И новый взрыв хохота. – Да здрав будет Микула Мирошкинич! – закричал хозяин, вскакивая с лавки с громоздкой братиной в руках, трезвым разумом понимая, что слишком далеко в потехе заходить не следует, все равно, что щелкать медведя по носу. – И тебе не хворать, – насмешливо процедил Микула, лениво отхлебывая из протянутого ему сосуда. Чувствуя неприятную слабость в ногах, хозяин тяжело опустился на лавку. «И без татя https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn1 этого обойтись нельзя, и с ним, что по раскаленным углям бегаешь, маета одна. А Парашку надобно выдрать, чтоб хвостом пред кем не попадя не мела, да отца под монастырь не подводила». Лунная ночь нежилась в молодом октябрьском снежке, зима развешивала иней на не успевшие скинуть листву деревья. Над избами дремлющего Торжка поднимался молочный дымок, убегая к жемчужным звездам. Микула распахнул кожух, полной грудью вдыхая морозный воздух. Хорошо! – Запахнись, дурень, застудишься, – ворчливо рявкнул на него старый дядька Завид, семенивший рядом. – И чего тебя понесло свататься? Знал же, что не отдаст. – Да так, подергать захотелось, – улыбнулся Микула, бережно поддерживая старика под локоть. Гриди охраны шли чуть поодаль, давая хозяевам потрепаться без лишних ушей. До дома можно было и в возке докатить, да захотелось размяться, отойти от хмельного угара. – Э-э, подергать, – передразнил дядька племянника, – вымахал, потолки в горницах подпирать, а ума не нажил. Давно бы нашел девку попроще, да детишек народили бы, мне старому в утешение. Скольких уж я тебе предлагал? Все нос воротишь. Хорошо, отец не дожил, не видел такого позора. Ишь, княжну ему подавай, хмельная твоя душа! – Я из рода славного, могу и на княжну глаз положить, а добра у меня побольше, чем у иного захудалого князька будет, – беззлобно то ли в шутку, то ли в серьез ответил Микула. – Забудь, забудь ты глупости эти! Род ваш славный, кто ж спорит. Братец дочь за отца твоего не раздумывая отдал и не выкручивался, как эти, – Завид с ненавистью посмотрел назад, где скрывались за поворотом хоромы Сбыслава. – Только в прошлом это все, пойми! Не в обиду. Другие в Новгороде сидят да князей за бороды дергают. А я разумею так, – дядька остановился, придержав за рукав и Микулу, снова оглянулся, не слышит ли кто, и заговорил скрипучим старческим шепотом: – Давай я надавлю на Сбыславку, найду через кого, он поворчит – поворчит, а дочь отдаст, никуда не денется. Да все в шутку оборотим, мол, так уж и быть, зазноба в сердце запала, что и княжна не нужна. – Сдалась мне его кобыла рябая, – гоготнул Микула хриплым басом, отчего за соседним забором истошным лаем зашлась собачонка, – чего я там не щупал, чтобы еще и на полати ее с собой класть? – О-о, – протянул дядька, недовольно сдвигая брови, – охальник каков, так тем более женить вас надобно. – Мне не надобно, – отмахнулся Микула. – Оженись, оженись, Миколушка, осядь здесь или во Пскове, брось ты это ремесло неспокойное. Они тебе платят как псу цепному, чтоб добро их дорогой охранял, в насаде https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn2 , что ложка в котле, болтался, а уваженья не имеют. Боятся, то да, а ровней не чтут. – Да плевать я на них хотел. Я там, у себя, сам себе князь, – Микула своевольно тряхнул густыми кудрями. – Высоко взлетишь, больно падать. Век ушкуйника недолог, – дядька назидательно помахал перстом. – Отец ушкуйником не был, а давно уж в могиле. То никто не ведает, когда Бог приберет. Оба перекрестились. Ноги снова заскользили по молодому снегу. – Что там, на Волге слышно? Верно, что булгары к сече с неведомой силой изготовились? – снова зашептал дядька. – Да кто ж их знает, спокойно все, – пожал плечами Микула. – Нас не занимали, и мы их не трогали. Тихо прошли, вот до ледостава успели. – А отбываешь когда? – А как санный путь встанет, так домой и попрем. – Домой, – проворчал старик, – а у меня, значит, тебе не дом? Я так, сбоку. – Да не ворчи, крестный, и здесь дом. Душой отдыхаю. – Ты уж, Миколушка, побереги себя. Всех сыночков да внучат схоронил, никого у меня окроме тебя нет. Помни то, – старик опасливо шмыгнул носом, еще немного, и заплачет. Микула снова бережно взял дядьку под руку. Все он понимал и старика жалел, только студеный зимний ветер звал на волю, а честолюбие и злость на чванливых бояр толкали в спину – иди, добейся, докажи всем, чтоб на брюхе приползли да дочек своих наперебой совали, да заискивающе в очи заглядывали… – Гордыня все, – словно прочел мысли крестника Завид. – Гордыня. Глава I. Микульшин городец Сентябрь 1237 г. Весла в уключинах создавали жалобный скрип, похожий на стон. Да и самому Терентию хотелось стонать и охать. Полными тревоги очами вглядывался княжий посланник в черную воду студеной Вятки, в мрачный ельник, плотной непроницаемой стеной нависающий над скалистыми берегами. Всюду мерещились недобрые предзнаменования: то ворона злобно каркнет, то рыбина хвостом у борта плеснет. Как тут успокоиться?! Это ж надо в такую дикую глушь дать себя загнать! Страх щекотал за воротом. То ли дело кметь Дедята – сидит себе у щеглы https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn3 да дремлет, словно по Клязьме на лодочке катается, а не в самую пасть к разбойникам плывет. Оно конечно, Дедята – воин, в боях пообтесанный, ему под стрелами ходить, не привыкать. Сам-то Терентий – человек мирный, дьяк при князе, тяжелее пера отродясь ничего не поднимал и далее Городца да Владимира никуда не ездил. А тут на тебе, отправили. А все язык без костей виноват. «Терентия с собой возьми, он и мертвого уболтает, и с чертом сговорится». А у него, Терентия, спросили – желает ли он сам с этим самым чертом сговариваться? Посланник нервно осенил себя распятьем. Да кто ж его спрашивать будет, мелкую сошку. Кто об нем всплакнет, если что, кроме матушки да сестриц? Вдовец, даже жениться снова не успел, деток нажить… на свет Божий посмотреть. На свет, а не на эти елки треклятые! Так жалко себя стало. Терентий тяжко вздохнул. Сама княгиня приказала плыть, куда ж было деваться?! Не отвертишься. Целую седмицу, пока не привык, Терентия нещадно мутило на палубе шаткого насада, кишки выворачивало так, что казалось сейчас и душа с ними вон отойдет. А эти морды нахальные только ржали как кони, никакого сочувствия да почтения. Домой, как же домой хочется! К пирогам, кашам, теплой лежанке. – Дедята, – из вредности толкнул Терентий кметя. А чего он спит, а ты тут один переживай, волнуйся? – Ну, чего? – недовольно буркнул воин, лениво приоткрывая один глаз. – А если они нас перебьют и слова не дав сказать? Вот так возьмут, да и порубят на куски, – бойкое воображение уже подсовывало Терентию кровавое месиво, опять не к месту начало мутить. Щуплый, похожий на взъерошенного воробья дьяк набрал побольше воздуха, чтобы пересилить приступ. – И такое может быть, – усмехнулся в бороду Дедята, и не думая успокаивать попутчика. – А я даже причаститься не успел, и рубаха вон, не стиранная, – грустно проронил Терентий, разглядывая вышитый сестрицей по льняному полотну узор. Лицо Дедяты осталось непроницаемым. Среднего роста, но жилистый, провяленный на ветрах, смуглый от въедливого загара кметь, неспешный в словах и движениях, был полной противоположностью выхоленному и шустрому Терентию. Нет, Дедята не был угрюмым и нелюдимым, мог и расспросить о чем и пошутить при случае, но нянькой-утешительницей для молодого дьяка становиться не собирался, поэтому пропускал чужие жлобы и страхи мимо ушей как шум ветра. – А вот если… Договорить Терентий не успел, с легким свистом в палубу на локоть выше головы Дедяты вонзилась стрела. Терентий взвизгнул и повалился на палубу. И оказался последним, кто так сделал. Опытные вои уже лежали, побросав весла и прикрывшись щитами. «Вжи-и-ть», – еще одна стрела воткнулась рядом с первой. – Кто такие?! – раздался грубый голос из темного ельника. – Гороховецкие, – так же басом отозвался Дедята, – от светлого князя Ростислава к ватаману Микуле Мирошкиничу плывем, дело к нему имеем. Ответа не последовало. Гребцы не гребли, и оттого насад стало сносить назад по течению. – Чего они молчат? – задыхаясь от волнения, спросил Терентий. – К берегу греби да жди, – был ему ответ из ельника. – Причаливай! – зычно рявкнул Дедята, и вои, снова усевшись на лавки, заработали веслами. Логово ушкуев мнилось Терентию скрытой в буреломе берлогой, а сами лесные тати – чумазыми дикарями с кистенями на перевес. Реальность оказалась куда бодрее. К гороховецкому насаду подплыл легкий струг. Опрятный не без кичливого лоска ушкуйник в собольей шапке махнул с кормы следовать за ним, насад погреб за стругом, и за поворотом реки по левую руку на холме показался город. Да-да, не захудалый городец, а большой, обнесенный новенькой деревянной крепостью град, с костровыми башнями, пряслами, утыканными бойницами, и огромным торгом прямо у речного берега. Торг гудел деловитым ульем. Местные вотяки и чудь подвозили на лодках товары, бойко торговались с новгородцами, загружали купленное и выгружали проданное. Ровными рядами у пристани колыхались корабли. На мостках бабы стирали холстины, складывая их в огромные плетеные корзины. Град как град, ничего особенного. Терентий облегченно выдохнул. Селились горожане в основном в избах-землянках, глубоко уходящих крепким срубом в землю, берегли тепло, но встречались и высокие хоромы с теремами нарочитой чади https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn4. Возле богатых усадьб улочки были выстланы дощатыми помостами, между землянками грязь прикрывала солома. У каждого двора звучным лаем разрывался сердитый пес. – Бабы у них чудно одеты? – на ухо Дедяте прошептал Терентий, с открытым ртом разглядывая прохожих красавиц. – Бабы как бабы, – отмахнулся кметь. – И с лица вроде как не наши, не иначе поганые? – Местных девок похватали да окрестили, чего ж такого, – улыбнулся Дедята, – все правильно, без жены-то мужу как? Терентий с обидой прикусил губу, почуяв, что кметь его подковырнул. «Если живой останусь, так женюсь, чего ж все время тыкать?» Вечевая площадь у деревянной церкви была щедро усыпана соломой и пахучим сеном, и выглядела бы по-домашнему уютно, если бы не висельник, болтавшийся в дальнем углу. Терентий нервно сглотнул и возвел очи к позолоченному кресту на маковке храма. Сердце снова стало тревожно убыстряться. Щеголь в соболиной шапке, следующий впереди гостей, завернул на боковую улицу и указал на высокий частокол с мощными воротами. Стукнув пару раз железным кольцом о дубовую доску, сопровождающий выкрикнул: – К посаднику привел, как сказывал. Массивные ворота отворились с удивительной легкостью, пропуская гостей на двор посадника Микулы Мирошкинича, ватамана местной ватаги. Вот сейчас все начнется. Каков он, ватаман? Как встретит?