Раздался щелчок, и вслед за ним — запыхавшийся голос Сони. — Дэвид, я тут. Не успела добраться до телефона, но я все слышала. Я тебя понимаю, хочется, чтобы все получилось идеально. Но было бы здорово, если бы ты действительно успел к субботе. В воскресенье будет фестиваль, в галерее будет куча народу. — Я постараюсь. Может быть, ближе к вечеру. — Отлично! Я закрываюсь в шесть, но сама задержусь еще на час. Тогда и приезжай. Как раз будет время поговорить. Он в очередной раз поразился, что любые слова, сказанные голосом Сони, звучат как сексуальная прелюдия. Конечно, он понимал, что слишком многое домысливает. Он также понимал, что ведет себя довольно глупо. — В шесть часов, хорошо, — услышал он собственный голос и вспомнил, что кабинет Сони, с его огромными диванами и мягкими коврами, больше похож на будуар, чем на место, где решаются деловые вопросы. Он бросил телефон обратно в бардачок и окинул взглядом долину. Голос Сони, как обычно, внес сумбур в стройный ход его мыслей, и теперь они лихорадочно носились в его голове: слишком уютный кабинет Сони, настороженность Мадлен, невозможность заранее знать, какую цифру загадает человек, кровь, как роза, красная, шесть-пять-восемь — в гости просим, Харибда, неправильный абонентский ящик, нежелание Меллери связываться с полицией, серийный убийца Питер Пиггерт, обаятельный юный Джастин, богатая стареющая Кадди, доктор Джекил и мистер Хайд и так далее и тому подобное, безо всякой связи и ясности. Он открыл окно у пассажирского сиденья, со стороны речушки, откинулся назад, закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на звуке воды, бегущей по камням. Его разбудил стук в окно над ухом. Он поднял взгляд и увидел невыразительное квадратное лицо, глаза были скрыты солнечными очками, а над ними чернел козырек полицейской кепки. Он опустил стекло. — Сэр, с вами все в порядке? — Вопрос прозвучал скорее угрожающе, чем сочувственно, а слово «сэр» было скорее формальным, нежели вежливым. — Да, спасибо, мне просто надо было закрыть глаза на пару минут. — Он взглянул на часы на панели приборов. Пара минут, как он заметил, растянулась на четверть часа. — Куда вы направляетесь, сэр? — В Уолнат-Кроссинг. — Понятно. Вы сегодня употребляли алкоголь, сэр? — Нет, офицер, я не пил. Мужчина кивнул и сделал шаг назад, чтобы взглянуть на машину. Его рот — единственная различимая черта его лица, по которой можно было как-то судить о его настроении, — был презрительно искривлен, как будто он считал, что Гурни заведомо врет, что не пил, и намеревался найти тому доказательство. Он нарочито неторопливо обошел машину и вернулся к открытому окну рядом с водительским сиденьем. После долгой паузы он спросил с плохо скрытой угрозой, более уместной в пьесе Гарольда Пинтера, чем в рутинной проверке на дороге: — Вы знали, что здесь нельзя парковаться? — Я не сообразил, — спокойно ответил Гурни. — Я собирался остановиться всего на пару минут. — Позвольте взглянуть на ваши права? Гурни достал документы из бумажника и протянул их из окна. Он не любил в таких случаях щеголять тем, что он отставной детектив полицейского управления Нью-Йорка, со связями, которые при необходимости можно задействовать, но в этом копе он чувствовал неуместную надменность и враждебность, чреватые как минимум неоправданной задержкой. Он неохотно достал из бумажника еще одну карточку. — Минуточку, офицер. Возможно, это тоже пригодится. Коп осторожно взял карточку. Гурни увидел перемену в его лице, но не в сторону дружелюбия. Было больше похоже на помесь разочарования и злобы. Нехотя он вернул ему карточку и права. — Хорошего вам дня, сэр, — сказал он голосом, подразумевавшим обратное, вернулся в машину и быстро уехал в том направлении, откуда появился. Гурни подумал, что насколько бы сложным ни становилось психологическое тестирование, насколько бы высокими ни были требования к образованию, насколько бы серьезным ни было обучение в академии, всегда найдутся полицейские, которым не следует быть полицейскими. В данном случае коп ничего не нарушил, но Гурни безошибочно чувствовал в нем такую ненависть, которая не может не просочиться наружу, это всего лишь вопрос времени. И тогда непременно произойдет что-то ужасное. А до тех пор множество людей будут задерживать и допрашивать без надобности. Именно из-за таких как он копов не любят. Может быть, Меллери в чем-то был прав. За следующую неделю на северные склоны Катскильских гор спустилась зима. Гурни проводил почти все время в кабинете, работая то над фотографией, то над записками от Харибды. Он метался между этими двумя мирами, старательно избегая мыслей о рисунках Дэнни и хаосе, который они в нем пробуждали. Об этом стоило бы поговорить с Мадлен, узнать, зачем она решила достать коробку сейчас и почему она ждала, что он что-нибудь скажет первым. Но он не мог собраться с духом, поэтому изо всех сил гнал от себя эту мысль и возвращался к делу Харибды. Об этом он хотя бы мог думать спокойно, не чувствуя себя потерянным, без учащенного сердцебиения. Он часто вспоминал вечер после последнего визита в институт. Меллери, как и обещал, перезвонил ему тогда и передал содержание беседы с Грегори Дермоттом. Тот был достаточно учтив, чтобы ответить на все вопросы, которые Гурни написал на бумажке, но информация оказалась не особенно полезной. Он арендовал абонентский ящик последний год, никогда раньше не возникало проблем, никаких заблудших писем или чеков, доступ к ящику был у него одного, имена Арибда, Харибда и Меллери ни о чем ему не говорили, и он ничего не знал про институт. На вопрос, мог ли кто-то другой в компании иметь доступ к ящику, Дермотт объяснил, что это невозможно, так как в его конторе никого, кроме него, нет. Он работал консультантом по безопасности в компаниях с большими базами данных, которые нуждались в защите от взлома. Ничто из его рассказа не пролило свет на историю с чеком. Поиски в интернете, предпринятые Гурни, тоже ни к чему не привели. Все источники сообщали в основном одно и то же: Грегори Дермотт окончил Массачусетский технологический институт, приобрел солидную репутацию как компьютерщик и обзавелся отменной клиентурой. Ни он, ни его контора не были замешаны в уголовных делах, не получали судебных исков, не подвергались нападкам со стороны прессы. Незапятнанность на грани со стерильностью. И тем не менее, по какой-то по-прежнему необъяснимой причине, кто-то присвоил номер его абонентского ящика. Гурни мучил вопрос, остававшийся без ответа: зачем просить прислать чек человеку, который почти наверняка вернет его отправителю? Гурни приводила в бешенство необходимость снова и снова думать об этом, снова и снова попадать в тот же тупик, как будто на десятый раз он мог обнаружить что-то, чего не обнаружил на девятый и восьмой. Но все же это было лучше, чем думать про Дэнни. Первый серьезный снег выпал вечером первой пятницы ноября. Из нескольких сумеречных снежинок за пару часов он превратился в снегопад, а к полуночи вновь затих. Гурни пил свой субботний утренний кофе и смотрел, как бледный диск солнца крадется через лесистые холмы на восток. Ночью было безветренно, поэтому все от террасы до крыши амбара было покрыто несколькими сантиметрами снега. Он плохо спал. Его затягивали замкнутые круги беспокойства. Некоторые из них, растворившиеся к утру, были про Соню. Он в последний момент перенес их вечернюю встречу. Он не знал, чем эта встреча чревата, и не понимал, чего он сам от нее ждет, так что решил, что разумнее всего будет ее отменить. Все эти дни он нарочно садился спиной к той части комнаты, где на журнальном столике стояла коробка с рисунками Дэнни, завязанная белым бантом, — и сегодня сделал то же самое. Он потягивал кофе и смотрел на побелевший луг за окном. Вид снега всегда вызывает в памяти запах снега. Гурни вдруг встал, подошел к стеклянным дверям и открыл их. Резкий поток холодного воздуха воскресил целую вереницу воспоминаний — сугробы на обочинах дорог, доходящие до подмышек, раскрасневшиеся и ноющие от снежков руки, крошки льда, застрявшие в шерстяном свитере, ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега, рождественские венки на дверях домов, пустые улицы, яркий свет повсюду. Удивительное дело — прошлое живет в тебе, незримо и спокойно ожидая момента, чтобы всплыть на поверхность из мнимого небытия. Кажется, что его нет, что оно тебя покинуло. Но затем оно, как феникс, восставший из пепла, вспыхивает внутри со всей яркостью красок, звуков, движений, присущей настоящему. Ему захотелось окружить себя запахом снега. Он снял куртку с крючка у двери, накинул ее и вышел. Снег был слишком глубоким для ботинок, которые он надел, но ему не хотелось переобуваться. Он пошел по направлению к пруду, закрывая на ходу глаза и глубоко вдыхая воздух. Он не успел пройти и сотни шагов, как кухонная дверь открылась и Мадлен окликнула его: — Дэвид, вернись! Гурни повернулся и увидел ее, страшно встревоженную, в дверном проеме. Он направился к дому. — Что случилось? — Скорее! — сказала она. — По радио передают — Марк Меллери мертв! — Что?! — Марк Меллери мертв, только что передали по радио. Его убили! — Она вернулась в дом. — О господи, — выдохнул Гурни, чувствуя спазм в груди. Он пробежал оставшиеся метры до дома и вошел на кухню, не снимая заснеженных ботинок. — Когда это случилось? — Не знаю. Может, сегодня утром или вчера вечером, неизвестно. Они не сказали. Он стал слушать. Радио все еще работало, но обозреватель переключился на другую тему, что-то про банкротство большой корпорации. — Как это произошло? — Ничего не сказали. Только что по всем признакам это убийство. — И никакой другой информации? — Нет. Хотя… что-то сказали про институт, где это произошло. Институт духовного обновления в Пионе, штат Нью-Йорк. Сказали, что полиция начала расследование. — И это все? — Кажется, да. Какой ужас! Он медленно кивнул, соображая. — Что ты собираешься делать? — спросила она. Быстрый перебор вариантов в уме оставил единственный возможный. — Сообщить следователю по этому делу о своих отношениях с Меллери. Пусть он сам решает, что делать дальше. Мадлен вздохнула и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустной. Часть вторая СТРАШНЫЕ ИГРЫ Глава 17 Много крови Ровно в десять утра Гурни позвонил в полицейское управление Пиона, чтобы сообщить свое имя, адрес, телефон и рассказать о своих отношениях с покойным. Его собеседник, некто сержант Буркхольц, ответил, что информацию передадут Государственному полицейскому бюро криминальных расследований, которое занимается этим делом. Гурни предполагал, что с ним свяжутся спустя сутки или двое, и был крайне удивлен, когда ему перезвонили уже через десять минут. Голос казался смутно знакомым, но его обладатель не представился. — Мистер Гурни, это старший следователь по делу убийства в Пионе. Как я понял, у вас есть для нас информация.