– Разница в том, что он не болел. Его убили, Петя. И мне странно, что Николай Андреевич вам об этом не рассказал. Петр на несколько секунд потерял дар речи. Юрия Губанова убили? Как? За что? Кто убил? И почему его отец даже не упоминает об этом? – И… что мне теперь делать? – неуверенно проговорил он, с трудом ворочая языком. – Спросить у Губанова? – Ни в коем случае. Пока не задавайте лишних вопросов, просто внимательно слушайте то, что старик рассказывает. Витя заряжен, ему самому стало интересно, своих ребят из агентства я тоже подключила. Вечером приеду, обсудим информацию. Сами понимаете, пока мы не разберемся в ситуации, встречаться нам придется только у вас. – Да, конечно… Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Да что ж за чертовщина происходит?! Каменская подозревает, что за ним и сейчас следит этот хакер в бейсболке, даже не захотела, чтобы он разговаривал с ней на улице, боялась, что наблюдатель может подойти поближе и что-то услышать. У нее паранойя, что ли? Или все действительно настолько серьезно? И как это может быть связано с тем, что Губанов молчит об убийстве своего единственного сына? Надо успокоиться, выбросить все из головы и идти к Николаю Андреевичу, задавать вопросы, слушать его многословные рассказы с массой ненужных подробностей, делать вид, что все в порядке и ничего особенного не происходит. Но елки-палки, как же это трудно! * * * Сегодня Николай Андреевич был мрачен и, как показалось Петру, даже напряжен. – Вы не расположены к разговору? Хотите, перенесем встречу на завтра или на другой день? – с надеждой сказал Петр. Ему очень хотелось услышать в ответ: «Да, давайте перенесем, мне нездоровится» или еще что-нибудь в этом роде. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что сказала Каменская, и опасался, что станет слушать вполуха, задавать вопросы невпопад и, в конце концов, сотворит какую-нибудь глупость. – Не нужно ничего переносить, все в порядке. – В голосе Губанова послышалось раздражение. – Душно мне. Пойдем на улицу. – Сегодня ветрено и промозгло, вы простудитесь. – Не сахарный, не развалюсь. Скажи Светке, пусть достанет мою теплую куртку. «Ну да, ты у себя дома, весь гардероб в твоем распоряжении, можешь выбрать для прогулки одежду по погоде, а я-то одевался с расчетом на транспорт и быструю ходьбу, а не на медленное ползанье и посиделки на лавочках. Я в своей тоненькой ветровке быстро дам дуба», – с досадой подумал Петр. Светлана отнеслась к желанию своего дядюшки с явным неодобрением. – Дядя Коля, у тебя уже с утра давление высокое, какие могут быть прогулки! – Размеренная ходьба – лучшее средство от давления, – резко и громко отозвался старик. – Не ты ли мне это внушала? – Ну ты вспомнил! Это было много лет назад. Так ты и был тогда моложе и здоровее. Дядя Коля, я тебя умоляю, давай без экстрима, а? Завтра погуляешь, если давление нормализуется, а сегодня посиди дома. – Я сам решу, когда мне гулять, – непреклонно заявил Губанов и уселся на табурет в прихожей, чтобы надеть ботинки. Он что-то пробормотал себе под нос, и Петр готов был поклясться, что было сказано: «И завтра тоже погуляю, если доживу». Светлана принесла из маленькой комнаты длинную стеганую куртку, помогла Губанову одеться, сунула ему в карман упаковку какого-то лекарства. – Хотя бы таблетки возьми с собой. Как почувствуешь, что снова поползло вверх, – сразу прими и немедленно возвращайся домой. Пообещай мне! Губанов посмотрел на племянницу долгим взглядом, и взгляд этот показался Петру печальным. – Не волнуйся, Светочка, все будет хорошо, – сказал он неожиданно мягко. «Вот же я вляпался! – сказал себе Петр. – Не дай бог старика прямо на улице инсульт разобьет. И что делать? Он упрямый, его не отговорить, придется идти, а страшно». Они медленно прошли вдоль длинного фасада дома, добрались до пешеходного перехода, оказались на бульваре, а Губанов все молчал. Петр с тревогой посматривал искоса: не зашатается ли дед, нет ли признаков подступающей дурноты, не наливается ли кровью лицо. Но Николай Андреевич шагал более или менее уверенно, хотя и крайне неспешно. Возле одной из скамеек Губанов остановился. – Я посижу, а ты сгоняй в магазин, вон там, видишь? – Он ткнул пальцем в ту сторону, где ярко светилось название сетевого магазина алкогольной продукции. – Возьми чего-нибудь качественного. Коньячку или виски. Только смотри, чтобы был не паленый. – Так я не отличу, – улыбнулся Петр. – На этикетке же не написано, что левак. – А ты спроси Елену Николаевну, шепни ей, что для меня, она тебе покажет, что можно брать. Иди-иди, журналист, не бойся, ничего со мной не сделается, сто грамм хорошей выпивки на свежем воздухе никому еще не повредили. И пластиковые стаканчики у них возьми, они прямо на кассе продаются. Озабоченный состоянием здоровья Николая Андреевича Петр совсем забыл о возможном наблюдателе. В магазине пришлось подождать, пока из подсобки появится та самая Елена Николаевна. Услышав, что молодой человек прислан Губановым, женщина заулыбалась. – Я знаю, что он любит, пойдемте, я покажу, из чего нужно выбирать. Давненько Николай Андреевич к нам не заходил. Я уж беспокоиться начала. С ним все в порядке? Не болеет? Петр вместо ответа неопределенно пожал плечами, он просто не знал, что сказать. Выбрав коньяк, он попросил на кассе пару стаканчиков, расплатился и почти бегом помчался к скамейке, на которой восседала одинокая массивная фигура. Уже приближаясь к Губанову, Петр вдруг заметил знакомый силуэт. Бейсболка, куртка. Все это он многократно видел на записи. Человек словно отделился от дерева, стоящего совсем близко к скамейке, и стал быстро удаляться. Петра прошиб пот. Значит, нет у Каменской никакой паранойи. Он ходит по пятам за Петром. Однако сейчас он ушел. Людей на бульваре совсем мало, близко он уже не подойдет. Хотя бы это успокаивает. Но, черт возьми, как же неприятно! – Что взял? – с вялым интересом спросил Губанов. Покрутил в руках бутылку, поднес поближе к глазам, чтобы рассмотреть этикетку. – Да, это хорошо, – с удовлетворением констатировал он. – Помнит Елена, помнит, молодец. Стаканы взял? – Прямо на улице будем распивать? В общественном месте? Николай Андреевич махнул рукой, выражая безразличие к социальным нормам. – А что такого? Мы – приличные люди, не бомжи какие-нибудь. Детей поблизости нет, да и вообще народу не густо. Куда все подевались с этой пандемией, а? Уж полтора года прошло, пора бы вернуться к обычной жизни, а они все нагнетают, нагнетают, каждый день в новостях читаю, сколько заболело, сколько умерло, да еще графики рисуют такие, что на месте помрешь не от ковида, так от страха. Как там в магазинах-то? Все еще требуют маски и перчатки? Я сам не хожу, для меня Светка покупки делает, но в прошлом году, когда все только началось, еще сам отоваривался. Страшно вспомнить! Я и так дышу с трудом, а в маске вообще кранты, руки в перчатках мокрые. Промучился так пару недель, потом на Светку все скинул. Да и слабеть стал в то время. Так как сейчас-то? Все так же жестко или послабление дали? – Где как. По-разному. Случается, придешь в магазин, наберешь полную корзину, а кассирша не обслуживает, если ты без маски и без перчаток. А в других внимания не обращают. Зависит от администрации. – Ну, чего ждем, журналист? Наливай по чуть-чуть, один глоточек, чтобы взбодриться и не простыть. Петр послушно вскрыл бутылку и плеснул в стаканы немного коньяку. Пить совсем не хотелось, тем более в такой обстановке, но не отказывать же старику в компании. С дедом явно что-то происходит, и, если сейчас его рассердить или обидеть, он может окончательно отказаться разговаривать. – Бутылку спрячь под куртку, – строго сказал Губанов, – нечего ей светиться. Надо будет – достанешь. Ну, давай, юноша. – За что пьем? – За жизнь, за что же еще? Пусть у нее все будет хорошо, и пусть она на нас не обижается. Смысл тоста остался для Петра непонятым, но он послушно сделал небольшой глоток, мысленно похвалив себя за то, что угадал с объемом и налил так мало. – Ты как, крепкий на алкоголь? Удар держишь? – спросил Николай Андреевич. – Более или менее. Но сейчас не хочется, – честно признался Петр. – Ладно, тогда не буду тебя заставлять, а то до дому не доберешься. Я-то до сих пор могу много выпить и не захмелеть, это у нас губановское, врожденное. А Юрка мой – тот вообще гигант был в этом смысле, любого мог перепить. Вот она, прекрасная возможность, уцепившись за эти слова, вытащить Губанова на разговор о смерти сына. Петр уже открыл было рот, но вспомнил предостережение Каменской: не лезть. Ох, как же трудно удержаться и не сделать то, чего велели не делать! А Губанов задумался о чем-то и продолжать разговор не спешил. – Николай Андреевич, мы в прошлый раз остановились на том, что Юрий отправился в Магнитогорск, – осторожно напомнил Петр. – Да… – рассеянно отозвался Губанов. И снова впал в тяжелое молчание. Спустя некоторое время вздохнул и взял в руки стаканчик, стоящий между ними на скамейке. – Налей еще, только немного. – Можно, я не буду? – Можно, можно, я же сказал, что не заставляю. Николай Андреевич пил маленькими глоточками, смакуя напиток. Снова поставил стаканчик на скамейку. – Сегодня ночью я понял, что уже все, – тихо проговорил он. – Конец совсем скоро. Мне даже показалось, что до утра не дотяну. – Вам было плохо? – всполошился Петр. – Нет, это не называется «плохо», – губы старика дрогнули в слабой улыбке, – у этого вообще нет названия. То есть оно, может, и есть, только я его не знаю. Ощущение неизбежности конца и одновременно покоя. И в ушах звук такой: дзинь, дзинь, дзинь – как будто рвутся струны, которые привязывали меня к жизни. В общем, не пугайся, журналист, но мне, похоже, пора. Поэтому я решил, что больше не буду тянуть кота за хвост и расскажу все, как было. Ты же не дурак, ты наверняка понял, что я тебя использую. Ведь понял? – Нет, – соврал Петр, который, разумеется, прекрасно помнил то, что говорила ему Светлана. – В чем вы меня используете? Мне кажется, наоборот, я вас использую, заставляю давать мне информацию. – Я тебе – информацию, ты мне – возможность рассказать о своей жизни. Взаимовыгодный обмен. – Губанов криво усмехнулся. – Моя жизнь и вообще та жизнь и то время тебе не очень-то нужны, но ты молодец, все вытерпел и не поморщился, дал старику возможность напоследок надышаться воспоминаниями. И я тебе за это благодарен. – Ну что вы, Николай Андреевич, мне было очень интересно, честное слово, – совершенно искренне запротестовал Петр. – У меня даже родилась идея еще одной книги. Если бы не ваши рассказы, такая идея мне в голову не пришла бы. – Не льсти, юноша, это дурная привычка. Налей мне еще чуть-чуть, и перейдем к делу, пока я кони не двинул. – А ничего, что у вас давление? – опасливо спросил Петр. – Может, не надо рисковать?