— Засунь себе его, знаешь куда! — услышал он прорывающийся сквозь рыдания ответ. — Хочу предупредить, что при увольнении по собственному — отработка две недели. А пока вы ещё работаете, кофе сделайте и можете идти домой. — Василий отключил селектор, посмотрел вопросительно на Сальника. — Василий Петрович, Марина Вячеславовна попросила меня установить данные одного человека… — Сальник замолчал. — И… В чём проблема? Или мои? — Нет, не ваши. Вот, — Сальник показал листок, на котором было написано: «Пещариков Андрей, 05.01.196… г.р. Владик, 1990 г., примерно 4–5 курс». — И? — опять спросил Коровкин. — По делу, наверно, ей надо. — Если бы по делу, она бы дала про него более свежую информацию, а не почти тридцатилетней давности. Я поговорил с Айгуль. Это её первая любовь. Я узнал… — Он жив? — Жив, здоров. Мне что делать с информацией? — Зачем это ей? — Василий потёр переносицу. Виски сжало, словно голова попала в тиски: «Неужели она до сих пор его любит, как я её? И что мне теперь делать?» Глава 25. Трагедия. Наши дни Уже забыто все, залечено, И мной самой давно развенчано. И верить в сказочные страны Мне было бы, ей-богу, странно. Тамара Шульга «БАМ» 06.11.1974 — Сальник, ты это, езжай домой. Не надо меня провожать. Я за Мариночкой и сам доеду. — выдавил из себя Коровкин. Василий решил, что дождётся, пока Марина останется одна и прямо спросит, любит ли она его. Если тяготиться их браком, завтра же аннулирует запись и отпустит с миром. Захочет остаться здесь — купит квартиру. Сам же сюда привёз. Негоже женщину на улицу выставлять. Будет со стороны наблюдать за ней, оберегать, тайно любить. — Василий Петрович, небезопасно всё-таки, вы же знаете, — попытался протестовать Сальник. — Да кому я нужен на старости лет. Мало ли кто что болтает, — махнул рукой Коровкин, вставая из-за стола и направляясь за дублёнкой. — Охраняешь меня, словно я президент какой-то. Правильно Маринка смеётся надо мной. — Но было же покушение. И совсем недавно, в Москве[1]… — Было, поймали, спасибо тебе за службу, Сальник. Всё! — Коровкин резко повернулся, вскинул руки вверх, ладонями наружу, — Всё! Все поняли, со мной шутить опасно. И то, напомнить, почему было? Решили, что я покусился на рынок девочек. Иди, Сальник, иди. — Василий в подтверждение своих слов махнул рукой. — Как скажете. — вздохнул помощник. Он привык не спорить понапрасну с шефом. Пусть что хочет, то и говорит, а он, Сальник, свою работу знает. Не зря ему платят такие деньги, а он, в свою очередь, своим агентам. Сказали же, что планируется покушение на Колчака. Так и сказали: «На Колчака», след из прошлого. Столько лет прошло, а след до сих пор тянется. Не просто так вышел Колчак из криминала. Просто так не выходят. Разделил по-честному, только не всем так казалось, ибо не все сумели распорядиться своими долями с умом. Коровкин вроде и торопился, да было видно, что время тянул. Перед тем как закрыть дверь, осмотрел кабинет, как будто прощался с ним. Закрыл дверь. В приёмной никого не было. В кармане завибрировал телефон. Василий Петрович вставил в ухо наушник: «Да, хорошо, тогда перенесите доставку на семь утра. Спасибо». — Я Любочку уволил, думаешь, зря? — спросил зачем-то у Сальника. — Я бы её давно уволил, — хмыкнул мужчина. — Она и как секретарь не очень-то умная. Камаль вообще от её откровенных намёков чуть с ума не сошёл. Совсем не чует субординации. — За что ты её не любишь? Эксцентричная, но верная. — Не думаете ли к ней вернуться? Василий мотнул головой, мол, ещё этого не хватало: «Она заявила, что беременная от меня». — Только сейчас? — Сальник вскинул брови в удивлении. — Я бы на её месте это сделал, как только Марина появилась. У Любочки школьная подруга — зав гинекологии. Так что вам любую справку подсунут и любой тест сделают. Мужчины спустились по лестнице, сдали под охрану помещение, вышли на крыльцо. На иссиня-чёрном полотнище над головой сверкали отдраенные звёзды. Такое небо бывает только на Севере, когда воздух прозрачен как вода подземных озёр, и космически-холоден. На крыльце фонарь очертил бледно-желтковый круг на утрамбованном морозом насте. — Езжай домой! Я тоже пойду, — Василий протянул руку Сальнику для прощания. — Пешком? — удивился тот. — Пешком прогуляюсь. Подумать надо. — А оттуда? Машина-то здесь. Борис в отпуске. Только завтра выйдет. — Такси вызовем. Сальник смотрел в спину удаляющемуся Коровкину. Потом почти бегом рванул к машине, словно кто-то его толкал в спину. Заскочил в подземный гараж. Когда машина выехала, шефа уже видно не было. Сальник выехал в проулок между домами: самый короткий путь между офисом Коровкина и агентством Марины. Морозный вечер разогнал прохожих. Доехал быстро. Встал в тени, чтобы не было видно. На площадке перед входом в офис толкались какие-то подвыпившие мужики. Мужики о чём-то спорили, махали руками. Появился Коровкин. Он шёл, слегка сгорбившись, как будто пробивался сквозь бурю. Он не видел ни мужиков, ни Сальника. Василий Петрович был погружен в свои мысли. — Мужик, закурить дай, — от мужиков отделился один и, спотыкаясь, пошёл наперерез Коровкину. Но тот, вероятно, не услышал. — Ты чё, мужик, оборзел? — пьяный схватил Коровкина за плечо и развернул. Его друзья медленно подкрадывались к Коровкину, как волки, брали в окружение. — Чего тебе? — Коровкин уверенным движением стряхнул руку. — Иди проспись. — Чё, не понял? Чувак нарывается, — пьяные были уже рядом. Сальник выдерживал до последнего. Он знал, что если шеф узнает, что он ослушался, вынесет мозг, и они поругаются. Что-то блеснуло в руке одного. — Стоять, стрелять буду, — закричал Сальник, выскакивая из машины, забыв, что оперативка осталась закрытой в кабинете Коровкина. Мужики кинулись врассыпную, оставив Коровкина одного. Он стоял, пошатываясь, как-то странно согнувшись, словно рассматривал что-то на снегу. Потом медленно, как человек, который боится запачкать брюки, опустился на колени. Сальник на бегу достал телефон, автоматически набирая экстренную службу, подбежал к Коровкину, который заваливался набок на тающий красный снег. — Срочно, ножевое, — Сальник не тронул шефа, помчался обратно, диктуя адрес и крича, что человек ещё жив. Он заскочил в машину и, резко разворачиваясь, помчался наперерез одному из слишком резво для пьяных убегающих. Сальник прекрасно понимал, что сейчас его помощь Коровкину не понадобится, оставит его профессионалам. Всё происходило недалеко от отделения полиции. Поэтому звук сирены зазвучал почти сразу после звонка Сальника. Он видел, как бежал по дороге один: ни влево, ни в право ему не давали уйти высокие заборы с одной стороны из кирпича, с другой — из покрытого ледяным настом пригорка. Появилась лестница. Если убегающий поднимется по ней, Сальник его не догонит. Верный Сальник увеличил скорость, поворот руля, машина буксовала, сделала па на ледяной дороге, небольшой юз и затормозила. Он выскакивал практически на ходу, вцепился в штанину того, кто поднимался по лестнице, рванул на себя. Мороз пробрался под свитер, пальцы стыли, но и убегающий не мог воспользоваться преимуществом. Руки его скользили по металлическим и оттого ужасно холодным перилам. Он лягнул Сальника, съехал каблуком по лицу. Нога соскользнула, и он на животе съехал под Сальника. Мужчины скатились прямо под колёса внедорожника, который бросил Сальник. Теперь они катались по ледяной поверхности, ударяясь головами о колёса и нижние рёбра кузова машины. Сальник на опережение со всей силы кулаком врезал в лицо противника. Тот дёрнулся, занёс кулак в ответ, но Сальник не стал его удерживать, а, отпустив, перекатился на спине в сторону. Нападающий, ожидая сопротивление, ударил кулаком в непробиваемое покрытие дороги. Рука согнулась под неестественным углом. Он заорал. Сальник поднимался медленно. От холода его трясло, шатало как пьяного. — Вставай, — приказал он противнику, — и в машину. Но тот не думал подчиняться. Он поднялся на корточки, и сейчас Сальник вдруг на уровне интуиции понял, что произойдёт. Он рванул, скользя и падая, ногой поддал под дых, развернувшись, как каскадёр в боевике, пяткой ударил по коленке противника и, не удержав равновесие, упал на него. Тот взвыл второй раз, но вой продолжался недолго, Сальник схватил за голову и ударил затылком об лёд. Одновременно прозвучал за спиной выстрел. Он не почувствовал боли. Просто стало невероятно горячо. [1] Об этом в первой книге «Долг из прошлого». Глава 26. Безумное лето 90-го года А дождь всё льётся, Дождь всё льётся… С асфальта смыт Последний след.