– Харрисон Бартон, молодой человек, с которым я подружилась… – начала она, – «Ну естественно, мама его помнит!» — он подозревает, что в моем к нему отношении что-то не так. Думаю, мы вряд ли будем и дальше проводить вместе так много времени. – А ты этого хочешь? Хочешь проводить с ним больше времени? Честно было бы ответить: еще как. Время, проведенное с мистером Бартоном, было словно другой жизнью, в которой каждодневное напряжение Руби ненадолго отступало. Она могла расслабиться, почувствовать свободу. Вспомнив, как они были в ювелирном магазине, отдыхали на пляже, танцевали, Руби почувствовала, как горячеет кожа. – Но я думаю, было бы разумно довести дело до конца, – осторожно сказала Руби. – Дорогая, и до какого же это конца? – Когда девушка не ответила, мать продолжила: – Знаешь, ведь твой отец не был моей первой любовью. Руби ахнула, и мать вскинула вторую бровь. Девушка наблюдала, как черты ее лица смягчились, губы сложились в грустную улыбку. – Был один молодой человек, который меня боготворил. А я его. Мы строили планы. Миссис Тремейн поскребла кожаную окантовку сиденья. Как будто погрузилась в воспоминания. Руби попыталась представить, какой была мать в ее возрасте. Они теперь редко говорили по душам. Девушка ждала, боясь задавать вопросы. В глубине души мама, наверное, до сих пор немного любит того мужчину. Иначе почему бы она заговорила о нем? Может, она выбрала отца, потому что он показался ей надежнее? Они обе повернулись, чтобы понаблюдать за проходившей мимо парой. Кавалер вел даму под руку, и они двигались как единое целое. «Как вы с папой», – подумала Руби. Они никогда друг от друга не уставали и все решения принимали вместе. «Ведь это и есть цель?» – Мы были молоды, – сказала мать. – А в таком возрасте человек не понимает, что любовь бывает разная. Я выбрала твоего отца и ни разу не пожалела. – Миссис Тремейн сделала вознице знак трогать. – В основе нашей истории лежит рабство, Руби. Я хотела, чтобы мы создали что-то новое так, чтобы как можно меньше соприкасаться с этим прошлым, но при этом о нем не забывать. – Что было дальше с тем молодым человеком? – спросила Руби. – Женился на другой. Завел семью. Ответ прозвучал так обыденно, что Руби сидела точно громом пораженная. Она попыталась представить, как Харрисон женится на другой, как другая женщина носит его фамилию и рожает от него детей. От этой картины во рту стало кисло. Руби подумала, что не хочет жить в такой реальности, где Харрисон останется для нее всего лишь увлечением молодости. Девушка задумалась, какие качества отца склонили чашу весов в его пользу в глазах мамы. Она прикусила щеку, не зная, что лучше: знать наверняка или гадать. Победило любопытство. – А почему папа? – спросила она. Миссис Тремейн не отрывала взгляда от улицы, проплывающей мимо. – Это был правильный выбор. Коляска отъехала от обочины, встряхнув Руби вместе с ее запутанными мыслями. Харрисон Бартон удивлял ее. Ей нравилось, какой была она сама рядом с ним. В его обществе ей дышалось легче. Поездки с ним были самыми светлыми моментами ее недели, а теперь перед Руби потянулись безрадостные дни. Мысль о том, что все обеды, мероприятия, все ее дни будут отныне проходить без него, была невыносима. Как она могла быть такой дурой? Как могла повести себя так жестоко? Да, он заслуживал знать правду, но тогда уж всю правду. Что, несмотря на причину, по которой она начала с ним общаться, ее чувства к нему были настоящие. И со стороны Руби было глупостью не понять этого раньше. Она посмотрела на мать. «Правильный выбор». Эти слова пробрали ее до костей. Руби знала, что правильным выбором для нее был Харрисон Бартон. Она снова прокрутила в голове разговор с ним, и ее ногти впились в ладонь. «Я все сделаю правильно, – подумала она. – Я должна». Глава 31 Оливия – Ты будешь их есть? – Оливия указала на обеденный поднос с бутербродами, к которым никто не прикоснулся. Отец нахмурился: – Ты что, хочешь взять их с собой? – Волонтеры сейчас чинят крышу школы, плюс группа женщин соберется, чтобы обсудить избирательное право. Я подумала, будет неплохо, если я положу эти бутерброды к остальным, которые приготовила Джесси, и отвезу все вместе. Оливия не стала ждать, пока отец согласится. Она начала заворачивать бутерброды в марлю. Девушка старалась не смотреть в глаза матери, занять руки и сосредоточиться на том, чтобы казаться расслабленной. Мистер Дэйвенпорт откинулся на спинку кресла, наблюдая за старшей дочерью. На лице его появилась чуть заметная улыбка, от которой морщины стали глубже. Он встал и обнял Оливию. – Ты стала много времени проводить на Южной стороне. Я уверен, люди очень ценят твою помощь. Оливия опрокинула чашку. Она быстро поставила ее как надо, а отец засмеялся. Улыбка на лице девушки была натянутой. Хелен два раза чуть не поймала ее, когда она возвращалась домой, а Джесси начала уже задаваться вопросом, куда деваются запасы из кладовой. Центр соцподдержки был практически идеальным оправданием отлучек Оливии в город. Кроме того, именно в этом Центре встречались волонтеры избирательной кампании Тремейна и активисты. Там они пересекались и работали вместе. Появление Оливии в Центре соцподдержки не было чем-то необычным, потому что она заменяла мать и была близким другом семьи Тремейнов. «Прятаться у всех на виду». – Мистер Лоренс там тоже будет? – спросила миссис Дэйвенпорт. Оливия замерла. Потом посмотрела на мать. Глаза у миссис Дэйвенпорт были проницательные. Она знала, что что-то не так. Оливия терпеть не могла обманывать родителей. Она убедила себя, что это не совсем обман. То, что она делала вместе с мистером ДеУайтом и остальными, можно было назвать если не благотворительностью, то по крайней мере служением народу. Но всякий раз, когда девушка выходила из дома, желудок ее будто завязывался в узел. Однако стоило ей увидеть Вашингтона ДеУайта, будь то на сцене или на улице, услышать, как он призывает активистов не оставлять надежду в борьбе за равенство, узел будто распускался. – Мистера Лоренса там сегодня не будет. – Оливия, мне не нравится, что ты ездишь туда одна. – Я буду не одна, – возразила Оливия. – Меня повезет Томми. Там, куда я еду, будет полно людей, а Томми будет ждать меня снаружи, пока я не буду готова вернуться. Только я опоздаю на ужин. Наверное, буду работать на раздаче в бесплатной столовой. В последние несколько недель у них совсем туго с персоналом. – Может, мне с тобой поехать, – сказала миссис Дэйвенпорт. – Нет! – Оливия широко улыбнулась. – Спасибо за предложение, но я думаю, мы справимся. Может, мне даже не придется задерживаться. Она упаковала последний бутерброд, подхватила юбки, подняла корзину и вышла, пока ее не успели задержать. Девушка почти дошла до конюшни, но тут дорогу ей преградила Хелен: – Куда ты собираешься, Ливи? Оливия вздрогнула. – В Центр соцподдержки, – ответила она. Томми ждал ее у конюшни, а девушка не хотела, чтобы мистер ДеУайт гадал, куда она подевалась. Глаза Хелен сузились: – Ты там проводишь кучу времени. Ты что, пытаешься так загладить какой-то скандальный проступок? Оливия похолодела. – Ха! Ты бы видела свое лицо, – сказала Хелен, смеясь. – Я рада, что тебе весело, Хелен. Оливия прошагала мимо с бешено колотящимся сердцем. Всю поездку в экипаже в голове у девушки эхом отдавался смех сестры и роились мысли о множестве моментов за последние недели, когда она чуть не попалась. До сих пор ей удавалось избегать подозрений, но Оливия чувствовала, что время на исходе. Ее родители очень четко дали понять, что ждут от мистера Лоренса официального и по возможности публичного предложения. Миссис Дэйвенпорт теперь готовилась к осенней свадьбе, чтобы дать им больше времени. Для всех остальных кусочки картинки наконец становились на свои места. А Оливия тревожилась о более практичных вопросах. Например, где они будут жить. Придется ли ей переехать в Англию? Семья мистера Лоренса жила в Европе. И в Европе он получит в наследство предприятие. И что он подумает о связи Оливии с протестующими и активистами? Она никак не сможет помочь жителям Чикаго, если выйдет замуж и покинет страну. Экипаж резко остановился перед местом назначения. – Я буду на этом месте ровно через два часа, – сказал Томми. – Через два часа? Но это мало. – Но вы же просто раздаете еду рабочим. Оливия прикусила щеку. Он был прав. – Задержись немного. Пожалуйста. Мне нужно больше времени. – Мисс, я считаю, что это плохая затея, и, надо думать, если вас застукают, мы оба попадем в тот еще переплет. Я восхищаюсь тем, что вы делаете. Поэтому я соглашаюсь помочь. Но вы искушаете судьбу. Оливия знала, что в конце концов слухи доползут до родителей. Но ведь она не совершала ничего дурного. И что такого родители могут сделать? Будут и дальше оберегать дочь и прятать от нее самую неприглядную правду? Для этого уже слишком поздно. – Я постараюсь успеть. Томми кивнул и отъехал. Оливия вошла в Центр соцподдержки. Энергия внутри была магнетическая. Теперь девушка стала завсегдатаем Центра, так что она уже многих знала в лицо. Оливию наполняла гордость оттого, что у нее есть цель, не касающаяся дел домашних, притом значимая цель. Что есть место, где ее уважают не только за громкую фамилию. В маленьком классе, отведенном под школу для взрослых, она нашла Вашингтона ДеУайта. Тот склонился над столом, за которым двое джентльменов читали газету. Оливии нравилось наблюдать за молодым адвокатом издалека, видеть, какое действие он производит на окружающих. Правозащитник снял пиджак, засучил рукава рубашки выше локтей. Мужчина, сидевший справа от него, водил пальцем по странице и шевелил губами. Мистер ДеУайт тихо, терпеливо стоял, пока мужчина читал. – Оливия, мы тебя сегодня не ждали, – сказала миссис Вудард. Девушка отдала ей корзину. – Я привезла бутерброды. Кларенс сказал, что в прошлый раз они три дня просидели за решеткой без хлеба и воды. Миссис Вудард положила ладонь на ее руку: – Они будут очень благодарны. Пришли новые газеты. Пишут, за выходные было еще несколько случаев линчевания. Мы собираемся выступать. У нас должны быть полные животы, особенно если начнется заварушка. Плакат, который ты сделала, уже стоит у стены. Взгляд Оливии остановился на фанерной доске, на которой на прошлой неделе она вывела буквы: «РАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ – ПРАВО ЧЕЛОВЕКА».