— Можно ли будет сделать операцию, о которой вы говорили, за один прием? Я имею в виду пересадку. — Маловероятно, — покачал головой консультант. — Слишком большой объем. Вы не сумеете… — А если к тому моменту станет понятно, что я выдержу? — Ит прищурился. — Думаю, к тому моменту мы это и узнаем, — развел руками консультант. — Но никак не раньше. — Ит, нет, — твердо сказал Саиш. — Не корчи героя из себя, это глупо. Ты отлично понимаешь, что невозможно. — Хорошо, — сдался Ит. — Еще один вопрос, если можно. — Спрашивайте, конечно, — подбодрил его консультант. — Какой по времени будет период полной реабилитации, если всё пройдет успешно? — Насколько полной? — уточнил консультант. — Чтобы можно было начать работать. Скрипач страдальчески возвел глаза к потолку, Илья крякнул что-то неразличимое, Саиш покрутил пальцем у виска. Консультант задумался. — От года и больше. Ит, на этот вопрос вам сейчас никто не сумеет ответить при всем желании. Может быть, вы не до конца осознаете, насколько серьезно ваше положение, и… — Я всё осознаю, — перебил его Ит. — Именно поэтому я и спросил. — Ответ, надеюсь, вы услышали. Еще какие-то вопросы? — Да, последний. На время… вот этого всего… подвижность останется такой же? — Да. Мы очень сожалеем об этом, но тут ничего невозможно сделать. Вы знаете, как устроены блоки доращивания пятого уровня. Они не автономны, и поэтому… — Да, я знаю. Еще два месяца вот так… и неизвестно, с каким исходом, — Ит глубоко вздохнул. — Понятно. — Есть предложение. Вы можете проспать эти два месяца, — пожал плечами консультант. — Я бы, кстати, рекомендовал. — Нет, спасибо, — отрезал Ит. — Что угодно, только не так. — Почему? — удивился консультант. — Потому что это его выбор, — внезапно вступилась Марта. — Я тоже не в восторге от этого выбора, Ит, но отчасти я вас понимаю. И потом, в конце концов, если вы в какой-то момент захотите уснуть до операции, вы всегда сможете это сделать. А пока что — мы принимаем ваше решение. — Хорошо, — подытожил консультант. — Теперь обсудим ряд технических деталей. — Только побыстрее, — попросил Саиш. — У нас сейчас лимит по времени десять минут. * * * Конечно, и Фэб, и Кир, и Скрипач пытались устроить в палате хоть какое-то подобие если не уюта, то чего-то похожего, но из этого ничего не получилось. Ни свет, который поставили поудобнее, чтобы не мешал, ни маскировка операционных накладок ничего не дали. Палата — палата и есть. Единственное, что хоть как-то удалось, это установить режим, и впоследствии само существование этого режима сыграло на руку всем, от Ита, до врачей, которые с ним сейчас работали. Будили Ита всегда в восемь утра, затем Скрипач помогал ему умыться. Всё умывание сводилось к тому, что либо Скрипач, либо Кир (Фэбу Ит это делать не позволял) протирали ему лицо и кисть здоровой руки раствором. Чисто номинальная процедура, ничего не значащая, но для Ита она была связью с нормальным миром, в котором он жил раньше. Дальше — если Ит был в состоянии — его кормили, потом минут десять разрешалось пообщаться (если было настроение), затем — снова сон. Все пробуждения были одинаковыми, каждый день повторялось одно и то же. Во сне Ит видел закольцованный кошмар: входящих в палату санитаров из тюремной больницы, и каждый раз он был убежден в том, что его снова били. На десятые сутки Скрипач уже сам готов был треснуть Ита чем-нибудь тяжелым, потому что выдержать то, что тот говорил, становилось просто невозможно, но положение ежедневно спасал Илья, который, даже если была не его смена или же он был занят, находил пять минут, чтобы зайти и «обсудить ночь». Сначала Ит с Ильей минуты две спорили, потом Илья открывал запись, и они в ускоренном режиме эту запись просматривали, убеждаясь, что в палате действительно не было посторонних. — Значит, снова приснилось, — на Ита после этих просмотров было жалко смотреть. Он выглядел абсолютно подавленным и убитым. — Да что же такое… Ну почему?.. — Бывает, — философски пожимал плечами Илья. — А может, просто до конца не проснулся еще. Теперь-то всё нормально? — Да, — Ит отводил взгляд в сторону. — Илюш, прости. Я, правда, не хотел. — Так все знают, что не хотел. Ладно, проехали. Давай умываться, и перекусить надо чем-нибудь. Ага? — Ага, — покорно соглашался Ит. — Рыжий, извини… — Ой, перестань, — отмахивался Скрипач. — На завтрак что хочешь? Сладкое, соленое? Безвкусный гель разрешали чем-нибудь маскировать, но максимум, что было можно — это добавить оттенок вкуса, не более того. По словам Марты — чтобы не возникло впоследствии ассоциаций нынешнего состояния с нормальной едой. — Не знаю, — обычно говорил Ит. — Может, сам выберешь? — Выбрать я могу, но есть-то тебе, — справедливо замечал Скрипач. — Если ты хочешь, чтобы выбрал я, то давай сладкое. — Почему? — Потому что ты больше любишь соленое… …Оперирующих бригад оказалось две, в каждой — по двое разумных. Первая пара была совершенно неконтактной, максимум, что от них слышали окружающие — это короткие скупые команды. Отработав восемь часов, бригада уходила, уступая на два часа место дежурным реаниматологам, а после на её место заступала вторая. Вот с этой второй контакт возник очень быстро, практически сразу. Главным в этой бригаде оказался пожилой смешливый когни, на редкость общительный и непосредственный, а его ассистенткой была приятная и тоже веселая молодая женщина, от одного присутствия которой, казалось, становилось легче всем окружающим. Во время работы этой бригады Ита будили дополнительно два раза днём (по настоянию Марты), потому что с бригадой возник хороший контакт, и этим нужно было пользоваться. Вся работа шла на биощупах, которые все без исключения врачи называли «ниточками». Одним биощупом убирались многочисленные костные осколки, через второй — на место осколков заводился вариант «среды», имитирующий присутствие кости. Тело нужно было качественно и не спеша обмануть, причем так, чтобы оно ни на секунду не усомнилось в обмане. При этом крайне желательно было дать и сознанию тоже понять, что ничего страшного не происходит. — Сейчас понаделаем маленький дырочка, а потом начнется самый увлекательно, — когни пристраивался на операционном стуле, ассистентка заводила ему под локти диски, и становилась рядом. — Потому что Ксения у нас вчера отличилась, и она имеет нам рассказать, как чуть не утопил катер по дороге из город сюда. На русском языке когни (звали его Эраде Джорр-Уски, в просторечии — Эра или Джордж) говорил, в принципе, неплохо, но с падежами и окончаниями был явно не в ладах. Русский язык, по его собственным словам, он выучил самостоятельно, никаких масок не снимал, обучающими программами не пользовался — и этим фактом очень гордился. — Не топила я никакой катер, — Ксения упирала руки в боки. — Джордж, ты опять всё придумал. — Как не топил, когда баржа от твоей «Волна» еле увильнул?! — возмущенно поворачивался к ней врач. — Плывет этот девушка, навстречу ей большой баржа! Баржа вправо повернул — девушка влево повернул! Баржа влево повернул — девушка вправо повернул! Что, не было? — Не было. — Ты делать таран хотела! Чем тебе баржа мешал?.. Ксюша, анете дей эсари кеа таскуниа, второй блок ввод, пожалуйста… Когда через пять дней эта бригада закончила работать, Скрипач даже расстроился, и потом несколько раз просил Эру и Ксюшу заскочить к ним «в гости». Эра никогда не отказывал, но, увы, вскоре бригаду перевели в другой госпиталь — война шла полным ходом, и специалистов частенько переводили туда, где они были нужны в данный момент. 02 Восемь часов Год 11.973 — …все равно ничего не изменится. Он вообще не заметит, что тебя не было. Так что поезжай со спокойной совестью, к семи вернешься. — К шести, — поправил Скрипач. Илья согласно кивнул. — Тем более. Рацион внизу возьми, или пусть Берта сразу два… — Ей не дадут два. Ладно, уломал. А что на счет проезда? — Рыжий, ты меня слушал? Забери справку у Кира, ту, что Томанов дал. — Но в этой справке указан вообще-то Кир, а не я, — напомнил Скрипач. — А личину сделать слабо? — прищурился Илья. — Тоже мне, агент называется. Я тебя чего-то не пойму. То ты сокрушался, что до сих пор до Москвы не доехал, то на ровном месте буксуешь. В конце концов, это просто нехорошо уже. Неделю собираешься, а всё собраться не можешь, — Илья укоризненно покачал головой. — Не стыдно? — Стыдно, — понурился Скрипач. — И страшно, если честно. — От чего именно страшно? — уточнил дотошный Илья. — Да от всего. И от этих «качелей», и от того, что в Москве увижу, — рыжий тяжело вздохнул. — Примерно в равной степени. Понимаешь, Ри… сейчас, пока я не видел сам, он… для меня он словно просто уехал. Он где-то есть, живой и здоровый, ну, может, немножко не такой, каким был раньше, но… — он сбился, осекся. Илья успокаивающе положил Скрипачу руку на плечо. — Понимаю, — кивнул он. — Очень хорошо понимаю. Но ты подумай, каково девчонкам. Они-то видят это все едва ли не каждый день.