— Ты давно верующей у нас стала, — засмеялась Софья в телефон. — Ладно, уговорили, забегу на секунду. Женщина пришла не с пустыми руками: капуста собственного засола, палка сервелата и салат из папоротника. В общем, когда она передавала пузатый пакет Марине, та не удержалась и засмеялась: — М-да, ну и секундочка у тебя… Часа на три, не меньше. — Мы уже большие девочки, можем позволить посидеть без мальчиков! — бодро скомандовала Айгуль, приглашая подруг в зал, где был раскрыт стол-книжка и наброшена чистая скатерть. — Вам хорошо, вы холостые на сегодняшний вечер, а меня муж дома ждёт, — выдвинула последний довод Софья. — Чего своего дорого не привела? Разбавил бы женскую компанию. — предложила Марина. — С того времени, как ты связалась со своим бандюком, мой слышать не хочет о совместных посиделках. — махнула рукой Софья. — Да ладно. Подумаешь, выговор за него когда-то получил, по моему делу Коровкин вообще хорошо сел. Посидел, подумал и исправился. — не унималась Марина. — Одна я непричастна к этому делу, — улыбнулась Айгуль. Муж Софьи по возрасту подружкам в отцы годился. Он когда-то по молодости тоже следователем был, первым в криминальной истории Васи Коровкина. Поехали они на место происшествия. Коровкин тогда подростком был, юрким. Дал дёру и был таков. Только через месяц его поймали. Следователь, понятное дело, первым выговором обзавёлся. — Зато ты к другому делу причастна, — ответила Марина. Она взяла бутылку с шампанским. Открутила проволоку, зажала пробку в ладони и стала медленно вытаскивать пробку. — Помнишь Андрея? — Какого? — спросила Айгуль, наблюдая глазами за траекторией полёта пробки. — Маринка, твою же нелёгкую. Мы летом ремонт делали. — И что? Подумаешь, пробка в потолок влетела. Так не пробила же. Бокалы давайте, а то картошка стынет… Посиделки затянулись далеко за полночь. Они поели, потом включили музыку своей молодости и начали лихо отплясывать под «Белые розы». Одна мелодия сменялась другой. — Ветер хочу! — кружилась Марина. — Как там его: «Ветер бродяга, пусть развеет этот серый дым…»[1] «Плачет девочка в автомате, перепачканное лицо[2]», — пела Айгуль. «Напилася я пьяна, не дойду я до дому»[3], принимала эстафету Софья. Дискотека затянулась. Ехать и идти куда-то было уже поздно. Да и расходиться подругам не хотелось. Марина не слышала, что в сумке разрывался телефон. Постепенно заканчивался заряд, и, наконец, он совсем затих. В два ночи подруги решили, что надо бы прилечь. Как ни как, а утром всем на работу. С тоской посмотрели на недопитое шампанское. — Стареем, — вздохнула Марина, — одну бутылку на троих не одолели, а когда-то помнишь, Соня, у тебя на кухне? Сколько выпили на троих? — Пять. Ты сидела на полу балкона, допивала пятую и требовала шестую, — ответила Софья, помогая Айгуль расстилать диван. — А я где была? — спросила Айгуль. — А ты, я думаю, к тому времени уже уехала отсюда. Слушай, а чего ты вернулась? Чего тебе там не работалось? — Марина держала бутылку на просвет, словно решала: выпить или вылить. — Софья, я думаю, что если газ выпустить, то можно в кулинарию пустить. Например, мясо с белым вином. — Вот завтра купишь мясо и сделаешь, — отмахнулась Софья, забирая бутылку из рук Марины. Подруги по очереди приняли по-быстрому душ, приглушили свет, улеглись, но сон не шёл. «А помнишь…» прорезало всякий раз тишину. И снова: «Всё, спим, не болтаем…» и опять: «А помнишь…». Утром Софья побежала переодеваться домой, Айгуль на работу пошла, офис был рядышком, а вот Марина вызвала такси. Машина пришла нескоро. Нервничая, что опаздывает, а опаздывать она терпеть не могла, заскочила в тёплый салон. Внутри пахло табаком и старым забытым одеколоном «О’жён». — Доброе утро, Марина, на работу? — послышался знакомый голос. — Рафик? — удивилась женщина. — А ты как здесь оказался? — Таксую. — просто ответил мужчина. — Ты сегодня без своих телохранителей? — Без них, — просто ответила Марина. Машина тронулась с места. Но поехала совсем не в сторону работы. Марина смотрела на зимний пейзаж за окном. Они выехали из города и ехали в сторону водозабора. — Далеко повёз? — спросила женщина. Она сидела на заднем сидении. Согнула руки в локтях, положила их на спинку переднего сидения, и упёрлась подбородком в тыльную сторону ладони. — Помнишь, как я тебя сюда возил за кружкой воды. Пить захотелось. — он улыбнулся той самой властно-повелительной улыбкой, от которой у неё когда-то подкашивались коленки. — Помню, только мне сегодня пить не хочется. Рафик, вези меня на работу. — Неужели в душе ничего не шевельнулось. — В душе? — она хмыкнула. — А что должно было шевельнуться? — Всё-таки я был твоим первым. — он съехал на обочину, заглушил мотор, повернулся к ней лицом и взял её руки в свои. — И что теперь? Вот подвиг совершил. Дырку проткнул. Девственности лишил. — она сощурила глаза и склонила голову: — знаешь, во что мне обошлась твоя ложь? — Я думал, что ты меня обманываешь… Мимо них проезжали машины, поднимая белую пыль. Она налипала на лобовое стекло. Они молчали. Рафик смотрел Марине в глаза. Она читала в его взгляде тоску, боль и мольбу. — Рафик, тебе сейчас чего от меня надо? Если ты был кобелиной, то я-то на роль вседавалки не соглашалась. — Только не говори, что ты его любишь! Он же уголовщина! Убийца! Они не заметили, как рядом притормозил серебристый внедорожник, как из машины выскочил Коровкин. Лишь когда ледяной ветер дыхнул в салоне, они поняли, что не одни. [1] «Ветер, ветер, ветер-бродяга Без следа развеет этот горький дым». Алексей Глызин «Пепел любви» [2] «Плачет девушка в автомате, кутаясь в зябкое пальтецо» Евгений Осин [3] «Напилася я пьяна, не дойду я до дому…» «Золотое кольцо» Глава 17. Разбор полётов Что прошло и что случится — Всё ли решено судьбой? Мне вовек не научиться Разговаривать с тобой. Тамара Шульга Амурская правда, 16.12.1978 — О, Вася! Ты же в командировке, — Марина широко улыбнулась, глядя в хмурое лицо мужа. О том, что он в гневе, было ясно и без слов. Рафик резко уменьшился в размерах, что-то залепетал. Чтобы предотвратить бурю, женщина выскочила из машины, не забыв крикнуть Рафику, что ДОГОВОРЯТ позже. — Вася, у тебя, если мне не изменяет память, машина была чёрная. Откуда эта серебристая норка взялась? Только не говори, что это мой новогодний подарок и ты его обкатываешь. — она забралась быстро на переднее пассажирское сидение, не оставляя Коровкину выбора. Мужчина зыркнул глазами на Рафика, бросил, что они ПОГОВОРЯТ позже, забрался на заднее пассажирское и приказал трогаться. За рулём был верный Сальник. Он поздоровался с Мариной кивком. По его виду женщина поняла, что свою порцию он уже получил. В этом внедорожнике ехать было приятнее: и ход мягче и тише, и ароматы не застарелые. — Так ты мне скажи, ты меня проверить, что ли, решил? Ты это зря. Я человек не гордый, повернусь и уйду, — Марина по старой привычке опёрлась спиной о дверь, сев вполоборота, и посмотрела на Коровкина. — Дома поговорим, — резанул он. — Без свидетелей. — Будет большая порка. — заявила она. — Ясно. А куда мы едем? Город вроде в другой стороне. Слушай, Колчак, а ты как меня вычислил или следилку опять на телефон установил. — Мимо проезжал, случайно. — обронил он, навалился на спинку и прикрыл глаза.