Дебора кивнула охраннику, и тот вышел, встав у двери в коридоре. Дождалась, пока дверь закроется, и только потом обратилась к Халперну: — Ну, Джерри, надеюсь, вы хорошо отдохнули ночью. Халперн поднял голову, словно ее дернули веревкой, и вытаращился на Дебору: — Что… вы что имеете в виду? Дебора вскинула брови и мягко сказала: — Ничего я не имею в виду, Джерри. Обычная вежливость. Некоторое время он таращился на нее, потом вновь уронил голову и слабым, дрожащим голосом произнес: — Я домой хочу. — Уверена, что хотите, Джерри, — согласилась Дебора. — Только не могу я вас отпустить прямо сейчас. Он лишь головой повел и неразборчиво что-то пробормотал. — Что-что, Джерри? — Я сказал, что, полагаю, я ничего не сделал, — сказал он, не поднимая головы. — Ах, вы так полагаете? — спросила она. — А не должны ли мы быть как-то уверены в этом, прежде чем отпустить вас? Он поднял голову, на этот раз очень медленно, и посмотрел на нее: — Прошлой ночью… Есть что-то такое в пребывании здесь… — Он покачал головой. — Не знаю. Я не знаю. — Вы же прежде бывали в таком месте, ведь так, Джерри? Когда были молоды, — напомнила Дебора, и он кивнул. — И это место заставило вас вспомнить кое о чем? Халперн дернулся, будто Дебора плюнула ему в лицо. — Я не… Это не память, — возразил он. — То был сон. Это должно быть сном. Дебора кивала весьма понимающе: — Что вам снилось, Джерри? — (Он тряхнул головой и уставился на нее, широко раскрыв рот.) — Поговорите об этом. Если это всего лишь сон, то чему он может навредить? — (Он знай себе тряс головой.) — Так что же вам снилось, Джерри? — повторила она вопрос, уже настойчивее, но все равно очень вежливо. — Есть большая статуя, — начал он и замолчал, тряся головой; вид у него был такой, будто он удивлен, что слова соскочили с языка. — Хорошо, — поощрила Дебора. — Она… она и в самом деле большая, — продолжил он. — И в ней… такая… у нее в животе огонь горит. — У нее живот есть? Что же это за статуя? — Она такая большая! Бронзовое тело с двумя протянутыми руками, и руки двигаются вниз, чтобы… — Халперн сбился, потом пробормотал что-то. — Что вы сказали, Джерри? — Он сказал, что у нее бычья голова, — пояснил я, чувствуя, как у меня на загривке волосы встают дыбом. — Руки опускаются, — говорил Халперн. — И я ощущаю… настоящее счастье. Не знаю почему. Душа поет. И я кладу двух девушек на эти руки. Режу их ножом, а руки поднимают их ко рту и бросают в огонь… — Джерри, — еще мягче произносит Дебс, — на вашей одежде кровь, и она подпалена. — Он никак не отреагировал, и она продолжила: — Мы знаем, что у вас случаются затмения под воздействием чрезмерного стресса. — (Он молчал.) — Не может ли так быть, Джерри, что на вас нашло такое затмение, вы убили девушек и пришли домой? Не сознавая этого? Халперн вновь принялся крутить головой, медленно, машинально. — Вы можете предложить мне объяснение получше? — спросила Дебора. — Где я мог найти такую статую? — произнес он. — Вот… как бы я, того, отыскал статую, и развел внутри нее огонь, и засунул девиц туда, и… как такое возможно? Как бы мог я совершить все это… и не знать? Дебора посмотрела на меня — я пожал плечами. Вопрос справедливый. В конце концов, наверняка должен быть какой-то практический предел того, на что можно пойти в припадке лунатизма, а тут дело, похоже, заходило немного дальше. — Тогда что же навеяло этот сон, Джерри? — спросила она. — Все видят сны, — ответил он. — А как же кровь попала на вашу одежду, Джерри? — Это Уилкинс подстроил. У него не было другого выхода. Иного ответа нет. Раздался стук в дверь, вошел сержант. Склонившись, он тихонько на ухо докладывал Деборе, и я придвинулся поближе, чтобы слышать. — Адвокат этого парня воду мутит, — говорил сержант. — Заявляет, дескать, головы нашлись, когда его клиент сидел у нас, а потому должен быть признан невиновным. — Сержант повел плечами. — Не могу я не пускать его сюда. — Ладно, — бросила Дебс. — Спасибо, Дейв. Тот вновь повел плечами, выпрямился и ушел. Дебора посмотрела на меня. — Что ж, — начал я, — по крайней мере, дело больше не кажется слишком легким. Дебс опять обратилась к Халперну: — Хорошо, Джерри. Позже мы еще поговорим. Она встала и вышла из комнаты, а следом и я. — Что мы думаем об этом? — поинтересовался я. Она тряхнула головой: — Господи, Декс, я не знаю! Мне тут серьезный прорыв нужен. — Она перестала вышагивать и повернулась ко мне. — Или это и вправду совершил он во время одного из своих затмений, а значит, все устроил, находясь в отключке, но такое невозможно. — Вероятно, — сказал я. — Или кто-то другой приложил кучу усилий, чтобы устроить это и подставить его, причем по времени точно подгадал под его затмения. — Что также невозможно, — поддержал ее я. — Ну да, — вздохнула она, — я понимаю. — А статуя с головой быка и огонь в ее животе? — Вот дерьмо! Это просто сон. Должно быть сном. — Так где же девиц сожгли? — Хочешь показать мне гигантскую статую с бычьей головой и встроенным барбекю? Ты где ее прячешь? Найдешь ее, и я поверю, что такая существует, — сказала Дебора. — Теперь Халперна придется отпустить? — Нет, черт побери! — рыкнула она. — Я все еще задерживаю его за сопротивление аресту. — Дебора развернулась и пошла к приемному отделению. Когда мы появились, Коди и Астор сидели вместе с сержантом, хотя и не на том месте, где им было велено, но я был до того признателен, что они ничего не подожгли, что не обратил на это внимания. Дебора нетерпеливо поглядывала, пока я забирал детей, и мы все вместе направились к двери. — Что теперь? — спросил я. — Мы должны переговорить с Уилкинсом, разумеется, — ответила Дебора. — Спросим, нет ли у него на заднем дворе статуи с головой быка? — поинтересовался я. — Нет, — мотнула она головой. — Это хренотень! — Плохое слово, — подала голос Астор. — Вы должны мне пятьдесят центов. — Становится поздно, — заметил я. — Должен доставить детей домой, пока их мама не поджарила меня. Дебора окинула долгим взглядом Коди с Астор, потом посмотрела на меня: — Отлично!