо с пирожными. — Съешь, а я велю приготовить ванну и попрошу Гоуджа подать ужин. Кто-нибудь узнает, когда вернется твой брат? — Да, Лили. — Хорошо, напиши Лили. Записку мигом доставят, и, если возможно, вечером ты получишь ответ. Лучше сделать так, нежели убегать в одиночестве, разве нет? — Наверное, — засмеялась она. — Я привыкла справляться самостоятельно. Из бюро Натан достал бумагу, чернила, сургуч — все необходимое, чтобы написать несколько строк. Он положил все перед Джорджи, и через несколько минут записка была готова. Он отнес записку Гоуджу, а по возвращении с удовольствием отметил, что Джорджи съела как минимум три пирожных.