Он кивнул, задумался на секунду-другую, оглядывая место позади себя, словно там можно было чем-то поживиться. На шее сзади у него одна из тех прискорбных, зато ставших прямо-таки заразительными татуировок, изображавших некий знак Древнего Востока. Возможно, он читался как «тугодум». Малый потер наколку, словно расслышал мои суждения о ней, потом повернулся ко мне и выпалил: — Я про Джессику спросить хотел. — Разумеется. Кто бы не хотел? — Уже вызнали? Это она? — спрашивает парень. — Я ей типа приятель. Вот тут молодому человеку удалось завладеть моим профессиональным вниманием. — Джессика пропала? — Ну да, — кивает он. — Понимаете, должна была поработать со мной. Как обычно по утрам, понимаете? Круг по дорожке, а потом немного пресс. А вчера она не пришла. И сегодня тоже опять. Вот я и подумал… э-э-э… — Он сдвинул брови, явно от мыслительного усилия, и его речь сошла на нет. — Как ваше имя? — спрашиваю я. — Курт. Курт Вагнер. А как ваше? — Декстер… Подождите тут минуточку, Курт. — И я поспешил к Деборе, пока новые мыслительные потуги не оказались чрезмерными для парня. — Дебора, у нас тут, возможно, небольшая подвижка. — Ну только не от твоих горшковых печек! — рыкнула она. — Они слишком малы для тела. — Да нет, вон там стоит молодой человек, у кого подружка пропала. Дебс вскинула голову и, поднявшись, встала, будто охотничий пес в стойке. Высмотрела типа-приятеля Джессики, тот ответил ей взглядом и помялся ногами. — Почти, мать твою, вовремя! — произнесла она и направилась к парню. Я глянул на Эйнджела. Тот пожал плечами и встал. Казалось, хотел сказать что-то, но через мгновение тряхнул головой, ударил ладонью о ладонь, стряхивая пыль, и пошел следом за Дебс послушать, что скажет Курт. Я же остался на самом деле и вправду один-одинешенек со своими темными мыслями. Просто наблюдать, иногда этого достаточно. Разумеется, точно известно, что наблюдение неизбежно приведет к палящему жару и великолепному потоку крови, к всепоглощающей дрожи эмоций, бьющих от обреченных, к взлету музыки наведенного безумия, когда жертва вершит полет в чудесную смерть… Все это придет. Теперь же Наблюдателю вполне хватало того, чтобы обозревать, погружаясь в ощущение безымянной могущественнейшей силы. Ощущал он и беспокойство того, другого. Беспокойству предстоит расти, возвышаясь в музыкальном диапазоне до страха, потом паники и, наконец, до полного ужаса. Все это придет в подходящее время. Наблюдатель видел, как тот, другой, рассматривал толпу, выискивая какой-нибудь намек на источник теснившей ему грудь опасности, которая теребила нервные корешки всех органов чувств. Ничего он не отыщет, разумеется. Пока. Не раньше, чем он определит, что время приспело. Не раньше, чем он вгонит того, другого, в тупую безумную панику. Только тогда перестанет он наблюдать и приступит к последнему действию. А пока пусть тот, другой, слушает музыку страха. Глава 11 Ее звали Джессика Ортега. Первокурсница, жила в одном из ближайших общежитий. Номер комнаты мы узнали от Курта, и Дебора оставила Эйнджела ждать у печей, пока не прибудет дежурная машина и не сменит его. Никогда не мог понять, почему дома студентов называют общежитиями, а не, к примеру, спальными покоями. Наверное, потому, что ныне они так похожи на отели. Не стало уже увитых плющом стен, ограждавших священные залы, вестибюль заставили всякой растительностью в стеклянных и глиняных горшках, а выстланные коврами чистые коридоры выглядели как новенькие. Мы остановились у двери в комнату Джессики. Небольшая аккуратная карточка, прилепленная на уровне глаз, гласила: «АРИЭЛЬ ГОЛДМАН и ДЖЕССИКА ОРТЕГА». Ниже шрифтом поменьше припечатано: «ЧТОБЫ ВОЙТИ, НУЖНЫ ИНТОКСИКАНТЫ». Кто-то подчеркнул слово «ВОЙТИ» и накорябал ниже: «ДУМАЕШЬ?». Дебора, обернувшись ко мне, выгнула бровь и определила: — Тусовщицы. — Кому-то приходится и этим заниматься, — отозвался я. Сестра фыркнула и постучала в дверь. Ответа не последовало, и Дебс выждала целых три секунды, прежде чем постучать еще раз, гораздо громче. Услышав, как за спиной открылась дверь, я обернулся и увидел короткостриженую блондинку-тростинку, очки которой были нацелены на нас. — Нет их тут, — произнесла она с явным неодобрением. — Типа пару дней уже как. Впервые за семестр тихо стало. — Вам известно, куда они пошли? — спросила Дебора. Блондинка закатила глаза и проронила: — Должно быть, где-то пивная вечеринка. — Когда вы видели их в последний раз? Девица дернула плечиком: — Этих двух не столько видишь, сколько слышишь. Громкая музыка, ржачка всю ночь, о’кей? Главная заноза в заднице для тех, кто и впрямь учится и на лекции ходит. — Она тряхнула головой, и короткие волосы обрамили ей лицо. — Честное слово! — И когда вы в последний раз слышали их? — спросил я. Она глянула на меня: — Вы типа копы или еще кто? Что они на сей раз натворили? — А что они натворили раньше? — спросила Дебора. Девица вздохнула: — Штрафы за парковку, где не положено. Причем часто. Раз за вождение в пьяном виде. Эй, не думайте только, будто я вынюхивала что-то про них или еще что. — Как, по-вашему, для них необычно отсутствовать так долго? — спросил я. — Необычно, это когда они на занятиях появились бы. Не знаю, как они хоть что-то сдают. То есть, — она ухмыльнулась уголком рта, — я могу, пожалуй, угадать, как они сдают, но… — Она пожала плечиками. Догадкой своей с нами не поделилась, если не считать ухмылки. — На каких занятиях они бывают вместе? Девица опять дернула плечиком и тряхнула головой: — Придется вам типа у секретаря выяснить. Путь в секретариат не был долгим, особенно на скорости, какую задала Дебора. Мне удалось поспевать за ней и при этом хватило дыхания задать один-два колких вопроса: — Какой смысл знать, какие занятия они посещали вместе? Дебора нетерпеливо махнула рукой: — Если та девица права, Джессика и ее соседка по комнате… — Ариэль Голдман, — подсказал я. — Точно. Так вот, если они торговали сексом за хорошие оценки, то у меня есть желание поговорить с их профессорами. Если не вдаваться, смысл в том был. Секс — один из самых распространенных мотивов убийства, однако это, похоже, не вяжется с любовью, как, по слухам, принято считать. Впрочем, была одна мелочь, которая смысла не имела. — С чего бы это какому-то профессору поджаривать девиц и отрезать им головы? Почему просто не придушить и не выбросить тела в мусорку? Дебора покачала головой: — Не важно, как он это проделал. Значение имеет, он ли это проделал. — Хорошо. И насколько мы уверены, что эти двое и есть жертвы? — Вполне, чтобы переговорить с их преподавателями, — ответила Дебора. — Это для начала. Мы прибыли в секретариат, и, когда Дебс сверкнула своим значком, нас тут же впустили. Зато добрых тридцать минут Дебора, рыча и бормоча, мерила помещение шагами, пока я с помощью секретаря просматривал компьютерные архивы. Джессика и Ариэль, как оказалось, вместе занимались по нескольким предметам, и я напечатал фамилии, служебные и домашние адреса профессоров. Дебора глянула на список и кивнула, заметив: — У этих двоих, Буковича и Халперна, сейчас присутственные часы. Можем с них начать. Вновь мы с Деборой вышли в духоту дня, чтобы пересечь кампус. — Приятно снова оказаться в кампусе, правда? — спросил я, и, как всегда, моя попытка поддержать приятный разговор оказалась тщетной. Дебора фыркнула: — Приятно будет, если точно установим принадлежность тел и, возможно, чуть продвинемся к поимке того, кто это сделал. Я не считал, что идентификация тел на самом деле приблизит нас к идентификации убийцы, однако был тут не прав, во всяком случае, полицейским расследованием движут рутина и основанный на опыте порядок, а по одной из гордых традиций нашего ремесла почиталось благом знать имя погибшего. Так что я с охотой следовал за Деборой к административному корпусу, где нас ждали два профессора.