«Нет, это и правда он». Девушка открыла глаза и уставилась в темноту за пределами ярко освещенного двора. За живыми изгородями она увидела фигуры Джона и мистера Дэйвенпорта. Отец тяжело опирался на трость, а сын ходил вокруг него кругами. Волнение Джона встревожило Эми-Роуз. Его хладнокровие и сдержанность испарились. Отец и сын стояли у границы двора спиной к Эми-Роуз. Она подумала, что надо бы показаться им, выйти из-за деревьев, чтобы никто не подумал, будто она подслушивает. Это Гетти любит сплетни. Но девушка заметила, как Джон втянул голову в плечи, и помедлила. – Мы с Руби знакомы с детства. У нас совсем другие отношения, – сказал Джон таким тоном, как будто произносил это уже не в первый раз. У Эми-Роуз в груди все затрепетало. – Она меня не любит. У нее чувства к Бартону. – Твоя мать и миссис Тремейн были вполне уверены, что это просто сиюминутное увлечение. Отец погладил Джона по щеке и улыбнулся. От этого прикосновения Джон остановился, как будто ласка отца успокоила бурление эмоций в его душе. Эми-Роуз не могла видеть его лица, но плечи молодого человека обмякли, голова склонилась. – Что ты сказал? – переспросил мистер Дэйвенпорт. Эми-Роуз выскользнула из-под укромного полога листвы и пошла вдоль живой изгороди. Она переставляла ноги медленно, осторожно, пряталась в тенях. – Я не люблю Руби. – Слова Джона прозвучали четко. Он выпрямился и посмотрел отцу в глаза: – Я выбираю Эми-Роуз. Я знаю, вы с мамой не ее прочили мне в жены, но мне все равно. Мы с Руби не сделаем друг друга счастливыми. – А ты думаешь, что эта девочка принесет тебе счастье? – Мистер Дэйвенпорт покачал головой: – Думаешь, жены твоих друзей ее примут? Захотят общаться и сидеть за одним столом с женщиной, которая когда-то им прислуживала? А ваши дети? Она дочь рабовладельца. Достаточно один раз взглянуть на нее, чтобы у людей появились такие мысли. Нам и без того непросто забронировать столик в дальней части ресторана или в самом конце стойки. А так можно вызвать отторжение и у своих. Кто-то ее примет, кому-то она понравится, но куда больше людей будет вилять перед ней хвостом, а за глаза обвинять в том, что она много о себе возомнила. Все это принесет вам только страдания и разочарование. Джон покачал головой: – Я выбираю Эми-Роуз. И плевать, что думают другие. – А как же мы с твоей мамой? На нас тоже плевать? Эми-Роуз по-прежнему не видела лица Джона, но почувствовала, что, услышав этот вопрос, он весь напрягся. Он все молчал, и желудок у девушки сделал кульбит. Девушка почувствовала гадкий привкус на корне языка. Пусть ей не хотелось этого признавать, но мистер Дэйвенпорт был прав. Ей с Джоном придется нелегко. Мистер Дэйвенпорт всегда был к ней добр. А теперь Эми-Роуз гадала: может, она – живое напоминание о той жизни, от которой отец семейства некогда убежал? «Я живу в его доме». Колени у девушки подкосились, она опустилась на землю. Эми-Роуз знала, что надо уйти, но не чувствовала в себе сил держаться на ногах. – Люди вроде того человека, который заделал ребенка ее матери, – они просто берут, что хотят. – Голос мистера Дэйвенпорта дрожал. – Она хорошая девушка. Никто не говорит про нее ничего дурного. Если хочешь жениться на дочери рабовладельца, мы с матерью не будем стоять у тебя на пути. Мистер Дэйвенпорт положил обе ладони на набалдашник трости. Он выпрямился во весь свой рост. Эми-Роуз показалось, что он дрожит от гнева. – Но мы не собираемся и подавать тебе все на блюдечке. Тебе придется обеспечивать себя и ее самостоятельно. Без всякой помощи с нашей стороны. Джон дрогнул, будто ему дали пощечину. – Ты уверен, что хочешь отказаться от всего, – спросил мистер Дэйвенпорт, обводя взглядом особняк и хозяйство, – ради какой-то девчонки? Эми-Роуз задержала дыхание, ожидая ответа Джона, ожидая, что он снова повторит, что выбирает ее. Над губой у нее проступили бисеринки пота. Девушка прищурилась. «Может, я смогу подобраться поближе?» С дрожью в коленях она заставила себя двигаться к краю тени, которая скрывала ее от чужих глаз. Эми-Роуз смотрела под ноги, чтобы не наступить на сухие листья и веточки. Когда она подняла взгляд, мистер Дэйвенпорт направлялся обратно в дом. – Джон, – окликнул он сына, – я думал, ты серьезно хочешь учиться. Работать в нашей компании. Последнее слово по-прежнему остается за мной. Джон не двинулся с места. Он ничего не говорил. Тут Эми-Роуз замерла от внезапного осознания: мистер Дэйвенпорт поставил на кон то единственное, чего Джон хотел больше всего на свете. «Даже больше, чем быть со мной?» Ноги Эми-Роуз отказались сделать еще хоть шаг в его сторону. Вдруг ей стало тяжело дышать. Эми-Роуз теперь было все равно, заметят ее или нет. Глаза защипало оттого, что ее снова отвергли, снова разбили ей сердце. Мистер Дэйвенпорт предложил Джону идеальную альтернативу. Если он хочет открыть собственный бизнес, войти в автомобильную промышленность с самых низов, связать свое будущее с ней… то вот он, его шанс. Но в ответ было молчание. Джон Дэйвенпорт не был к этому готов. И может, никогда готов не будет. Не сознавая, что делает, девушка направилась через сад прямиком к нему. – Я для тебя всегда буду на втором месте, да? – бросила она ему в спину. Джон вздрогнул. Он оглянулся через плечо, будто проверяя, слышит ли их кто-то еще. – Эми-Роуз, я… – Не знал, что я здесь? – Ты все слышала? Джон потер шею. В душе у девушки начала вздыматься волна, горячая, как ее слезы. – Он прав. Жизнь со мной будет сложная. А у меня вся жизнь сложная. Думаешь, я не знаю, как меня люди называют? Как они называли мою мать за то, что она спала с белым и родила от него ребенка? Девушка не стала ждать ответа. Не смогла. Хотя мистер Дэйвенпорт всегда был к ней добр и хотя он не знал, что Эми-Роуз его слышала, но его слова ранили так же глубоко, как и реакция Джона. Это было еще одно напоминание о том, что люди вроде нее не могут найти себе место. Неопределенность, которая всегда шла вслед за ней, по-прежнему мучила девушку, хотя Эми-Роуз отточила свойственное матери умение вести себя так, будто она всегда и везде в своей тарелке. Но в глубине души Эми-Роуз боялась, что ей и впрямь нигде не найдется подходящего места. Она посмотрела на Джона в ярости оттого, что он поколебал ее решимость уйти обещанием и подарком. И как она могла так безоглядно в него влюбиться? Гнев стал холодным и горьким, и теперь обиду, которую она чувствовала, девушка направила на саму себя. «Ты сама ему позволила», – сказала она себе. Раньше Эми-Роуз думала, что шанс есть. Что, пока рядом с ней будет Джон, они преодолеют все препятствия. – Каждый раз, как я выхожу из этих ворот, – сказала она, показывая на вход в особняк и изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе, – я готовлюсь защищаться от любопытных взглядов, обидных замечаний, оскорблений. Обычно этого не требуется, но я на горьком опыте узнала, что лучше ходить в броне, чем позволить застать себя врасплох. Я и черная, и белая, а иногда – не та и не эта. Но я думала, что здесь, с тобой, я могу снять броню. Что с тобой мне не будет хотеться оттереть с лица веснушки, казаться незаметной, извиняться за то, какой я родилась, и за свою работу. Извиняться за то, кто был мой отец. Думала, что смогу просто быть собой. Эми-Роуз заставила себя успокоиться. – Ты не постоял за меня. Что еще хуже, ты сам за себя постоять не смог. Эми-Роуз уже отступала, ускользала от него. Она слышала, как издалека Джона звали друзья. Молодой человек, казалось, разрывался. «Нет, он не готов». – Мне тебя жаль. – После каждого слова она ловила ртом воздух. – Можешь забрать дарственную и превратить это здание во что хочешь: в магазин, салон, торговый зал для своих автомобилей. Мне оно не нужно, – сказала Эми-Роуз и ушла, пока Джон не видит, как она рассыпается на части. Глава 43 Оливия Оливия обошла вокруг оттоманки и села на чемодан. Оставить только самое необходимое и взять с собой всего один чемодан оказалось сложно: ведь она покидала дом. Уехать было настолько сложно, что, вопреки доводам рассудка, девушка все же надела скользкое платье цвета слоновой кости и появилась на балу. «Мое отсутствие сразу заметят», – сказала она себе. Пару минут она пробыла с Хелен. У той веки припухли, но держалась младшая сестра стоически. Что-то произошло, но Хелен отказалась это обсуждать. Руки у Хелен дрожали, но, когда Оливия предложила не уезжать, младшая твердо сказала «нет». Даже почти прогнала старшую из залы. – Что здесь происходит? В комнату Оливии вошла миссис Дэйвенпорт. Ее маска болталась в опущенной руке. Замысловатый золотой узор на маске отлично сочетался с диадемой, вплетенной в ее волосы и ярко горящей на фоне бордового платья. Мать выглядела королевой. Усталой правительницей. Ее взгляд метнулся по комнате и остановился на чемодане, на котором сидела дочь. Миссис Дэйвенпорт прошла в спальню. Хотя Оливия убрала вещи, которые разбросала, пока собиралась в путь, она не могла спрятать громоздкий чемодан. Пока мать шла к туалетному столику, Оливия делала один долгий вдох за другим. Ее тело гудело от тревоги, живот скручивался в узлы. Она надеялась уйти незаметно, – но, может, так даже лучше. Хелен не придется отдуваться за старшую сестру и одновременно пытаться справиться еще и с тем, что у нее там случилось. – Это билет на поезд до Филадельфии. Оливия, объясни, пожалуйста. – Я решила поехать на Юг со знакомыми активистами. – Она наблюдала, как на королевском челе матери шок сменился решимостью. – Я знаю, что вы с папой хотели для меня другого, но я выбираю эту жизнь. – Ты хочешь сказать, этого мужчину. – Мать вздохнула и положила билет обратно на туалетный столик. – Я ведь тоже была когда-то молода. – Она грустно улыбнулась дочери. – Не буду отрицать: работая с активистами, я влюбилась. – Оливия подошла к матери. – В Вашингтона ДеУайта и его дело. Мама, наша семья занимается благотворительностью, но этого мало. – Это опасно, Оливия. – Я знаю. – Нет, ты думаешь, что знаешь. Тебе может казаться, что худшее, что может случиться, – это побои, тюрьма. – Миссис Дэйвенпорт покачала головой: – Ты была слишком мала и не помнишь, как люди бросали камни, завернутые в письма с угрозами, когда наша компания начала вырываться вперед. После беспорядков в Спрингфилде на чикагские предприятия, возглавляемые темнокожими, началась атака. Мы сделали ремонт в торговом зале не для красоты. Кто-то бросил в окно бутылку с зажигательной смесью. – Миссис Дэйвенпорт вздохнула: – Возможно, надо было прислушаться к миссис Тремейн и не держать вас в таком неведении. Сердце Оливии сорвалось в галоп. Она видела промелькнувшую на лице матери боль от воспоминаний. Ей вдруг стало холодно, несмотря на проникающий в окно ароматный ночной воздух. – До рождения Джона мы с твоим отцом пытались заниматься тем же, чем и вы с мистером ДеУайтом. Мы выходили на марши протеста. – Она схватила ладонь дочери. – Но есть и другие способы изменить ситуацию, не рискуя жизнью. И притом более действенные. – Почему ты не говорила мне ничего раньше? Вы с папой столько всего храните в тайне. – Оливия попыталась встряхнуться, прогнать клокочущий в груди гнев. – Вместо этого вы наняли нам гувернеров, учили нас здесь. В городе мы, по сути, выставляем напоказ наше богатство в кругах, где, кроме нас, нет темнокожих, где окружающие нам в подметки не годятся, но при этом некоторые все равно смотрят на нас свысока. А потом мы едем на Южную сторону. Где половина жителей нас восхваляет, а половина проклинает. Мы везем им корзинку с выпечкой и деньги, а люди хотят получить шанс пробиться. Миссис Дэйвенпорт вздохнула: – Помогая одному, ты можешь помочь многим. – Она убрала выбившуюся прядь за ухо Оливии. – Прости. Мы всего лишь хотели защитить тебя и твоих брата и сестру от самого неприглядного. Всеми доступными способами. Ты точно понимаешь, на что подписываешься? Решимость Оливии дала трещину. Сосредоточиться стало труднее. Мама по-прежнему держала ее за руку. Прикосновение было теплым и вселяющим уверенность. Эти же ладони утешали Оливию, когда она была больна, вытирали ее слезы. Несколько секунд назад эти пальцы поправили ее волосы. Оливия обернулась. Чемодан был собран. – Я хочу, чтобы ты хорошо взвесила свое решение, – сказала Эммелин Дэйвенпорт. – Я взвесила. Я только и делаю, что думаю. Пришла пора действовать. Может, мистер Тремейн победит на выборах, и тогда что-то изменится, но это не факт. – Подожди до конца лета. – Мама, мне не нужно ждать до конца лета. Глаза миссис Дэйвенпорт блеснули, она смяла маску в кулаке.