– Кто-то безудержно храпел всю ночь. – Я не храплю, – возмутилась Хелен. – А еще стянул все одеяла на себя. – Мне не пришлось бы этого делать, если бы ты спала с закрытыми окнами, как нормальные люди. – Хелен сбросила одеяла на пол и потянулась, точно кошка. – Ты уже решила, что хочешь делать? Оливия собиралась вернуться к работе. Найти Гетти и создать новые группы. Она хотела составлять собственные планы. Чувства к Вашингтону ДеУайту помогли ей это понять. – Планы лучше строить на полный желудок, – сказала Оливия, поднимая сестру с кровати. – Хорошо. Кажется, я чую запах яичницы. Когда они вошли в комнату для завтрака, Джон уже был там. На его тарелке было полно еды, и, судя по его неопрятному виду, он ел уже вторую порцию. Из-за пара, исходившего от кружки свежего кофе, который он как раз себе наливал, трудно было понять, какое у него выражение лица. Одет Джон был так, словно собирался в город. – А где мама с папой? – спросила Хелен, скользнув на стул рядом с Джоном. Брат пожал плечами. Глаза у него были красные, как будто он не спал всю ночь. Напряженные уголки его рта подсказывали, что для него бал окончился так же неприятно, как и для сестер. Пока Оливия усаживалась, Джон подал девушкам по тарелке. От расставленных на столе блюд у Оливии потекли слюнки. Яичница, бекон, горы тостов с маслом. Юные Дэйвенпорты ели молча. – В чем дело, Хелен? – раздраженно спросил Джон. Последние несколько минут она пинала ножку стола. – Не рявкай на нее так, – сделала замечание Оливия. – Я не рявкаю. Лицо Джона смягчилось, и он извинился, но зыркнул на Оливию искоса, чтобы напомнить ей: он здесь старший. Девушка закатила глаза. Хелен стащила тост с тарелки брата. Не успел он возразить, как младшая сестра спросила: – Что нового насчет Эми-Роуз? Оливия резко подняла голову. Джон поморщился: – Папа был не в восторге. А она услышала наш разговор, и теперь… Голос Джона затих. Он покачал головой. Глаза смотрели сквозь тарелку, стоявшую перед ним. – Так, что я пропустила? – спросила Оливия. – От чего папа был не в восторге и как это связано с Эми-Роуз? – Джон ее любит, – пояснила Хелен. Оливия и впрямь пропустила немало… Девушка внезапно поняла, что уделяла недостаточно внимания не только младшей сестре. – Я ее подвел. Опять. – Джон почесал щетину на подбородке (видимо, не брился уже сутки). – И вряд ли я смогу это исправить. Хелен схватила его за предплечье: – Что ты теперь натворил? – Я не вмешался вовремя, когда Грини над ней насмехался, а вчера ничего не сказал, когда папа предложил выбирать между моим наследством и нашими отношениями с Эми-Роуз. – Хелен и Оливия ахнули. – Я подумал, если куплю ей салон, то она останется… но вот вчера она услышала мой разговор с отцом… Тут Хелен пнула его в голень: – Ты купил ей салон? Ох, Джон. Ты что, думал, что похлопаешь ресницами – и Эми-Роуз забудет все, ради чего столько лет трудилась не покладая рук? Что она позволит другому человеку контролировать то, что она и так может заработать? От меня ты бы стал такого ожидать? – Она покачала головой: – Мужчины. – Она была очень огорчена тем, что ей не удалось арендовать парикмахерскую мистера Спенсера… – …и ты решил, что купишь ей другую и все проблемы решатся, – договорила Хелен. Оливия была по-прежнему в замешательстве. – Значит, ты влюблен в Эми-Роуз, а ты – в мистера Лоренса… – Ты ей рассказала? – Взгляд Джона метнулся к Хелен. – Так ты все знал? – У Оливии голова шла кругом. Сколько всего она не замечала! Ее взгляд упал на пачку писем, которые она нашла в корзине в холле и принесла на стол. – Здесь письмо для Эми-Роуз. Из Джорджии. Может, отнесешь его ей? Извинись. Еще раз. Джон схватил письмо. – Я узнаю́ эту печать. Такая же, только сломанная сургучная, стояла на всех письмах, которые отец Эми-Роуз отправлял ее матери. Видимо, это герб его семьи. В какой-то момент от него перестали приходить письма, и только намного позже Шепарды узнали, что он умер. Колено Джона нервно подпрыгивало, отчего дрожало все его тело. Он весь был словно туго сжатая пружина. – Оно не распечатано. – Оливия хотела было снова взять письмо, но брат придвинул его к себе, будто воображал, что если он будет его держать, то Эми-Роуз тут же появится. – Почерк, кажется, женский. Джон встал и вышел из комнаты. Девушки слушали, как стук его лихорадочных шагов прокатывался эхом по дому. Потом тишина. Кофе был крепкий и горький. Хелен пила черный. Оливия щедро добавила в свой сахар и сливки, и жидкость в ее чашке стала светлой, как некрашеный дуб. Она хотела уже взять кусочек бекона с тарелки брата, но тут Хелен похлопала ее по руке и указала через плечо. Джон вернулся. Его руки дрожали. Клочок бумаги в пальцах трясся, как лист на ветру. Оливия и Хелен переглянулись. Джон смял бумажку в кулаке и бросил ее на стол. Оливия беспомощно наблюдала, как брат рухнул на кресло. Глаза его наполнились слезами. Хелен разгладила листок, и, пока она читала, у нее самой на глазах выступили слезы. – Она уехала? – выдохнула Оливия. Джон кивнул, не выпуская из рук письма, адресованного Эми-Роуз. – Я должен как-то передать ей это. – А куда она собиралась? – Она не говорила. – Джон… Брат отмахнулся от них. – Я отдам ей это, – повторил он, сжимая в руке письмо из Джорджии. На лице его отпечаталась решимость. – Так, какая у нас следующая задача? – с набитым ртом спросила Хелен, вытирая глаза. – Нам нужен план, чтобы отправить Оливию в Филадельфию. – Хелен, я не поеду. Уже слишком поздно, и я должна быть не там. У меня много работы здесь. Я уже говорила, что не нужно выдумывать уловки. Я решила остаться. Ты не сможешь от меня так просто отделаться. Как только эти слова сорвались с губ, Оливия поняла, что зря это сказала. «Не сможешь» звучало как вызов. А ее брат с сестрой больше всего на свете любили, когда им бросали вызов. Хелен ухмыльнулась, несмотря на то, что глаза у нее были на мокром месте, а Джон спросил: – А что в Филадельфии? Прежде чем Оливия успела ответить, Хелен с горящими глазами, хватая ртом воздух, рассказала брату, чем Оливия занималась последнюю пару месяцев. Хелен изобразила сестру внушающей трепет активисткой, которой любая задача по плечу. Это напомнило Оливии о Вашингтоне ДеУайте, о том, как другие люди, в том числе сама Оливия, говорили о нем. Глаза ее вновь защипало, а голос Хелен утих. – Разве ты не видишь, что она любит его, Джон? Мы должны ей помочь. Брат нахмурил брови: – А что у тебя с мистером Лоренсом? Оливия покосилась на Хелен. У той при упоминании холостяка из Британии лицо приобрело отсутствующее выражение. Хелен положила голову на стол. Джон вопросительно посмотрел на Оливию. – Тут все немного сложнее, – сказала она. – Мама и папа думают, что он собирается сделать предложение мне. – Оливия повернулась к сестре: – Но он просто пытался помочь мне, выгадать для меня немного времени. А теперь мы боимся, что родители решат, будто он проходимец. – Он лгал, – вставила Хелен. – И я тоже. Оливия сжала ее руку, надеясь, что это даст сестре хоть какое-то утешение. Джон откинулся на спинку стула, сплетя пальцы рук на затылке. – Мы с вами друг друга стоим. «Притом всем троим не везет в любви», – подумала Оливия. И вдруг почему-то она рассмеялась. Этот звук зародился глубоко у нее в животе и поднимался до тех пор, пока у нее не затряслись плечи. – Кажется, у нее крыша поехала, – сказал Джон, тоже разражаясь более низким, мужским смехом. Скоро и Хелен подняла голову. Хотя глаза ее влажно поблескивали, она улыбнулась. Потом хихикнула. Потом засмеялась.