— Не то чтобы не верю, но привык все перепроверять, — уклончиво ответил Петр. — Очень не хочется налететь на иск о диффамации или клевете, сами понимаете. — Понимаю, понимаю, — закивал Валентин Евгеньевич. — С судами связываться — дохлое дело. Хочешь перепроверить — поговори с Галькой, уж она-то наверняка на суд притащилась и все своими ушами слышала. Мама с бабушкой на суд принципиально не ходили и вообще конца следствия не дожидались, как разрешение на захоронение получили — так в землю закопали и уехали сразу. — Не подскажете, как мне найти эту Галину? — Как найти — не подскажу, ты журналист — ты и ищи, она ж тебе нужна, а не мне. Фамилию только знаю: Перевозник. Галина Перевозник. * * * — Этот старый пень развел меня, как лоха последнего! — бушевал Петр. — Сразу заявил, что про убийство Садкова нужно рассказывать начиная с дела Астахова, а я, идиот, уши развесил и потратил на его россказни кучу времени. Там всей связи-то с гулькин нос: Садков составил обвинительное заключение по делу, а через четырнадцать лет разразился скандал, который к убийству следователя не имел никакого отношения. Губанову скучно целыми днями сидеть дома, вот ему подвернулись свободные уши — и он понесся травить байки из прошлой жизни. А я, дурак, слушаю, записываю и все жду, когда интересное начнется. Старик меня тупо использовал для собственного развлечения, потому что на истории с Астаховым можно и про свою молодость потрындеть, и про семью, и про изменения в милиции. — Да ладно тебе. Ну что ты разошелся, — успокаивающе сказала Карина и взяла его под руку. — Ты же сам говоришь: старики — особенные люди, к их причудам нужно относиться с пониманием. Не жалей ты этого потерянного времени, думай о том, что сделал хорошее дело, развлек старого человека, развеял его одиночество и скуку. Они медленно гуляли по Камергерскому переулку, где условились встретиться с Каменской и ее мужем. Анастасия Павловна с супругом собрались в Большой театр, и когда Петр после встречи с сыном убитого следователя позвонил ей, чтобы доложиться и узнать, нет ли каких новых наводок на возможные источники информации, как-то спонтанно возникла идея вместе прогуляться перед театром, посидеть в каком-нибудь кафе. Петр был так зол, что отказаться даже в голову не пришло: все его мысли крутились вокруг Николая Андреевича Губанова, который так подло обманул молодого журналиста. Он вызвонил Карину, и девушка с удовольствием примчалась на каршеринговой машинке на Большую Дмитровку. Петр все никак не мог остановиться и продолжал сердиться вслух. Как будто Карина была в чем-то виновата! Чувствовать себя обманутым было неприятно, и он инстинктивно искал возможность выплеснуть вовне весь негатив вместе с собственной версией событий, ведь куда проще перевалить вину на кого-то другого, чем признать, что сам совершил ошибку. Внезапно Карина бесцеремонно прервала бурный поток высказываемых вслух эмоций: — Посмотри: это не они? Ты говорил, муж высокий и седой, а она курит. Вон там, за столиком итальянского кафе. Камергерский переулок давно стал пешеходной зоной, вдоль которой все заведения выставили столы. Погода стояла не такая уж теплая, но солнечная, на спинках стульев висели пледы, и, судя по всему, удовольствие поесть на свежем воздухе можно будет получать чуть ли не до самых морозов. Петр бросил взгляд туда, куда показывала Карина. Так и есть, это Каменская и ее роскошный муж. Алексей Михайлович вежливо встал, знакомясь с девушкой, а Каменская просто протянула руку и улыбнулась. Перспектива съесть большой зеленый салат и равиоли с рикоттой несколько успокоила Петра, и о своей встрече с сыном Садкова он рассказывал уже вполне миролюбиво и даже шутил. — Так забавно было его слушать, — говорил он. — «Мама», «бабушка», «сестренка», то есть лексика спокойного интеллигентного человека. А про отца — «папаня» и «этот козел», про друзей юности — «братаны». Сразу понятно, кого он любит, кого уважает, а кого ненавидит. И биография просматривается, как мне кажется. — Насчет биографии, кстати, мы легко можем проверить, — заметила Каменская. — Заодно и узнаем, насколько вы проницательны. — Я не проницателен ни разу, это Карина меня натренировала, — признался Петр. — Ее ужасно бесит, когда в тексте лексика персонажей не соответствует их заявленному социальному, образовательному или эмоциональному статусу. Всегда зачитывает мне вслух пассажи и комментирует, а я слушаю и мотаю на ус. Анастасия Павловна взяла телефон, встала и отошла на несколько метров в сторону от столиков. — Чем вы занимаетесь, Карина? — спросил Чистяков. — Вы тоже журналистка? — Куда мне! — рассмеялась девушка. — У меня нет склонности к творчеству, я обычная канцелярская крыса, работаю с чужими текстами. Никакой креативности не требуется, только хорошая память и высокая степень концентрации внимания. — Уже немало, — одобрительно кивнул он. — К слову замечу, что у моей любимой супруги тоже прекрасная память и высокая концентрация при минимуме креативности, а она в своей профессии достигла больших высот, так что у вас, Карина, весь карьерный рост впереди. Здесь тоже работаете или позволили себе отпуск? — Работаю, конечно. Как раз вчера закончила очередной заказ, отослала в издательство, три денечка отдохну, до понедельника, и снова к станку. Только нужно выбрать новый заказ, а я все никак не определюсь. Знаете, как бывает: работа близится к завершению, и с ужасом думаешь, что больше ты никому не будешь нужна, новых заказов нет, следовательно не будет и заработка, а больше ничего не умеешь… В общем, начинает одолевать тревога. И в самый последний день вдруг начинают сыпаться письма одно за другим. Первому запросу радуешься, как спасательному кругу, а к пятому уже начинаешь просить: «Горшочек, не вари!» — И что вам горшочек наварил на этот раз? Хотите, обсудим ваши заказы и вместе подумаем, за какой лучше взяться? Петр почувствовал болезненный укол. Почему ему ни разу не пришло в голову поучаствовать вместе с Кариной в принятии решений? Она так живо, так искренне интересуется его работой, расспрашивает обо всем, всегда готова поговорить, обсудить, а он… Да, он спрашивает, много ли косяков удалось найти, и она с удовольствием рассказывает и зачитывает вслух, Петр удивляется и смеется вместе с ней, но для него это чистое развлечение, вроде анекдота, а не попытка вникнуть в то, чем занимается подруга. Ее внимание принимает как должное, а к рабочим проблемам Карины проявляет полную безучастность. Типа «сама разберется». Карина с готовностью принялась перечислять, какие рукописи ей предлагают проработать, а Петр обиженно замолчал и занялся своей едой, то и дело поглядывая на Каменскую, которая то разговаривала по телефону, то читала и писала сообщения. Наконец Анастасия Павловна вернулась за столик, вид у нее был довольный. — Вы оказались правы, Петя, ваш Садков — именно то, что вы и предположили. Его логистическая компания зарегистрирована на мать, в настоящее время идет процедура перерегистрации на сестру. И это действительно отмывашка, работающая на одну крупную криминальную группировку, которая занимается нелегальным импортом. Ваша журналистская работа скоро сделает из вас настоящего сыщика! Петр приободрился. — Вы сами меня учили, что настоящие сыщики все перепроверяют из разных источников информации. Каменская вопросительно приподняла брови: — И? — Как проверить слова Садкова? Он назвал мне имя любовницы отца, но я ума не приложу, как ее искать. Сам точно не справлюсь. Ни отчества, ни года и места рождения… Даже примерного описания внешности нет. Не говоря уж о том, что за сорок лет она могла несколько раз выходить замуж и менять фамилию. — Я так понимаю, что вы деликатно намекаете на что-то? — усмехнулась она. — Да какая уж тут деликатность, Анастасия Павловна! Не намекаю, а прошу. Считайте, что в ногах валяюсь. Ваша волшебная Зоя не поможет? Каменская покачала головой. — Не получится. Если есть конкретный, четко определенный человек, то Зоя накопает на него все, что есть в доступе, как в открытом, так и в закрытом. С судьей Екамасовым получилось, потому что было полное имя и точное место работы в точно определенный год, а там уже Зоя размотала все ниточки. Да и то: не забывайте, что речь о председателе Мособлсуда, это все-таки фигура, его имя появлялось во множестве документов, и из доинтернетной эры кое-что просочилось в современность. А секретарша из областной прокуратуры — персона совершенно иного ранга. Хотя время, конечно, поближе, все-таки не шестьдесят шестой год, а восьмидесятый, но найти концы в Сети только с именем и фамилией — шансы нулевые. — Жаль, — расстроенно проговорил Петр. — А я надеялся… Каменская от души расхохоталась. — Вы — истинное дитя интернета, Петенька. Вы убеждены, что интернет может все, даже то, чего не может человек. А это глубокое заблуждение. То, чего не может сделать интернет, почти всегда могут сделать люди, особенно старшего поколения. Ну что, продолжаете валяться в ногах? — Продолжаю! — Ладно. Она снова разблокировала телефон, положила его на стол и, когда абонент ответил, заговорила, включив громкую связь: — Привет, Владик. Ты помнишь, что ты мне должен? — Здрасьте! — пророкотал из трубки низкий голос. — Ну ты даешь, Аська! Да я тебе по сотне поводов по гроб жизни должен. Ты хоть обозначь, о каком именно долге идет речь. А то, может, я его уже давно отработал. — Нет, этот так и висит неотработанным. Помнишь журналиста из Тюмени, которого ты мне поручил, потому что вы с Таней собрались во Францию к сыну? — Ну… помню. — Голос собеседника зазвучал настороженно. — Так это сто лет назад было. — И тем не менее. Он снова в Москве, и ему снова нужна помощь. Я, конечно, могу попросить и других людей, но прошу именно тебя, потому что ты в долгу. — Шантажистка. — Всего лишь вымогательница, это более легкий состав, — засмеялась Каменская. — Владик, нужно найти женщину, которая в восьмидесятом году работала в областной прокуратуре, в секретариате или просто секретарем у кого-то из руководства или в отделах. Имя — Галина, фамилия — Перевозник, отчества нет. Возраст на тот период от двадцати до примерно тридцати пяти, вряд ли старше. — А ты уверена, что она еще жива? С этим ковидом, не к ночи будь помянут, всякое бывает. Кинешься искать какого-нибудь молодого, всех на уши поставишь, а потом выясняется, что он уже… того… — Владик, я понятия не имею, жива эта Перевозник или нет. Но если жива, то нам нужно ее найти. У тебя наверняка остались контакты с теми, кто работал по области, они в восьмидесятом году были молодыми сыщиками и должны помнить всех красивых девушек из облпрокуратуры. Сделаешь? — Куда ж я денусь, — вздохнул голос. — Долги надо отдавать. — Стасов, ты списочек составь, чего ты там моей жене должен, — вмешался Алексей Михайлович. — А я проконтролирую, чтобы она не мошенничала и не заставляла тебя платить дважды за одно и то же. Nemo debet bis puniri pro uno delicto. Так, кажется, у вас, ученых юристов, принято говорить? Мужчина на другом конце радостно захохотал: — Михалыч, приветствую! Ты там построже со своей благоверной, а то она меня как липку обдерет, у нее же аппетиты неуемные. Что у вас там за шум? Музычка какая-то слышится, голосов много. Гостей, что ли, назвали в дом? — Мы на улице, в кафе сидим. — О как! В рабочее время? Я твою жену на дистант перевел для чего? Для того, чтобы она по ресторанам шаталась? Уволю без зарплаты! Петр сообразил, что разговор ведется с Владиславом Стасовым, владельцем частного детективного агентства, в котором работает Каменская. Именно жена Стасова, следователь с многолетним опытом, должна была консультировать тюменского журналиста по делу Сокольникова, но супруги собрались в отпуск за границу, и консультирование тогда перепоручили Каменской. Анастасия Павловна, ее муж и невидимый Стасов весело перебрасывались шутками и хохотали, и Петр, глядя на супругов, с удивлением вспоминал, как злился когда-то на Каменскую, порой даже ненавидел ее, считал скучной, нудной и сухой, называл «воблой». Вспомнил и свое изумление, когда впервые увидел Чистякова по скайпу, на мониторе ноутбука Каменской. Он же был уверен, что у такой «сушеной воблы» просто по определению не может быть нормального мужа: если кто и польстился на нее, то наверняка какой-нибудь захудалый неудачник. И вдруг выяснилось, что Алексей Михайлович — красавец, к тому же успешный ученый. Да и Анастасия Павловна выглядела сейчас совсем не так, как когда-то: легкий макияж, очки в модной изящной оправе, ярко-синий плащ, по контрасту с которым ее короткие светлые волосы казались ослепительно сияющими, в ушах — маленькие, затейливого рисунка, сережки. — Какие же они красивые оба, — пробормотал Петр, даже не заметив, что говорит вслух. Но Карина, конечно же, услышала. Она всегда так внимательна к тому, что он говорит и что думает. — И счастливые, — с легкой улыбкой тихонько добавила она, наклонившись к Петру и придвинув губы к самому его уху. — Интересно, сколько лет они женаты? Ты не знаешь, случайно? — По-моему, до фигища. Анастасия Павловна что-то такое говорила, что вроде бы у них серебряная свадьба и у каждого шестидесятилетие в прошлом году было, они планировали отмечать с друзьями где-то за городом, но грянул карантин, и все накрылось медным тазом. — Обидно… Каменская и ее муж распрощались со Стасовым, закончили разговор, и Чистяков строго посмотрел на молодых людей. — Я все слышу. У моей жены хорошая память, а у меня отличный слух. Нечего обсуждать нашу личную жизнь за нашими спинами. Хотите что-то узнать — просто задайте вопрос. Петр мгновенно залился краской смущения, но глаза у Алексея Михайловича были все-таки веселыми, а строгость — напускной. Карина, напротив, ничуть не смутилась и спокойно заявила: — Мы увидели, что вы выглядите счастливой парой, и задались вопросом: как давно вы женаты? — Какая разница, сколько времени мы женаты? Важно, сколько времени мы вместе. Отвечаю: сорок шесть лет. Иными словами, дольше, чем вы на свете живете.