Он придвинулся ближе, ожидая, что Эми-Роуз жестом или словом остановит его. Но девушка этого не сделала, и Джон прижал ее к себе. Эми-Роуз ахнула, когда их губы соприкоснулись. Губы Джона были мягкие, нежные. Его руки гладили ее подбородок, и кожу Эми-Роуз покалывало, его ладони обняли ее затылок, и электричество пробежало по позвоночнику девушки. Звук клаксона заставил их отпрянуть друг от друга. Оба стали искать взглядом другой автомобиль. Сердца их неистово бились, дыхание вырывалось резкими толчками. Но поблизости не было ни одной машины. – Кажется, это ты сам нажал, – рассмеялась Эми-Роуз. Джон приложил ее ладонь к своей груди. Его сердце стучало так же бешено, как ее. – Я серьезно, – повторил он. Джон медленно, точно нехотя, отпустил ее руку, завел автомобиль и выехал на дорогу. Эми-Роуз тоже не хотела отпускать его руку. Она хотела наслаждаться тем, что он рядом, пока это возможно. Снова в голове промелькнул образ того, какой могла бы быть их жизнь вместе. В душе заворочалась надежда, но Эми-Роуз сказала себе: «Такие отношения не могли бы продолжаться долго». Глава 20 Оливия – Мисс Оливия, они прислали всего два, – сказала Гетти, держа в каждой руке по кольцу для салфеток. Оливия посмотрела на серебряные кольца: на одном был растительный узор, на другом – жемчужины. Через несколько дней друзья родителей и сливки чикагского общества соберутся в их бальной зале, чтобы отпраздновать двадцатипятилетие со дня свадьбы мистера и миссис Дэйвенпорт. Серебряную свадьбу. С помощью Оливии миссис Дэйвенпорт старалась превратить похожую на пещеру залу в уютную страну чудес. Оливия поражалась, сколько всего умела мастерски организовать ее мать, и надеялась, что когда-нибудь сможет управлять своим домашним хозяйством так же виртуозно. Руби взглянула на кольца через плечо подруги. – Но ты не выбирала ни те, ни эти. – Я знаю, а времени делать другой заказ уже нет, – простонала Оливия. – Тогда пусть будет то, что слева. – Девушка жестом подозвала лакея: – Когда придут люди, чтобы расставлять столы, скажите им, пожалуйста, чтобы передвинули рояль в угол к окнам. – Она помассировала напряженные мышцы шеи. До вечеринки оставалось все меньше времени. – У тебя все отлично получается, – заверила Руби, сочувственно улыбаясь. – Твоя мама не дала бы тебе столько ответственных поручений, если бы не была уверена, что ты с ними справишься. Оливия положила ладонь на сгиб локтя Руби. Она надеялась, что так оно и есть. Девушка так волновалась, что всю неделю почти ничего не ела. – Спасибо, – сказала она. Посмотрела на профиль подруги: – А ты как? Руби пожала плечами: – Родители были заняты. Они оба стараются убедить как можно больше людей поддержать кандидатуру отца. Когда я не с тобой и не с мистером Бартоном, – продолжала она, потянув Оливию через бальную залу в холл, где ждали Хелен и их матери, – я помогаю им. Папа считает, у него есть все шансы и люди по-настоящему в него верят. – Лицо Руби озарила гордость. – А ты что думаешь? – Он говорит, что движущая сила, которая может изменить ситуацию в городе, – это сами его жители. Оливия отпустила подругу. Слова мистера Тремейна, которые она неожиданно услышала из уст Руби, поразили Оливию. Ну конечно, он прав. Никто не может знать, что нужно городу, лучше, чем люди, которые каждый день ходят по его улицам. И хотя Оливия сомневалась, что ее усилия хоть как-то способствовали успеху Общего Дела, но она знала, что мужчины и женщины, посещающие собрания в доме Самсона, чтобы узнать новости с Юга, поделиться идеями и выступить в поддержку Чикаго, уже начинают менять ситуацию. – Ты ведь не ответила на вопрос, – мягко заметила она. – Я хочу, чтобы он победил. – Взгляд Руби уперся в пол. – Так трудно представить то, чего никогда не видела. Темнокожего мэра. – В Оклахоме выбрали темнокожего мэра, – сказала Оливия. – У нас не Оклахома, – возразила Руби. – Да, но это не значит, что у нас такое невозможно. Лакей вернулся. – Мисс Оливия, столы привезли. – Он помолчал, ожидая ее ответа. – Мисс Оливия? – Спасибо, – рассеянно сказала девушка. «Вот что я могу сделать». Когда начнется праздник начала лета и сбор средств в рамках предвыборной кампании, Оливия заручится поддержкой богатых и влиятельных темнокожих и белых горожан, с которыми она могла общаться благодаря своему высокому положению в обществе. Благотворительные организации, за которые так ратовала ее мать, Оливия может использовать для своей выгоды, точнее – для выгоды мистера Тремейна. Развитие их части города можно поддержать только изнутри. Оливия вышла на улицу к матери и сестре и обняла Руби на прощание. Подруга и миссис Тремейн сели в коляску. – Спасибо, – сказала она. Брови Руби сошлись вместе: – Я вообще-то ничего не сделала, только наблюдала за твоей работой. Но всегда пожалуйста. Коляска была уже на середине подъездной дорожки, когда миссис Дэйвенпорт спросила: – Какие у тебя планы на вечер, Оливия? Хелен с тоской посмотрела в сторону гаража. – Я надеялась, что Хелен поможет мне разобраться с моим гардеробом, ведь мистер Лоренс снова приедет к нам на ужин, – сказала Оливия, стараясь встретиться с сестрой взглядом. Может, они смогут помочь друг другу. Если что, соврут, что обе были в комнате Оливии. – Что? – воскликнула Хелен. Она резко выпрямилась, и ее звонкий голос разнесся по садам вокруг особняка. Хелен виновато улыбнулась матери: – Милая сестрица Оливия, благодарю за предложение, но я, пожалуй, откажусь. Оливия засмеялась, потом задумалась. Слова Вашингтона ДеУайта так и звенели у нее в ушах. С тех пор как она чуть не столкнулась с молодым адвокатом у двери отцовского кабинета, прошло уже несколько недель. Оливия стала работать в Центре социальной поддержки вдвое чаще, надеясь еще раз услышать выступление мистера ДеУайта или других активистов. Но ожидание этой новой возможности высасывало все ее силы. И испытывало терпение Томми, потому что Оливия часто отрывала его от дел и просила отвезти ее в город. Оливия радовалась, что ее мать активная участница такого количества благотворительных организаций. За столь короткое время, рука об руку с матерью, Оливия помогла организовать книжную ярмарку, сбор одежды и дамские обеды для темнокожих и белых женщин, желающих поучаствовать в благом деле. Когда в расписании случались накладки, Оливия подменяла мать. Это были лучшие дни. – Я, пожалуй, после ужина просто побуду у себя. Оливия пошла за матерью обратно в дом. Они остановились под портретом мистера и миссис Дэйвенпорт, на котором супруги обнимались и смотрели друг на друга, а не на художника. – Мы с твоим папой очень ценим твою помощь и всю работу, которую ты проделала. Миссис Джонсон говорит, что дамы так и рассыпались в теплых словах и благодарностях. Миссис Дэйвенпорт улыбнулась, и в уголках ее миндалевидных глаз собрались складочки. А улыбка Оливии ей самой казалась больше похожей на гримасу. Девушка и правда стала больше заниматься благотворительными мероприятиями, но многие из ее выездов были только предлогом для встречи с другими активистами. «Но ведь все они хотят помочь одним и тем же людям», – говорила себе Оливия, стараясь не обращать внимания на то, как сжималась грудь. – Только не перенапрягайся, – сказала миссис Дэйвенпорт. – Не буду, – пообещала дочь. Она наблюдала, как мать удаляется по коридору к кабинету. Подойдя к лестнице, ведущей на кухню, девушка услышала голоса за дверью. Оливия попыталась вспомнить, сколько разговоров было подслушано в этом тихом уголке. Но среди прочего она четко расслышала два слова, которые заставили ее прильнуть ухом к двери из сосновой доски без украшений: «гражданские права». – Они снова собираются в старом доме Самсона на Южной стороне. – Давай лучше ты, Гетти, – сказала Джесси. – У меня нет времени туда ходить. Вам, молодежи, лишь бы собраться гуртом и погорланить. – Да ладно тебе, Джесси, – сказала Гетти. – Ничего не ладно. И завтра чтобы была бодрая, как весенний цыпленок. Дел еще невпроворот. Дверь, возле которой стояла Оливия, внезапно распахнулась. За ней стояла Гетти со стопкой скатертей. – Мисс Оливия, – сказала Гетти, – вы в порядке? «В порядке ли я?» Сердце Оливии громко стучало, точно как в тот день в Центре соцподдержки, и девушка почувствовала, как хочет пойти на Южную сторону. – Ты сегодня собираешься пойти на митинг в защиту гражданских прав? – спросила она, когда за спиной Гетти захлопнулась кухонная дверь. Служанка попятилась. Оливия выставила раскрытую ладонь: – Нет, не бойся. Когда ты поедешь в город, я хочу с тобой. – Но, мисс… – Гетти, казалось, была потрясена. Она бросила взгляд назад, на дверь кухни. – Я слышала, что сказал ваш отец на том ужине с мистером Лоренсом. Он хочет, чтобы ваша семья не ввязывалась в эту историю. Я не знаю… – Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю и буду ждать тебя на конюшне. Оливия подавила порыв коснуться девушки. Она не знала, как описать служанке, насколько ей необходимо быть сегодня там, поэтому Оливия ждала, ничего больше не говоря. Когда Гетти наконец кивнула, Оливия улыбнулась. * * * После горячего Оливия сослалась на мигрень и пожелала удалиться. Это был настолько редкий случай, что родители практически не удерживали ее, брат с сестрой пожелали ей поправиться скорее, а потом вернулись к разговору о лошади, которую Джон видел на беговой дорожке. Мистер Лоренс, джентльмен с безукоризненными манерами, отодвинул ей стул и пожелал выздоровления. Девушка оставалась в своей комнате, пока не услышала, что семья и гость перешли в гостиную. С первого этажа заструилась музыка. «Сейчас или никогда».