— Прекрати эти упаднические настроения, — попросил Скрипач. — Слушать тошно. — А мне жить вот так — тошно, — ответил Ит. Голос его звучал глухо, невыразительно. — Кто бы меня хоть раз спросил, что хочу я. Так нет ведь, какое там… — И что же вы хотите, Ит? — Марта прищурилась. — Уехать. Нет, Марта, если вы думаете, что я хочу умереть, вы ошибаетесь. Умирать я совершенно не хочу. И семью люблю по-прежнему, точно так же, как и раньше. Но… — Что — «но»? — требовательно спросила психолог. — Чтобы мы все остались в живых, мы должны… мы оба должны… чем быстрее мы исчезнем из их жизни, тем будет лучше. — Кому именно? — Всем. И нам, и им. И да, Марта. Я хочу жить. Спокойно. Нормально. Делая работу, которая угодна Богу. Я не хочу гнить заживо, терпеть боль, побои и унижение. И не я хочу, чтобы те, кого я называл своей семьей раньше, страдали. — Ваша жена, Ит… — начала было Марта, но Ит тут же её перебил: — Моя жена умнейшая женщина, если вы об этом, но есть вещи, которые она пока что не понял. А я понял. Так уж вышло, что я стал первым среди нас, который понял… и который может об этом сказать. На самом деле первым был не я. — А кто же? — Ри. Он понял это первым. Мы говорили с ним на «Альтее», перед второй экспедицией, и он первым пришел к этому выводу. А ты знаешь, рыжий, что он гораздо умнее всех нас, вместе взятых. Был… — И будет. Ит слабо усмехнулся. — Ты сам-то в это веришь, «будет»? — ехидно спросил он. — Как бы ни так… — Хватит, на сегодня заканчиваем, — Саиш, молча слушавший этот разговор, решил, что довольно. — Будет или не будет — время покажет. Марта, вы завтра придете? Ну и хорошо, значит, завтра и продолжите. Рыжий, проводи. Всё, Ит. Спать. * * * Возле границы стерильной зоны Скрипач по привычке остановился, но Марта взяла его за локоть и решительно потащила за собой. Вместе они спустились на три этажа, и лишь после этого женщина сказала: — Я не знаю подробностей, поэтому не могу работать дальше. Если можно, коротко и по существу, Файри. — Лучше называйте рыжим, — попросил Скрипач. — Я не пользуюсь этим именем. — Ну хорошо… рыжий. Сначала я скажу то, что я вижу. Либо эта сложная схема была кем-то ему индуцирована, либо… либо он говорит то, что есть на самом деле. В первом случае вы должны будете предоставить мне информацию по максимуму, для того, чтобы я могла продолжать работать. Во втором… моя работа просто лишена смысла. Скажите, ваше с ним присутствие действительно может угрожать чем-то вашей семье? Скрипач замялся. — Тут всё немножко сложнее, — произнес он осторожно. — Дело в том, что Ит склонен приписывать многое из происходящего на свой или на мой счет, и… — И? — И эти предположения не совсем безосновательны. Черт… Марта, невозможно рассказать всю нашу жизнь в двух словах, — Скрипач прикусил губу. — Я… я не знаю. Иногда мне кажется, что он прав. А иногда — как теперь… — Хорошо. Попробуем подойти к вопросу с другой стороны, — голос психолога неуловимо изменился. — Я бы хотела услышать ваше мнение. Не его, не общее, а лично ваше. — Я хочу сохранить семью такой, какой она была до этого момента, — Скрипач опустил голову. — Я не хочу делать то, что требует он. Не хочу никуда уходить, уезжать, бросать кого-то. Да, в нашей жизни было много всякого дерьма, но хорошего было на порядок больше! А он сейчас словно бы видит всё через черные очки, и я не знаю, как переубедить его, как заставить понять, что он не прав, что от такого решения будет только хуже. — Спасибо, — психолог улыбнулась. — Вот теперь всё встало на свои места. — В смысле? — не понял Скрипач. — Я немого знаю о вас, в том числе и про возвратный круг, и о том, кто вы с ним друг другу. Но я услышала ровно то, что хотела. Что надеялась услышать. — И что же? — Его действительно индуцировали, он не сам принял это фатальное для всех решение. К решению его очень грамотно и ловко подтолкнули. А через него — сумели воздействовать и на Ри тоже. Но он явно был первым. — Огден, — пробормотал Скрипач. — Сволочь… Но почему вы уверены, что именно он? — Попытка переложить ответственность за решение на того, кто не может подтвердить что-либо, или же опровергнуть. А такая попытка — это сигнал о том, что существо в решении на самом деле сомневается, и ищет пусть и гипотетической, но поддержки. «Я не один, мы вместе, и вообще, это он». Понимаете? Скрипач кивнул. — Значит, это всё тот разговор. И всё-таки Огден. Не считка, которую он открыл, а эта тварь. — Скорее уж те, кто стоят за Огденом, — возразила Марта. Улыбнулась. — Ничего. Мы будем искать решение, и, думаю, рано или поздно мы его найдем. — Дай-то Бог, — пробормотал Скрипач если слышно. — Если оно вообще существует. — Есть еще один момент. В решении он на самом деле сомневается. И агрессия, которую он проявляет по отношению к тому же Фэбу — попытка утвердиться в этом решении. — Агрессия — это есть, — согласился Скрипач. — Вы с ним говорили? — С кем? — С Фэбом. Это он рассказал, как Ит себя ведет? — Пока что нет, но тут и так всё было понятно, — пожала плечами Марта. — Вы знаете присказку про собаку, которую жалел хозяин, и поэтому хвост ей отрубал по кускам? — Знаю. Да, похоже. — Только надо учесть, что тут всё обоюдно. И хозяину больнее, чем собаке. * * * Консилиум, который должен был сообщить Иту о ряде принятых по нему решений, собрался через четыре дня. По счастью, Марта к этому моменту сумела убедить Ита в том, что даже если ему тяжело терпеть присутствие Фэба, с этим присутствием придется смириться — альтернативы всё равно нет. Ит, пусть и с трудом, но всё-таки согласился с ней. О том, что врачей не хватает, при нем говорили и другие, мало того, Андрей, начальник инфекционного отделения, пару раз намекал Скрипачу и Киру на то, что неплохо было бы, если бы и они поработали хотя бы ассистентами «раз уж вы всё равно тут сидите». …Кир в эти дни сумел-таки доехать до Москвы, и повидать детей, Джессику, и Ри. Вернулся он мрачнее тучи, и Фэб со Скрипачом в тот вечер так и не дождались от него подробностей. На следующий день Кир собрался с духом, и рассказал о том, что увидел — по мнению Скрипача, лучше бы не рассказывал. Да, у Ри действительно есть положительная динамика, да, он уже практически не нуждается в гормональной терапии, да, стали постепенно восстанавливать дыхание и ему даже оперировали контрактуры, но… — Но, ребята, это вегетативное в чистом виде, — закончил Кир. — Потому что левого полушария нет. Была бы тут восьмерка, хотя бы основные функции бы восстановили, а так… — он безнадежно махнул рукой. — Ромку жалко. Он не дурак, всё понимает. И он… Ему словно не четырнадцать, а двадцать четыре. — То есть? — не понял Скрипач. — Он выглядит как я, когда родителей не стало, — Кир отвернулся. — Это когда взрослеешь скачком, а не постепенно. Сегодня ты ребенок, а завтра — взрослый, но не потому, что ты вырос, а потому что у тебя стала такая жизнь. Внезапно. — Блин… — Скрипач покачал головой. — Кирушка, мы, как только сможем, поедем туда. Ты извинился за нас? — Конечно. Он покивал и сказал, что всё понимает. До сих пор мороз по коже. И Настя. Был одуванчик, да весь вышел. Джессика бы без них не справилась… …Консилиум начался утром, в восемь. Сначала разбудили Ита, потом стали подходить врачи, которые в этом консилиуме принимали участие — несколько специалистов, начальник отделения, психолог, представитель Санкт-Рены. Как понял Фэб, это был кто-то из дипломатов, и это его обнадежило: речь вполне могла пойти о какой-то внепактовой поставке. Собственно, так оно и вышло. — Ит, пока что спокойно послушай, что они будут говорить, — попросил Фэб. — Если есть возражения или просьбы, скажешь позже. После того, как они закончат. — Хорошо, — Ит поморщился. — Я так и собирался сделать. — Вот и молодец, — похвалил Фэб. — Не надо, — попросил Ит. — Скъ`хара, я совершенно в этом не нуждаюсь. Ни в «молодцах», ни во всем прочем. Ты сказал, я всё понял. Что-то еще? — Нет, — покачал головой Фэб. — Извини. — …четыре основных этапа. Первый. Приблизительно за пять суток мы удалим все костные осколки и фрагменты. Сделаем это лапороскопически, на зондах, без прямого вмешательства. Проба показала, что этот метод действенен, никаких парадоксальных реакций он не вызывает. Второй этап. Производим раскрытие операционных полей… — Пошагово, — подсказал Илья. — Совершенно верно. И доращиваем мышцы. Срок вмешательства будет равен полутора месяцам, плюс-минус десять дней. За это время в Санкт-Рене изготовят следующие эндопротезы… — последовал длинный список, — которые будут доставлены сюда. Третий этап у нас будет зависеть от общего состояния на момент окончания второго этапа. Либо операций будет пять, либо две. При благоприятном исходе осуществляется переход на четвертый этап — симптоматическое лечение, снятие части портов, впоследствии — пошаговая эвакуация дренажной сетки. Ит, я вижу у вас в глазах вопрос, и отвечу на него прямо сейчас. Другая схема для данных условий невозможна. Госпиталь работает по пятому уровню, биопротезы запрещены к ввозу, равно как и капсульные системы для выращивания биоматериала. Поверьте, мы с гораздо большей охотой провели бы вам ампутацию, поставили на полгода на биопротезы, а потом за две недели пересадили бы ногу, часть подвздошной кости, тазобедренный сустав, ребра, и руку. Но, увы, это невозможно. — Спасибо, — эмоций в голосе Ита не было вообще никаких. — Можно задать вопрос? — Пожалуйста. Говорил один из консультантов, до него — как понял Ит — директор «Полей». Значит, его случай и впрямь не рядовой.