— А это тогда кто? — мужчина приоткрыл дверь и показал Марине на сидящую около кровати Коровкина женщину. — Любовница, бывшая, — спокойно ответила Марина. — Любочка, ты чего здесь забыла? Или он тебе приказ надиктовывает сейчас? Секретарша повернула злое заплаканное лицо на Марину и прошипела сквозь зубы: «Не отдам. Он — мой». Марина в ответ пожала плечами и отошла от двери. — Он правда ваш муж? — обеспокоенно спросил сотрудник. — А как тогда… — он показал на закрытую дверь. — Извините, она вела себя так уверенно, и с врачом говорила. — Она давно здесь? — голос Марины был сух и спокоен, словно и не муж там лежал под капельницами и аппаратами, а потерпевший по делу. — Не знаю, я утром заступил, она уже была. — объяснил сотрудник. — Женщина, выйдете, вы не имеете права здесь находиться, — он снова заглянул в палату и громким шёпотом обратился к Любочке. Но та никак не отреагировала. — Оставьте её, — Марина задела его за рукав. — Не будете же вы в палате шуметь. Выйдет. Захочет в туалет, пить, есть и выйдет. Я подожду. Она прошла к стульям, которые стояли вдоль стены. Села. Достала телефон, разблокировала экран и стала что-то быстро кому-то писать. Из другого конца коридора послышались мужские голоса. Марина подняла голову, сощурилась. Она не хотела себе признаваться, что зрение её давно уже подводит. Видимо, распознав знакомого, поднялась, улыбнулась одними губами: этакая вежливая улыбка королевы. — Мариночка! Какими судьбами! — от компании мужчин, среди которых один в спортивном костюме был Сальником, а у другого на груди поблёскивал металлический бейджик: «Завотделением Ларионов Иван Иванович», отделился один огромных размеров. Он распахнул свои объятия и сжал в них Марину до хруста в костях. — Беня, сломаешь, придётся самому на себя делать заключение. — Как рад тебя видеть! Каким ветром тебя занесло? Говорят, что летом гостила, а к старику в морг даже не заглянула. — Хорошо, что не на кладбище приглашаешь, — в тон ему ответила женщина. — Ты мне лучше скажи, что у Коровкина? Заключение уже есть? — Заключение? Ты быстрая. Пока только предварительное. А тебе зачем? Или по старой памяти решила проведать бывшего подследственного. Сколько он крови вам попил, сколько девки от него рыдали… — Было дело, — она кивнула, — так что там в заключении. — Мариночка, ты же знаешь, не имею права. — Мне можно, он теперь навеки со мной связан. — она посмотрела в удивлённое лицо Бени и добавила: — муж он теперь мне. — Поистине дела твои чудны, Господи, — Беня перевёл взгляд на Сальника, который кивком подтвердил слова Марины. — И давно. — Нет, — она качнула головой. — Не очень, полтора месяца всего. — Ясно. Зайди ко мне на чаёк, пообщаемся. Марина усмехнулась: «Были уже…» — Да нет, я тебя в мертвецкую не поведу, у меня кабинетик есть. Знаешь, как оборудовали, конфетку сделали. Пообщаемся, Йорика помнишь? — Марина кивнула. Кто из следаков не помнил эту старую и непонятную историю. Тогда при сносе бараков под одним был найден труп. Вначале думали, что это без вести пропавший муж бывшей жилички. Но проведённые экспертизы опровергли предположение. Так, труп и остался безымянным. Вернее, череп, ибо всё остальное было похищено ночью из морга. Череп в это время находился в кастрюльке с раствором. Следаки долго прикалывались, по какой статье возбуждать дело. Труп безымянный, причина смерти — не установлена. Кто-то предложил: «Глумление над трупом». — Это тогда меня надо привлекать, — вступил тогда в полемику Беня, он же судмедэксперт Бенджамин Илларионович, — Я же череп варил. С тех пор Йорик, так следаки окрестили безымянный череп, жил на полке в морге и свысока взирал своими пустыми глазницами на посетителей. Следаки — народ с юмором, «подкармливали» Йорика: то конфеты, то печенье, или чай с кофе тащили. Закончить беседу Бене с Мариной не дал завотделением. Он отвёл Марину в сторону и сообщил, что сейчас Коровкин спит, давление и температура в норме и если не будет никаких неприятных сюрпризов, то скоро его переведут в другое отделение. — Забегай, вспомним молодость, — напоследок проговорил Беня, унося в руках истории болезни других больных. Марина вернулась к стульям. Села рядом с Сальником. У того была рука на привязи. Он откинулся на спинку стула. Казалось, что мужчина дремал. Когда Марина уселась рядом, он, не открывая глаз, проговорил: — Я сегодня отосплюсь, а завтра буду к вашим услугам. — Вот ещё, — усмехнулась Марина в своей язвительной манере. — Как это завтра? Нет, ты прямо сейчас приступай к обязанностям. Я так понимаю, что подстрелили тебя. Сальник в подтверждение хмыкнул. — Понятно, почему не предупредил меня. А Любочка откуда узнала? — Не знаю. Говорит, что из милиции позвонили. — его голос был тихим и усталым. — Почему ей? — А кому ещё? Она у него секретарём работает почти с основания. Про них знали все, про вас — единицы. Марина. Вячеславовна. — Сальник наклонился вперёд и локтями опёрся о колени. — без моего распоряжения ни шага, ни полшага. Пока не найдём, кто и зачем… — Сальник, хочу напомнить, что я подчиняюсь только письменным указаниям прокурора. Это раз. Если это покушение, то его не стали бы устраивать около моей работы. Или Колчак заранее объявил о своём маршруте и что пойдёт один? — обстоятельства дела она знала от Кирилла. — Совпало… — Сальника явно плющило. — Ты знаешь, что я атеист. Не верю в такие совпадения. Любочка была там, когда вы с ним спорили? — С чего вы взяли, что мы с ним спорили? — он снова откинулся. — Докажи, что это не так. — она перевела взгляд на дверь. Туда вошёл врач. Любочке пришлось выйти. Она встала прямо около двери, чтобы при первой возможности занять свой пост. Сальник достал телефон, отошёл в сторону и неслышно с кем-то быстро переговорил. — Он пришёл в себя, — сказал врач, выходя из палаты и закрывая за собой дверь. — Вам нельзя, — он посмотрел на Любочку. Марина поднялась и сделала несколько шагов по направлению к двери. Впервые с того момента, как ей сообщили о нападении на Коровкина, она заволновалась. Ноги отказывались её держать. Сейчас она войдёт к нему и что скажет? Она никогда не знала, что сказать. Даже когда стояла рядом с умирающим отцом, она молчала. Она никогда не находила слов для поддержки, и никогда не требовала того же от других. Ей казалось, все слова излишни. — Вам тоже нельзя, — врач выставил руку вперёд. — Но, я… жена, — Марина почувствовала, как её кинуло в жар: пылали уши, щёки, стало горячо голове. «Чёртов прилив», — она увидела в отражении своё лицо насыщенно-свекольного цвета. — Он попросил зайти помощника. Вы в порядке? — осведомился он у Сальника, над губой которого собрались капельки пота. Сальник вошёл. Он недолго пробыл у Коровкина, а когда вышел, то нарочито громко промолвил: «Марина Вячеславовна, Василий Петрович требует, чтобы вы немедленно покинули его коттедж и уехали из города. Вы можете подать на развод и компенсацию, он подпишет. Любочка, он просит вас не приходить, пока он в таком состоянии. Иван Иванович, — Сальник посмотрел на врача, — я сейчас пришлю своих людей, чтобы ни одна муха без личного разрешения прокурора не пролетела в палату. Вы можете дать неболтливых людей?» Марина, закусив губу, ощутив себя оплёванной, медленно пошла на выход, всё так же сохраняя безэмоциональную маску на лице. Глава 29. От Сальника. Отделение реанимации Лето позабыто, Но звенят копыта, На осенних лужах разбивая лёд… Не храпите, кони, Боль вас не догонит, Ветер не обидит, время не убьёт… Тамара Шульга Альманах «Приамурье моё». 2008 г. Сальник. Отделение реанимации Нас с Коровкиным увезли на скорой. Кто ранил меня, я не видел. Задержали ли того, с кем дрался я, не знаю. Но очень на это надеюсь. Мне повезло. Пуля задела мягкие ткани, вызвав кровотечение, но не критичное. Никаких серьёзных повреждений. А вот Василий Петрович получил проникающее ножевое. Ему требовалось срочное переливание крови. У меня с ним общая группа крови. Я предложил себя, но меня послали. Пришлось вызывать своих бойцов. Я собирался дежурить около Василия Петровича, пока не появятся мои подчинённые. Но дежурный врач оказался «злюкой». Он отправил меня в палату и поставил обезболивающий со снотворным. В результате вместо осуществления охраны продрых. Утром, когда проснулся, Коровкина уже прооперировали. Около его палаты дежурили сотрудники полиции, а рядом с шефом сидела Любочка. Я об этом узнал, потому что она вышла зачем-то в коридор как раз в тот момент, когда я появился около двери: — Какая трагедия. — Любочка сделала страдальческое лицо. — Я как узнала, сразу прибежала сюда. Как же так: и вы, и Василий Петрович? Кто теперь будет управлять фирмой? Марина… Вячеславовна, как законная наследница? — она словно выплюнула отчество Марины. — Или сын? Я уже сообщила Владимиру Васильевичу. — Так, Василий Петрович, вообще-то, жив. Или я чего-то не знаю? — мне и так было не очень, чтобы очень, а тут ещё слушать её голос, от которого у меня во рту становилось кисло как после уксуса. — Жив, — подтвердила она и театрально всхлипнула. — Но восстановится ли? — Что? — не понял я. — Любочка, что вы здесь делаете? Откуда вы узнали, что Василий Петрович здесь? — Мне позвонили. Сказали, нападение.