— Так это ясным днем произошло? — Почему-то от этого мне сделалось еще тревожнее. — Большинство соседей тоже были на похоронах, — сообщила Дебс. — Мы, однако, по-прежнему ищем кого-нибудь, кто, возможно, что-то видел. — Она пожала плечами. — Может, нам и повезет. Кто знает. Я не знал. И почему-то не думал, что хоть в чем-то, связанном с этим делом, нам будет везти. — Полагаю, это наводит на некоторое сомнение в виновности Халперна, — сказал я. — Ни черта подобного! — возразила она. — Этот засранец виновен. — А-а-а… Ты полагаешь, что кто-то другой нашел головы и… э-э-э… — Мать твою, я не знаю! Кто-то, должно быть, работает с ним. Я только головой покачал. Такое вовсе не имело смысла, и нам обоим это было известно. Тому, у кого хватило ума задумать и исполнить сложный ритуал из двух убийств, почти вынужденно пришлось исполнять его в одиночку. В подобных актах настолько высок личный мотив, каждый шажок от некой неповторимой внутренней потребности до того уводил действие в сторону, что мысль о двух личностях с единым видением кажется чистой чушью. На несусветный лад церемониальное выставление голов вполне соответствовало тому, как были оставлены тела: две части одного и того же ритуала. — Это не представляется верным, — заметил я. — Что же тогда представляется? Я поглядел на головы, так аккуратно насаженные на фонари. Они, конечно, горели в том же огне, что и обжаренные тела, и следов крови заметно не было. Шеи, по-видимому, были перерезаны очень чисто. Кроме этого, у меня вообще не было никакого глубокого понимания чего бы то ни было… но ведь рядом Дебора выжидательно смотрит на меня. Трудно иметь репутацию человека, способного проникнуть взором в безмолвное сердце тайны, когда вся слава зиждется на теневом руководстве внутреннего голоса, а тот в данный момент вообще неизвестно где находился. Я чувствовал себя куклой чревовещателя, внезапно призванной разыграть все представление в одиночку. — Обе головы здесь, — произнес я, поскольку мне, ясное дело, надо было что-то сказать. — Почему не в доме другой девицы? Той, у которой был парень? — Ее семья живет в Массачусетсе, — ответила Дебора. — Тут было легче. — И вы проверили его, да? — Кого? — Приятеля мертвой девицы, — выговорил я медленно и разборчиво. — Того парня с наколкой на шее. — Господи Иисусе, Декстер, разумеется, мы его шерстим! Мы шерстим всякого, кто на полмили приближался к этим девицам за всю их чертовски грустную жизнь, а ты… — Сестра глубоко вдохнула, только это, похоже, не очень-то ее успокоило. — Слушай, мне, если честно, не нужна помощь в рутинной полицейской работе, ясно? Мне нужна помощь с тем несусветно жутким дерьмом, о котором ты должен знать. С ее стороны было мило подтвердить мое достоинство как Короля Несусветно Жуткого Дерьма, только мне и впрямь придется разобраться, насколько его хватит без моей Темной Короны. Тем не менее репутация требовала, чтобы я высказал какое-либо глубокомысленное мнение, вот я и нанес ей небольшой бескровный укол. — Хорошо. Тогда с несусветно жуткой точки зрения нет смысла иметь двух разных убийц с одинаковым ритуалом. Значит, либо Халперн убил их, а кто-то другой нашел головы и подумал: какого черта, подвешу-ка я их повыше, либо в тюрьме сидит не тот малый. — Хрень полная! — оценила Дебора. — В какой части? — Вся целиком, черт подери! Ни один из вариантов ничуть не лучше другого. — Вот дерьмо! — воскликнул я, удивив нас обоих. Поскольку я нестерпимо злился и на Дебору, и на себя самого, и на все это горело-безголовое дело, то пошел по единственному логичному и разумному пути. Со всей силы пнул кокосовый орех. Гораздо лучше. Ноге, опять же, больно. — Я веду проверку Голдмана, — заявила Дебора, кивая на особняк. — Пока он просто дантист. Владеет офисным зданием в Дейви. Зато это… Тут пахнет типа кокаиновыми ковбоями. И в этом тоже нет смысла. Черт возьми, Декстер! Дай мне что-нибудь! Я посмотрел на Дебору с удивлением. Не мытьем, так катаньем она прошлась по кругу, и дело опять оказалось на моем попечении, у меня же не было абсолютно ничего, если не считать очень сильной надежды, что Голдман окажется наркобароном, который всего лишь маскировался под дантиста. — Я явился пустой, — признался я, и то было печально, зато куда как правдиво. — Вот хрень! — произнесла она, глядя мимо меня на собиравшуюся толпу. Прибыл первый из фургонов новостных служб, машина не успела еще остановиться, как из нее выскочил репортер и принялся тормошить оператора, выводя того на позицию для дальнего плана. — Черт побери! — буркнула Дебора и поспешила разбираться с ними. — Декстер, тот парень — жуть, — раздался у меня за спиной тонкий голосок, и я быстро обернулся. Опять Коди с Астор подкрались ко мне незамеченными. Стояли они вместе, и Коди наклонил голову в сторону небольшой толпы, собравшейся на дальнем конце огражденного лентой места происшествия. — Какой парень жуть? — спросил я. — Там, — ответила Астор. — В оранжевой рубашке. Не заставляй меня пальцем показывать: он смотрит. Я поискал глазами оранжевую рубашку, но разглядел только вспышку цвета в дальнем конце тупика: кто-то нырнул в машину. Машина была маленькой синей легковушкой, не белым «авалоном», зато, когда она выезжала на главную дорогу, я успел заметить еще один знакомый отблеск цвета, свисавший под зеркалом заднего вида. С уверенностью сказать трудно, однако я вполне был уверен, что увидел преподавательский пропуск на парковку Университета Майами. Я вновь обернулся к Астор: — Ну вот, он уже уехал. Почему ты назвала его жутью? — Он так говорит, — ответила Астор, указывая на Коди, и Коди кивнул, а потом произнес едва ли не шепотом: — Точно. У него тень была большая. — Сожалею, что он напугал вас. Только он уже уехал. Коди кивнул: — Можно нам на головы посмотреть? Дети, они такие интересные, ведь так? Только что Коди был напуган чем-то столь же бестелесным, как чья-то тень, и вот он уже рвется — сколько знаю его, он всегда рвался, — поближе рассмотреть реальный образчик убийства, ужаса и человеческой морали. Винить его в желании поглазеть я не собирался, но и не думал, что смогу открыто позволить такое. С другой стороны, я понятия не имел, как объяснить детям все это. Меня уверяют, что в турецком языке, например, есть околичности, далеко превосходящие все, что я могу вообразить, только английский определенно не подходил для правильного отклика. К счастью для меня, как раз возвратилась Дебора, бормоча: — Ни за что не буду больше сетовать на капитана. — (Звучало весьма неправдоподобно, только говорить об этом вслух было бы аполитично.) — Может брать на себя всю прессу, этих ублюдков-кровопийцев. — Может, просто с людьми общаться не твое дело, — заметил я. — Эти ублюдки не люди. Все, чего они хотят, — это сделать несколько чертовых фотографий их прилизанных чертовых причесок на фоне отрезанных голов, чтобы отправить снимки на свои каналы! Какому животному захочется смотреть это? Вообще-то, на этот вопрос ответ у меня был, коль скоро в тот момент у меня на выпасе были двое таких, а по правде говоря, можно бы еще и меня самого добавить. Только, как казалось, лучше было не обращать внимания на вопрос, а сосредоточиться на насущной проблеме. Вот и раздумывал я, что бы такое могло придать кому-то в глазах Коди жуткий вид, а еще над тем фактом, что у уехавшего нечто весьма похожее на университетское разрешение на парковку. — Появилась у меня одна мыслишка, — сказал я Деборе, и по тому, как крутанулась ее голова, можно было подумать, будто я сообщил ей, что она стоит на питоне. И сразу предупредил: — На самом деле она никак не встраивается в твою теорию дантиста-наркобарона. — Забудь об этом! — процедила она сквозь зубы. — Кто-то был тут и напугал детей. Он уехал на машине с пропуском на университетскую парковку. Дебора уставилась на меня, ее глаза потемнели и помутнели. — Вот дерьмо! — тихо произнесла она. — Это тот, о ком Халперн говорил, как его? — Уилкинс, — подсказал я. — Нет. Не может быть! Все потому, что дети говорят, что кто-то напугал их? Нет. — У него есть мотив. — Получить контракт, Христа ради?! Не смеши, Декс! — Для нас это не важно. А вот для них — да. — Выходит, чтобы получить контракт, — начала сестра, покачивая головой, — он проникает в квартиру Халперна, крадет его одежду, убивает двух девиц… — А потом наводит нас на Халперна, — завершил я, припомнив, как Уилкинс стоял в коридоре и говорил о том же. Дебора дернула головой и повернулась ко мне: — Хрень! Он и впрямь так сделал, разве нет? Посоветовал нам отправиться навестить Халперна. — И каким бы слабеньким мотивом ни казался контракт, — сказал я, — в этом больше смысла, чем в том, чтобы Дэнни Роллинг и Тед Банди[3] вместе работали над небольшим проектом, разве не так? Дебора пригладила волосы на затылке: поразительно женственный жест для человека, которого я привык считать сержантом Скала. — Возможно, — наконец произнесла она. — Я недостаточно знаю про Уилкинса, чтобы утверждать наверняка. — Поедем поговорим с ним? Она мотнула головой: — Сначала мне нужно снова повидаться с Халперном. — Дай я только детей заберу.