Айгулька в то время встречалась с молодым человеком. Она была счастлива и невнимательна, как все влюблённые. Марина пришла к подруге: «Андрей звонил. Сказал, что женится». — выдохнула девушка. — Правда? — Айгуль вертелась перед зеркалом. На какой-то миг она остановилась и серьёзно посмотрела на Марину. А потом улыбнулась и махнула рукой: — Ну и хорошо. — Хорошо? — Марина в недоумении подняла глаза на подругу. — Почему? — На дискотеку пойдём. Ещё лучше найдём. — Не хочу. — поморщилась Марина. — Ни лучше, ни хуже. Вообще никого. — Глупости! — авторитетно заявила Айгуль. — Помнишь, я встречалась тоже? Даже пожениться хотели. Вот бы ещё плакала, когда он с другой появился. — хмыкнула, — зато какого красавчика встретила. И ты встретишь. Это просто опыт. Твой Андрей мне сразу не понравился. Я тебя огорчать не хотела. Нашла кавалера. Тебе его сразу надо было бросить, когда на свадьбу не взял. А ты… Ещё и простила. Вот я, — и она выставила одну ногу, упёрла руки в бока, — никогда не прощу. Так и знай. Хитрее надо быть. Марина слушала болтовню Айгуль и постепенно оттаивала, пусть не насовсем. Подруга ей всегда напоминала кошку: двигалась Айгулька грациозно, щурила и без того узкие глаза и всегда хитро улыбалась. Фигурка у подружки была отпад: тонкая, стройная. А главное, у девушки всегда было хорошее настроение. Парней меняла часто, не допуская их ни до тела, ни до сердца. Игралась с ними как с мышатами: то отпустит, то поймает. В тот вечер после долгого перерыва Марина пошла на дискотеку. Она старалась забыться. Ей хотелось быть похожей на свою подругу: поиграть и бросить. А ещё, очень — преочень хотелось поверить в любовь. Домой она пришла под утро. Отец недовольно встретил на пороге: «Мы уже в милицию звонили…» — Папа, мне двадцать лет. Я взрослая. — отмахнулась усталая Марина. — Ты где была? — На дискотеке. Потом на другой дискотеке… — А потом через Москву пешком шла? — не унимался отец. — Взрослая она. Возьму ремень… — Возьми. И дальше что? — Марина прошла в свою комнату. Громко зевнула. — Что дальше, папа? Отец вздохнул: «Мы с матерью переживаем за тебя…» — Папа, я в ночные смены работаю. Ничего? Не переживаете? Вы меня во Владик впервые одну отправили, без гостиницы, без знакомых. Ничего, выжила. Что со мной здесь станет? Я спать хочу… С того момента полетела израненная душа в рай. Девушка пыталась выкарабкаться из собственного горя, не замечая, что твориться рядом. Она не поняла, в какой момент не стало собаки. Просто однажды она пришла домой и обнаружила, что её никто не встречает. — Мама, а где Бэкки? — спросила девушка. — Усыпили, — ответила мама из кухни. — Как усыпили? Это было вторым ударом за последнее время. Марина опустилась в кресло, на котором Бэкки любила спать. И только сейчас она осознала, насколько глубоко её эгоизм пустил корни в её сердце. — Мы же говорили тебе. Ты согласилась… — мама вышла из кухни, вытирая руки об фартук. — Я? Согласилась? — она больше ничего не видела из-за пелены слёз. Бэкки, собака о которой она мечтала с того самого дня, когда увидела фильм про Лесси. С двенадцати лет она грезила собакой. Тайком от родителей и подделав их подпись, она записалась в клуб собаководства, встала на очередь на щенка. На заработанные в каникулы деньги прошла подготовительный курс. Всё раскрылось, когда подошла очередь. Родители, узнав, что дочь серьёзно подготовилась к тому, чтобы взять щенка, противиться не стали. И вот, однажды в их доме появилась Бэкки. Но Марина была подростком. Она честно ходила на дрессировку, в первое время даже регулярно гуляла с собакой. Но чувство ответственности ещё не было достаточно зрелым, тем более что за спиной всегда была родительская поддержка. Так, постепенно, собака стала родительской. Марина гуляла с собакой, но раз в сутки, обычно после работы. И всё бы ничего если бы однажды Бэкки не заболела. Ветеринар грешил на плохую вакцину от чумки, на родословную, а также на то, что собаку забросали камнями. Бэкки было всего год, когда с ней случилось несчастье. В то время Марина и её семья жили в бараке. Рядом с домом был просторный вольер. Соседи сказали, что какие-то мальчишки кидали в собаку камни: они проходили мимо, а она лаяла на них. Началось с того, что собака перестала есть, стала часто моргать, глаз начал гноиться. Врач поставил диагноз: частичный паралич левой лобной части. Лечили как могли и чем могли. Ветклиника была оборудована столом и стулом. Аппаратов УЗИ тогда даже для людей не было, не то что для животных. Марина писала даже в Москву в ветклинику, адрес которой нашла в каком-то журнале про животных. Заключение было неутешительным: неизлечимо, усыплять. Но семья боролась. Вскоре собака научилась есть, подбрасывая еду губами и ловя её на ходу. Пила только из-под крана. Приближались девяностые. С едой не то что для собак, для людей становились проблемы. Лекарств больше не было. От собаки пахло. Капала слюна, которую она глотала с трудом. Начинала гноиться левая сторона челюсти. Глаз провалился совсем. Она прожила пять лет, прежде чем родители приняли это непростое решение: усыпить. В тот вечер Марина упала ничком и заплакала. Она второй раз заплакала после расставания с Андреем. И в этот раз ей казалось, что горше горя уже быть не может. Теперь Марину не держало дома ничего: не надо было ждать звонков от Андрея, никто не встречал тебя, радостно размахивая хвостом и размазывая слюни по одежде. Марина так и не простила себя за то, что забросила собаку и позволила усыпить. Она помнила её весёлой, красивой, а не больной и страдающей. Так, убегая от горя, она увязала в страданиях. И чтобы хоть как-то спастись, вертелась насколько это было возможно: работа — дискотеки — библиотеки. Марина сама не заметила, как за месяц сбросила десять килограмм. Как в её лексиконе появились колкости и усмешки. Но юная и наивная девочка ещё не до конца умерла в душе. Пришла пора ехать на сессию… Наши дни. Коттедж Коровкина Василий сидел в зале, изучая документы, которые ему передали партнёры. С Мариной он не разговаривал. То ли обиделся, то ли ему действительно было некогда. — Вась, а Вась, — позвала его женщина. — А давай собаку заведём? — Зачем? — он поднял голову, снял очки и потёр переносицу. — Как зачем? Я её любить буду. — Меня люби, — ответил Коровкин, слегка улыбаясь. — Нет, тебя неинтересно, за ушком не почешешь, брюшко не погладишь. — А ты попробуй. Хочешь, я даже потявкаю. Или повою. Глава 20. Ревность (коттедж Коровкина. Наши дни) Замри, Не надо слов, послушай – Все будет после, а пока – Пусть ходит девочка по луже, Как ангелок — по облакам… Тамара Шульга «Дальний Восток» 1985 г. № 3 — Не хочу, чтобы ты выл. И без тебя тошно, — вздохнула женщина и ушла на кухню. Василий пытался сосредоточиться на документах. Но получалось у него плохо. Не так он представлял себе их совместную жизнь. Видел же, что ей приятно его внимание. И убегала она от него как бы «понарошку». Если бы в самом деле не хотела иметь с ним дела, по-другому вела бы себя. Он не мог никак понять, что происходит, почему Марина от него отделяется. Что не так он делает? Когда они встретились на суде[1], она смотрела на него как на своего подследственного. Но он постепенно заставил её включиться в свою игру, и она повелась. Мужчина вздохнул, отложил бумаги, встал, потянулся. Она обиделась. На что обиделась? На ревность? Так от любви большой. А потом, он же извинился. Пусть не словами, но цветы подарил, даже предложил в ювелирную лавку заглянуть. Только она на это предложение ТАК на него глянула, что он понял: «Ошибся». Коровкин бесшумно прошёл на кухню. Кухарка уже ушла. Совсем как она заявила. «Я не могу работать, когда мне не доверяют», — проворчала женщина. Конечно, Марина была права, когда спросила, куда из холодильника делась целая палка докторской колбасы. Коровкин подумал, что если бы пропал килограмм мяса, его супруга и не заметила бы. Но варёная докторская колбаса для неё всё равно, что шоколадка для ребёнка. Кухарка посягнула на святое святых. В сумке оказалась не только колбаса, но и начатая банка красной икры и половина копчёной кеты. — Вы же не едите, пропадёт. Я всегда так делала, Василий Петрович. Вы же сами мне позволяли забирать после праздников. — суетилась кухарка. — А я и не знала, что праздники наступили. День милиции продолжаем отмечать? — усмехнулась Марина. — А чего я трезвая? Пойду, тоже налью себе. Ты это, — она махнула кухарке рукой, — располагайся. Сейчас вместе отметим. Колбаски порежь, если несложно.