— Она сожгла себя, — очень медленно выговорила Дебора, будто обращалась к трехлетнему несмышленышу. — Потом отрезала себе голову. Для того, чтобы вы поставили ей хорошую отметку. — За такую работу, надеюсь, вы ей по крайней мере четверку поставили, — не удержался я. Халперн таращился на нас через очки, челюсть у него отвалилась и нервно подрагивала, будто закрыться хотела, да сухожилие потерялось. — Ва… — наконец выдохнул он. — Вы это о чем? — Ариэль Голдман, — напомнила Дебс. — И ее соседка по комнате Джессика Ортега. Обеих сожгли. У обеих отрезаны головы. Что можете сказать об этом, Джерри? Халперн дернулся и надолго замолчал, потом прошептал: — Я… я… Они мертвы? — Джерри, — хмыкнула Дебора, — им головы отрезали. Вы как думаете? Я с величайшим интересом следил, как на лице Халперна сменилась целая гамма выражений, изображающих разные степени бессмыслия, а когда до него наконец дошло, то на лице вновь появилось то же выражение с отвисшей челюстью. — Вы… вы полагаете, я… вы не можете… — Боюсь, Джерри, могу, — вздохнула Дебс. — Если только вы не расскажете, почему я не должна. — Но ведь это… я бы никогда. — Кто-то же убил, — сказал я. — Да, но… боже мой!.. — Джерри, — начала Дебора, — о чем, по-вашему, мы хотели спросить? — Это… про насилие, — ответил он. — Когда я не стал насиловать ее. Есть где-то мир, в котором все имеет смысл, но, увы, мы явно пребывали не в нем. — Когда вы не стали насиловать ее, — повторила Дебора. — Да, вот… она хотела, чтобы я… э-э-э… — Она хотела, чтобы вы изнасиловали ее? — спросил я. — Она, она, — затараторил он, принимаясь краснеть, — предложила мне… мм… секс. За хорошую оценку, — выговорил профессор, упершись взглядом в пол. — А я отказался. — И тогда она попросила вас изнасиловать ее? — спросил я. Дебора ткнула меня локтем и уточнила: — Вы сказали ей «нет», так, Джерри? Такой смазливой девушке? — Вот тогда она… мм… заявила, что получит пятерку так или иначе. Подхватилась, разорвала на себе блузку, потом кричать стала. — Профессор сделал глотательное движение, но глаз не поднимал. — Продолжайте, — попросила Дебора. — И она рукой мне помахала. — Халперн изобразил прощальный взмах рукой. — А потом выскочила в коридор. — Наконец-то он поднял взгляд. — Мне в этом году контракт заключать. Если пойдет слух о чем-то таком, моей карьере конец. — Ясно, — очень понимающе произнесла Дебора. — Так вы убили ее, чтобы свою карьеру спасти. — Что?! Нет! — Он аж слюнями брызнул. — Я не убивал ее! — Тогда кто убил, Джерри? — задала вопрос Дебора. — Я не знаю! — выкрикнул он голосом, едва ли не раздраженным, словно мы обвиняли его в том, что он последнее печенье забрал. Дебора просто всматривалась в него, а он пялился в ответ, часто переводя взгляд с нее на меня и обратно. И упорствовал: — Я не убивал! — Хотелось бы верить вам, Джерри, — сказала Дебора. — Но не мне решать. — Что вы хотите сказать? — Придется вам проехать со мной. — Вы арестуете меня? — Я забираю вас в участок для ответа на несколько вопросов, вот и все, — обнадежила Дебора. — О боже мой! — воскликнул Халперн. — Вы берете меня под арест. Это… нет. Нет! — Профессор, давайте не будем усложнять, — нахмурилась Дебора. — Нам же не понадобятся наручники, верно? Тот посмотрел на нее долгим взглядом, а потом вдруг вскочил на ноги и бросился к двери. Увы, на сей раз ему не повезло. Чтобы осуществить свой мастерский план побега, он должен был миновать меня, а Декстер широко и справедливо славен своими молниеносными рефлексами. Я подставил профессору ножку, тот растянулся по полу и заскользил головой вперед прямо в дверь. — Ой! — вырвалось у него. Улыбнувшись Деборе, я заметил: — Полагаю, наручники нам все-таки понадобятся. Глава 13 Правду сказать, я не параноик. Не верю, что я окружен таинственными врагами, жаждущими заманить меня в ловушку, пытать и убить. Конечно, я понимаю, что если позволю своей маскировке соскользнуть и предстану таким, какой я есть, то все общество сплотится и потребует предать меня долгой и мучительной смерти. Однако это не паранойя, это спокойный, на ясную голову, взгляд на реальность консенсуса, и меня это не пугает. Я просто стараюсь быть настороже, чтобы такого не случилось. Очень большая часть моей осторожности всегда заключалась в том, чтобы прислушиваться к неуловимым нашептываниям Темного Пассажира, а тот все еще странно стеснялся делиться своими соображениями. Так что мне противостояло новое и тревожное внутреннее молчание, и это крайне бесило меня при малейшем раздражении. Началось все с ощущения, что за мной следят, даже преследуют меня, еще у печей. И после, когда мы возвращались в управление, я все никак не мог избавиться от мысли, что у нас на хвосте сидит какая-то машина. Сидела ли на самом деле? Были ли намерения преследователя дурными? А если так, то кто ему нужен: я или Дебора? А может, обычный майамский водитель старался страху нагнать? Я поглядывал за машиной, белой «тойотой-авалон» в боковое зеркало. Та следовала за нами до тех пор, пока Дебора не свернула на парковку, а потом просто проехала мимо, не снижая скорости, да и водитель, похоже, на нас не заглядывался, и все же меня не покидала идиотская мысль, будто машина следила за нами. Тем не менее без подсказки Пассажира наверняка знать я не мог, а он не подсказал… так, словно бы свистяще покашлял, горло прочищая, вот и выходит, что было бы безумием хоть что-то рассказывать об этом Деборе. А потом, позже, когда вышел из здания к своей машине, чтобы отправиться домой, я вновь ощутил то же самое: кто-то или что-то вело слежку, однако это было лишь ощущение. Не предостережение, не внутренний шепот из тени, не предостерегающее хлопанье невидимых черных крыльев — ощущение. Это заставляло меня нервничать. Когда Пассажир говорит, я слушаю. Я действую. Только сейчас он не говорил, просто пыхтел в корчах, а я понятия не имел, что делать после такого послания. Так что, за неимением ничего более определенного, я на всем пути до дома не отводил взгляда от бокового зеркала. Было ли это чем-то похожим на то, как люди живут? Идти по жизни с непреходящим ощущением, будто ты добыча, мясо на копытах, ковыляющее по охотничьей тропе, где тигры, принюхиваясь, идут за тобой по пятам? Если так, то это, несомненно, многое объясняет в поведении людей. Сам хищник, я отлично знаю, как сильно чувство, которое ведет тебя, замаскированного, через стада подходящей добычи, сознающего, что в любой момент можешь отбить от стада одну особь. Только вот без единого слова от Пассажира я не просто смешался, а на самом деле стал частью стада, стал уязвимым. Я стал добычей, и мне это не нравилось. Заставляло быть куда более настороженным. Когда я съехал с трассы, настороженность меня не подвела: белая «тойота-авалон» следовала за мной. Конечно, в мире полно белых «тойот-авалонов». В конце концов, японцы проиграли войну, и это дает им право верховодить на нашем авторынке. И несомненно, разумом понимаешь: многие из этих «авалонов» направляются по домам тем же запруженным путем, что и я. Если подойти логично, то для выбора существует такое множество дорог, что имелся полный смысл для белого «авалона» поехать по любой из них. И было бы нелогично предполагать, будто кто-то меня преследует. Что я такого сделал? В том смысле, что кто бы это мог доказать? А значит, было совершенно нелогично с моей стороны ощущать за собой слежку, и это никак не объясняет, почему я свернул вправо с шоссе номер 1 в какой-то проулок. Не объясняет также и того, почему белый «авалон» увязался следом. Машина держалась поодаль, так поступил бы любой хищник, чтобы не спугнуть выбранную добычу… или любой нормальный человек поступил бы так же, случись ему по совпадению повернуть в том же месте. И вот с тем же нетипичным отсутствием логики я опять вильнул, на сей раз влево, выехав на небольшую жилую улицу. Другая машина тут же проделала то же самое. Как уже отмечалось, Лихой Декстер не ведает, что такое страх. Значит, громовое буханье сердца, палящая сухость во рту и обильно скатывающийся с ладоней пот — не более чем сильное беспокойство? Ощущение было мне совсем не по нраву. Я не был больше Рыцарем Кинжала. Мой клинок и мои латы остались в каком-то подземелье замка, а я без них оказался на поле брани, обратившись вдруг в сочную и вкусную жертву. Неведомо по какой причине у меня появилась уверенность, что мой запах застрял в чьих-то хищных ноздрях. Я опять повернул вправо… и, только подъехав вплотную, заметил знак «ПРОЕЗДА НЕТ». Я свернул в тупик. Попал в западню. Почему-то я сбавил ход, дожидаясь, когда другая машина последует за мной. Наверное, просто хотел убедиться, что белый «авалон» и вправду ехал сзади. Ехал. Я прокатил до конца улицы, где дорога расходилась в небольшой круг для разворота. На подъездной дорожке дома, стоявшего у круга для разворота, машин не было. Я въехал на дорожку, заглушил двигатель и стал ждать, потрясенный сбоем собственного сердца и своей неспособностью предпринять нечто большее, чем тупо сидеть и ждать неизбежных клыков с когтями преследователя, кем бы тот ни оказался. Белая машина подъехала ближе. У круга она притормозила, медленно подъезжая ко мне… А потом проехала мимо, развернулась и выбралась из переулка в закатный Майами. Я смотрел, как она уезжает, и, когда задние огни пропали за поворотом, вдруг вспомнил, как надо дышать. Воспользовался внове обретенным знанием, к великому для себя благу. Как только я восстановил содержание кислорода в организме и вновь оправился, то сразу почувствовал, до чего глупо себя веду. Что, в конце концов, на самом деле произошло? Какая-то машина, по-видимости, преследовала меня. Потом уехала. Существует миллион причин, отчего она могла выбрать тот же путь, что и я, и все они вполне сводятся к одному слову: совпадение. А после, пока Трясущийся Декстер исходил по́том на сиденье, что большая гадкая машина сделала? Проехала мимо. Она не остановилась ни поглазеть, ни порычать, ни ручную гранату швырнуть. Просто проехала и оставила меня в луже собственного вздорного страха. В окошко машины постучали, и я, дернувшись, ударился головой о потолок салона. Повернулся посмотреть. Усатый мужчина средних лет с лицом, изрытым шрамами от угрей, склонился и смотрел на меня. До этого я его не замечал: еще одно свидетельство моего одиночества и беззащитности. Я опустил стекло. — Могу я вам чем-то помочь? — спросил мужчина. — Нет, спасибо, — ответил я, несколько удивленный его предложением: что за помощь мог он предложить? Мужчина не стал держать меня в неведении.