Август 1966 года Николай Губанов С Саней Абрамяном Николай столкнулся, когда шел после работы к станции метро «Проспект Маркса». Лицо у Сани было усталым и сосредоточенным, он ничего не видел вокруг себя и почти врезался в идущего навстречу Губанова. — Ты на Петровку, что ли? — радушно спросил Николай. — Ну а куда ж еще… Замучили совместными совещаниями, все хотят раскрываемость поднять, пока новые назначения не пришли, сам понимаешь, — зло проговорил, как выплюнул, Абрамян. — Ничего с новым министром не понятно до сих пор. Может, ты что-то знаешь? Он с надеждой взглянул на Николая, но тому порадовать старого приятеля было нечем. — Если уж ты не знаешь, то куда мне, — усмехнулся Губанов. — У тебя источники, а у меня что? Одни бумажки. — Ты будешь смеяться, но у меня сейчас тоже одни бумажки, — невесело отозвался Саня. — И в прямом смысле, и в переносном. Я ж не вчера родился, видел, как работает мое начальство, думал, что все знаю и понимаю про их работу. А как сам стал начальником — так и утонул в писанине. Мне и в голову не приходило, что ее так много. А тут еще группа злодеев нарисовалась, какие-то махинации со вторсырьем, с макулатурой, по Москве и всему Подмосковью, вот моих ребят и пристегнули к Петровке. Так что куда ни кинь — всюду бумага. Хорошо хоть, Астаховское дело скинули, не приходится теперь отчитываться каждый день. — Неужели раскрыли? Вот молодцы! И кто оказался Джексоном? — Кто-кто. Женщина, конечно, — проворчал Абрамян, взглянув на часы. Кинокомедию «Три плюс два» посмотрела вся страна, и фраза «Джексон оказался женщиной» сразу прочно вошла в обиход разговорного языка. Именно эти слова произнес один из героев фильма, тот, который на пляже увлеченно читал какой-то детектив и рассказывал, что главный злодей именуется Джексоном и является одним из действующих лиц, но кем из них — пока непонятно. — Я серьезно, Саня. Кто? Или пока нельзя разглашать? Абрамян взглянул на него удивленно и недоверчиво: — Ты что, вправду не знаешь? Или прикидываешься? — Саня… — растерянно произнес Губанов. — Ты о чем? Он действительно не понимал. Абрамян снова посмотрел на часы. — У братца своего спроси. А мне пора бежать, опаздываю. Ошеломленный Николай какое-то время стоял посреди улицы столбом, глядя вслед почти бегущему Абрамяну. Что он имел в виду, советуя спросить у Михаила? И вообще, при чем тут Мишка? * * * В этот день на дачу никто не ездил, и около девяти вечера вся семья собралась ужинать. На самом деле Николай пришел домой, как и почти всегда, около половины восьмого, и Лариса собралась сразу покормить мужа, но он сказал, что будет ждать брата и сестру. С матерью такие фокусы, конечно, не проходили, у нее все бывало готово ровно к половине восьмого, и попробуй только откажись садиться за стол — сразу начнутся горестные причитания на тему «все же остынет, никакого вкуса, для чего я стараюсь, если потом гретое подавать» и так далее. Но Лариса только равнодушно пожала плечами и уселась на диван пришивать свежие метки к постельному белью, кучей сваленному на пол и предназначенному для сдачи в прачечную. — Помочь? — спросил Николай. — Угу. Просмотри все белье и отложи в отдельную кучку то, где метки плохо видно, я новые нашью. И пуговицы на наволочках проверь: если где-то болтаются — тоже отложи, я подошью, чтобы не оторвались. Николай принялся разбирать пододеяльники, наволочки и простыни. Белья было, как всегда, много, ведь Мишка и Нина в прачечную не ходили. Как-то так сложилось изначально, что метками и заполнением длинных узких бланков занималась Лариса, а относить тяжелый узел в прачечную и забирать потом аккуратно связанный пакет вменялось в обязанности Николаю. Маминому любимцу Мишеньке некогда, он же работает и учится, со службы приходит поздно, а если не поздно, то ему заниматься нужно, ну а про Нину и говорить нечего: молодым девушкам нельзя таскать такие тяжести. Даже если бы и можно было, Нинка ни за что на свете не появится на улице с огромным узлом из простыни, в которую завязано нестиранное белье. Модница и кокетка, боится своего принца на белом коне упустить. Вот будет он ехать на голубой «Волге ГАЗ-21», увидит ее, а она с узлом, как бабка деревенская. И мимо проедет. Отпарывать старые метки, на которых от многочисленных машинных стирок цифры плохо читались, Ларисе было лень, и она нашивала новые прямо поверх, отрезая аккуратные прямоугольнички с пропечатанными цифрами от длинной, свернутой в толстое кольцо ленты. Ну, в семье считалось, что ей лень. Однако Николай подозревал, что дело тут не в лени, а в зрении. Лариса после рождения сына все чаще стала щуриться, разглядывая что-то вблизи, а когда читала, держала книгу почти у самого лица. Распороть мелкие стежки белой ниткой по белой ткани так, чтобы не задеть саму ткань и не проделать в ней дырочку, ей трудно. — Лара, не хочешь сходить к глазному? — спросил Николай, рассматривая очередную наволочку. — Мне кажется, тебе нужны очки. — Тебе кажется! — раздраженно фыркнула Лариса. — Ну, допустим, я схожу. И мне, допустим, выпишут очки. Дальше что? — Как — что? Пойдешь в аптеку, выберешь оправу, закажешь, тебе все сделают. И не будешь мучиться. На тебя смотреть больно, если честно. — А ты пробовал? Ты ходил? Выбирал? Ты хоть видел, какое убожество там продается? — Нет, но… — А я ходила. И не один раз. Просто удивительно, что ты только сейчас обратил внимание на то, что я плохо вижу. — Да я давно заметил, просто не поднимал этот вопрос, думал, что тебе будет неприятно, — попытался оправдаться Николай. — Я знаю, женщины не любят носить очки, стесняются. — И правильно делают, — Лариса откусила нитку, бросила пододеяльник на пол и потянулась к ножницам, чтобы отрезать от ленты очередную метку. — То, что продается в наших аптеках, ни одна приличная женщина себе на лицо не наденет. Любую красоту можно в один миг изуродовать такими оправами. — Но ведь многие женщины ходят в очках и при этом красиво выглядят, — запротестовал он. — Что ты выдумываешь? Лариса с какой-то непонятной грустью посмотрела на мужа. — Коля, а ты не хочешь поинтересоваться у этих женщин, где они купили оправы, в которых так красиво выглядят? Нет? А я вот поинтересовалась. Они все импортные, привезены из-за границы. Потому и выглядят. Он внезапно рассердился: — К чему эти разговоры? Когда ты выходила за меня замуж, ты прекрасно знала, что я не дипломат и не народный артист, за границу не выезжаю, никакого блата, чтобы доставать импортное барахло, у меня нет. А сейчас у тебя вдруг появились какие-то претензии! Она устало вздохнула: — Нет у меня никаких претензий, милый. Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе, почему не хочу носить очки. Слово «милый» прозвучало для Николая так неожиданно, и повеяло от него таким давно забытым теплом, что он сразу же почувствовал себя виноватым. Как давно он не слышал от жены этого слова? Год? Два? Он даже и припомнить не мог… Но сердиться расхотелось. И отчего-то стало немного смешно: спор о преимуществах советских товаров над заграничными среди куч грязного постельного белья. Ну просто агитплакат для красного уголка! Михаил явился без четверти девять, а буквально через несколько минут подтянулась Нина, запыхавшаяся и подозрительно раскрасневшаяся. К этому времени с бельем было покончено, и все уселись в комнате за стол. Нина моментально сжевала рыбные котлеты с макаронами и выскочила из-за стола. — Ты куда? — строго спросил Николай. — А чай? — Мне некогда, — бросила девушка из прихожей, застегивая ремешки на босоножках. — Я с девчонками договорилась, они меня ждут. — Только не поздно! — крикнул ей вслед Миша. — Отвали, — послышалось в ответ, после чего хлопнула дверь. Михаил пожал плечами, на лице — осуждение и безнадежность. — Вот как с ней справляться, а? Недосмотрим — и мы же будем виноваты, мать нам не простит. Николай молча подошел к окну, постоял, глядя на улицу. Нина, в светлой кружевной блузке и короткой юбочке, почти бегом пересекла проезжую часть и помахала рукой, из-за угла дома напротив тут же вышел незнакомый парень. Ничего примечательно, такой же, как все: белая рубашка, скорее всего, нейлоновая, с закатанными рукавами, темные брюки. Волосы, пожалуй, чуть длинноваты, а в остальном вполне приличный. — Девчонки, как же, — протянул он. — Стоит вон, ждет, терпеливый попался. Небось целовалась с ним в подъезде дома напротив, посматривала, когда ты появишься. Как тебя увидела — так и помчалась делать вид, что у нас семейный ужин, пообещала кавалеру, что быстренько отбудет номер и вернется. Михаил тут же вскочил и тоже уставился в окно. — Ничего вроде, с виду приличный, — констатировал он с видом знатока. — Ладно, попробую с ней поговорить, выспрошу, кто он и что. Надо все держать под контролем. Они выпили чаю с ореховым печеньем, которое у Ларисы всегда получалось необыкновенно вкусным. — И чего б тебе почаще не печь такую вкуснятину? — заявил Миша, который это печенье особенно любил и не уходил, пока не съедена последняя крошка. — Объеденье! — А ты бы почаще на рынок за орехами и изюмом ездил, а потом еще сидел бы и колол их, — огрызнулась Лариса. — Есть и нахваливать ты мастер, что и говорить, а помощь предложить — так тебя и близко нет. — Кухня — это женское дело, — равнодушным тоном ответил Михаил. Дождавшись, когда Лариса уберет со стола и перемоет посуду, Николай позвал брата на кухню. — Пойдем покурим, надо парой слов перекинуться. Михаил взглянул на него недоуменно, но послушно направился следом. — Чего? — спросил он, усаживаясь на табурет. Николай внимательно посмотрел на него. Синий форменный китель делал Мишу старше и строже, придавал хлипкому и в общем-то несуразному молодому человеку вид солидный и почти начальственный. «Нинка после работы переоделась и помчалась на свидание, — подумал Николай. — А Миша, если и заходил домой, все равно пришел в форме. Любит он погонами щеголять, даже если от подъезда до подъезда всего-то метров пятнадцать. Его можно понять, Мишка все детство донашивал вещи за мной, мать всегда шутила, мол, повезло, что младший мельче старшего и ниже ростом, ушил-подкоротил — и готово дело, а вот кабы было наоборот, тогда пришлось бы младшему все новое покупать. Ничего необычного, в те годы многие так жили, и все наши школьные и дворовые друзья ходили в перешитом, переделанном или перелицованном. Не от бедности, а просто потому, что так было принято: не тратить лишнего, а сэкономленное класть на сберкнижку, копить на отпуск или на покупку чего-то необходимого. Приобретать новую вещь, когда в доме есть целая и пригодная к употреблению? Такое даже в голову не приходило. Я тоже в отцовском ходил, когда подрос, правда, на меня перешивать не нужно было. Мишка никак не может забыть себя прежнего, в одежке с чужого плеча. Неказистый был, невзрачный, слабый, постоять за себя не умел, старшие ребята, да и ровесники тоже постоянно задирали его, а то и били. Теперь вот носит форму с погонами и отыгрывается за все детские обиды». Михаил курил, спокойно и выжидательно глядя на брата. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — заговорил Николай. — О чем?