Глава 19 Мне удалось доставить детей домой до того, как Рита начала закипать, зато оказалась весьма близка к тому, когда узнала, что они видели отрезанные головы. Пришлось выслушать упреки, тем не менее день для детей был явно не гнетущим, а даже радостным, новое устремление Астор стать мини-копией моей сестры Деборы, похоже, отвлекло Риту, не дав ей излиться в подлинном гневе. В конце концов, ранний выбор карьеры способен впоследствии сберечь массу времени и волнений. Было ясно, что в голове у Риты все клокочет, и мы поспели к самому фейерверку. Обычно я просто улыбаюсь и киваю, позволяя ей нестись во весь опор. Но мое нынешнее настроение не имело ничего общего с тем, что отдавало бы нормальным. В последние два дня я мечтал найти тихое местечко и время, чтобы спокойно подумать о том, куда подевался мой Пассажир, а вместо этого Дебора, Рита, дети и даже работа тянули меня во все стороны, не давая сосредоточиться. Моя маскировка заняла место того, что ей полагалось бы скрывать, и мне это не нравилось. Если бы мне удалось улизнуть от Риты и сбежать из дому, то я обрел бы наконец какое-то время для себя самого. И вот, ссылаясь на срочную работу, которую никак нельзя отложить до понедельника, я шмыгнул за дверь и отправился к себе в офис, наслаждаясь относительным миром и покоем уличного движения Майами в субботний вечер. Первые пятнадцать минут езды меня не покидало ощущение, что за мной следят. Смешно, я понимаю, только никогда не приходилось мне оставаться ночью одному, а потому я чувствовал себя весьма уязвимым. Без Пассажира я был тигром без нюха и клыков, медлительным и глупым, а по спине мурашки бегали. Меня охватило предчувствие надвигающейся жути, ощущение, что надо сделать круг и обнюхать тропу сзади, поскольку там притаилось нечто, мучимое голодом. А по краям всего этого щекоткой проходились отголоски музыки из того странного сна, от которого непроизвольно дергались ноги, будто собирались куда-то идти без меня. Ощущение было ужасное, и будь я способен чувствовать, то, уверен, настал бы для меня миг жуткого откровения, когда я хлопнул бы себя по лбу и рухнул на землю, бормоча мучительные сожаления о всех тех случаях, когда сам преследовал добычу и вгонял в такое же кошмарное состояние других. Только я не создан для страданий, во всяком случае не для своих собственных, и поэтому я мог думать лишь о том, что произошло со мной. Пропал мой Пассажир, а я был пуст и беззащитен, если кто-то и в самом деле шел по моим следам. Должно быть, просто воображение разыгралось. Кто стал бы выслеживать Добропорядочного Декстера, бредущего по совершенно нормальному сфабрикованному существованию с радостной улыбкой, двумя детьми и новым залогом у организатора банкетов? Просто чтобы удостовериться, я глянул в зеркало заднего вида. Конечно никого. Никто не крался с топором и глиняным горшком с нанесенным на нем именем Декстера. Потеря разума от одиночества делала меня глупцом. На обочине шоссе Пальметто горела легковушка, и большинство водителей одолевали затор, либо с ревом объезжая его слева, либо нещадно сигналя и матерясь. Я съехал с шоссе и миновал склады возле аэропорта. В одном из складских помещений сразу за Шестьдесят девятой авеню без устали верещала охранная сигнализация, а трое мужчин грузили ящики в грузовик, не выказывая никакой спешки. Улыбнувшись, я махнул им рукой, но они не удостоили меня вниманием. К такому ощущению я уже начинал привыкать. В последнее время меня, бедного пустого Декстера, не удостаивали вниманием все, за исключением, конечно, того — кем бы он ни был, — кто либо преследовал меня, либо не преследовал вообще. Кстати, о пустом Декстере: то, как само по себе гладко я увильнул от перепалки с Ритой, оставило меня без обеда, а этого я терпеть не желал. В данный момент есть мне хотелось почти так же, как дышать. Я остановился у «Полло тропикал» и взял половину цыпленка навынос. Запах сразу же заполнил салон машины, и последние пару миль я только и делал, что сдерживал себя, гоня по шоссе, вместо того чтобы со скрежетом вдарить по тормозам, встать и впиться зубами в цыпленка. В конце концов, уже на парковке, желание поесть победило, и при входе в здание мне пришлось жирными пальцами доставать удостоверение, едва не уронив при этом бобы. Но к тому времени, когда устроился за своим компьютером, я был гораздо более счастливым, а от цыпленка остались лишь пакет с косточками да приятное воспоминание. Как всегда, при полном желудке и чистой совести мне было уже куда легче включить свой мощный мозг на повышенную скорость и поразмышлять над проблемой. Темный Пассажир пропал без вести. Это, похоже, предполагает, что он ведет независимое от меня существование. А это значит, что он, должно быть, откуда-то прибыл и, весьма вероятно, туда же вернулся. Итак, моя первая задача: узнать все, что смогу, откуда он прибыл. Я прекрасно знал, что мой Пассажир не единственный на свете. На протяжении моей долгой и плодотворной карьеры я встречал еще нескольких хищников, укутанных в невидимое черное облако, которое указывало на попутчика вроде моего. Разумно предположить, что где-то и когда-то они зарождались — и не только со мной и в мое время. К стыду своему, я никогда не раздумывал, зачем или откуда появились эти внутренние голоса. Теперь, когда передо мной простиралась целая ночь в тиши и покое криминалистической лаборатории, я мог бы исправить эту трагическую оплошность. И вот, даже не думая о собственной личной безопасности, я бесстрашно ринулся в Интернет. Естественно, ничего путного не получил, вбив в поисковик «Темный Пассажир». В конце концов, термин этот принадлежал лично мне. Тем не менее, на всякий случай, я пустил его в ход и не нашел ничего, кроме нескольких сетевых игр да пары блогов, о каких, если честно, кому-то следовало бы сообщить властям, осуществляющим полицейский надзор за томлениями подростков. Я искал на «внутренний попутчик», «друг внутри» и даже «духовный наставник». И опять: получил очень интересные результаты, заставлявшие задуматься, куда катится этот усталый старый мир, но ничего, что прояснило бы мою проблему. Впрочем, насколько мне известно, не существует ничего с одним-единственным понятием, и вполне возможно, что я просто не подобрал точные термины запроса, а потому и не нашел нужного мне. Очень хорошо. «Внутренний наставник». «Внутренний советчик». «Скрытый помощник». Я перепробовал столько подобных сочетаний, сколько пришло в голову, меняя прилагательные, пробегая по перечням синонимов, и всякий раз дивясь, насколько заполонила Интернет псевдофилософия нью-эйджа[4]. И все равно на выходе у меня не было ничего более зловещего, чем способ дать волю своему мощному подсознанию, чтобы заработать кучу денег на спекуляции недвижимостью. Впрочем, попалась одна очень интересная ссылка на Соломона, того самого, библейского, где говорилось, что известный древний мудрец втайне ссылался на какого-то внутреннего царя. Я прошерстил несколько статей о Соломоне. Кто бы мог подумать, что эта библейская ерунда окажется полезной и уместной! Только очевидно: когда мы представляем его мудрым, веселым старцем с бородой, предлагающим просто ради смеха разрезать младенца пополам, то упускаем все благое в нем. К примеру, Соломон возвел храм, посвященный какому-то Молоху, очевидно, одному из древних божеств-озорников, и убил своего брата, обнаружив внутри того «лукавство». По мне, нельзя было сомневаться, что с библейской точки зрения «лукавство» могло бы послужить прекрасным описанием Темного Пассажира. Но если здесь есть какая-то связь, то имеется ли на самом деле смысл в том, что некто с «внутренним царем» способен убить того, в ком нашло прибежище «лукавство»? От всего у меня голова пошла кругом. Следует ли мне верить, что сам царь Соломон и вправду имел собственного Темного Пассажира? Или на том основании, что в Библии он считался одним из мужей добродетельных, следует ли мне понимать это так: он отыскал его в своем брате и за это убил брата? И вопреки тому, во что нас старательно заставляют верить, неужели он и вправду предлагал разрезать младенца пополам? Важнее же всего другое: имеет ли значение случившееся тысячи лет назад где-то на задворках мира? Даже если предположить, что у царя Соломона имелся один из первородных Темных Пассажиров, как это поможет мне вернуться к бытию милого и убийственного Декстера? Что мне реально делать со всеми этими захватывающими историческими преданиями? Ни одно из них не поведало мне, откуда взялся Пассажир, что он такое или как его вернуть назад. Я был в растерянности. Ладно, пришло время сдаться, покориться судьбе, бросить себя на милость суда, принять роль Декстера, тихого семьянина и бывшего Темного Мстителя. Приучить себя к мысли, что мне уже никогда не ощутить морозного прикосновения лунного света на напряженных нервных окончаниях, когда я пронзаю ночь воплощением холодной, острой стали. Я старался думать о том, что вдохновило бы меня на дальнейшее расследование, но на ум пришли только строки их стихотворения Редьярда Киплинга: «О, если ты спокоен, не растерян, когда теряют головы вокруг…»[5] — или что-то в этом роде. Похоже, этого было мало. Наверное, Ариэль Голдман и Джессике Ортеге следовало бы выучить Киплинга наизусть. Во всяком случае, мой поиск не принес ничего полезного. Прекрасно. Как еще можно назвать Пассажира? «Язвительный комментатор», «система предостережения», «внутренний вдохновитель». Я проверил их все. Некоторые ссылки по запросу «внутренний вдохновитель» по-настоящему потрясли меня, но не имели ничего общего с моим поиском. Попробовал «наблюдатель», «внутренний наблюдатель», «темный наблюдатель», «скрытый наблюдатель». Один последний бросок, видимо, имел отношение к тому, что мои мысли вновь перешли на еду, зато был вполне оправдан: «голодный наблюдатель». Вновь результатом, по большей части, стал вздор нью-эйджа. Зато один блог бросился в глаза, и я кликнул на него. Прочел вступительный абзац, и, хотя вслух я не воскликнул: «Срослось!» — в нем излагалась суть того, о чем я думал. «Снова в ночь с Голодным Наблюдателем, — говорилось в начале. — Охота на темных улицах, кишащих добычей, неспешная прогулка через ожидающий пир и ощущение прилива крови, который вскоре взметнется, с головой накрывая нас радостью…» Что ж… Проза, видимо, несколько витиевата. А место, где о крови говорится, малость тошнотворно. Но не будем об этом. Отрывок замечательно описывал, как я себя чувствовал, когда отправлялся на свои приключения. Такое впечатление, что я отыскал родственную душу. Стал читать дальше. Все вязалось с тем, что испытывал я сам, пробираясь сквозь ночь с голодным предвкушением, когда внутренний голос свистящим шепотом давал указания. А потом, когда повествование дошло до места, где я набросился бы и полоснул, рассказчик начинает говорить о «других» и добавляет к этому три знака из какого-то алфавита, мне незнакомые. Или знакомые? Я стал лихорадочно рыться на столе, отыскивая папку с материалами дела о двух безголовых девицах. Выхватил пачку фотографий, покопался в них… и вот оно, нашел. На подъездной дорожке дома доктора Голдмана мелом выписаны те же три буквы, похожие на корявые МЛК. Я глянул на экран компьютера: один в один, никаких сомнений. Такое не могло быть совпадением. Это ясно указывало на нечто весьма важное, возможно, даже служило ключом к пониманию всей этой галиматьи. Да, в высшей степени значимо… с одним лишь мелким примечанием: «Значимо из чего? Что означают эти буквы?» Вдобавок ко всему прочему, отчего именно эта подсказка меня тревожит? Я приехал сюда потрудиться над собственным личным осложнением — пропажей Пассажира, приехал поздним вечером, чтобы не торопили меня ни сестрица, ни другие обязательства по работе. А теперь, оказывается, для решения своей задачки мне надо как следует поработать над делом Деборы. Как же так получилось, что больше ни в чем нет справедливости? Ладно, если и есть какая-то реальная награда за жалобы, то я пока не видел ее в жизни, наполненной страданием и мастерством словоблудия. Так что ничего другого не оставалось, как принять предложенное и посмотреть, куда это заведет. Во-первых, на каком языке сделана надпись? Разум подсказывал, что это не китайский и не японский… а ну как это какой-то другой азиатский алфавит, о котором мне ничего не известно? Я вывел на экран интернет-атлас и принялся выверять страны: Корея, Камбоджа, Таиланд. Ни у одной алфавит даже близко не подходил. Что оставалось? Кириллица? Легко проверить. Вывел страницу, содержавшую целиком весь алфавит. Всматриваться пришлось довольно долго: одни буквы казались похожими, однако к концу я заключил, что соответствия нет. Что дальше? Что еще оставалось? Что сделает умный человек, такой, каким я был в недавнем прошлом, или даже кто-то, похожий на царя Соломона, чемпиона всех времен среди смышленых? Легкое попискивание появилось в глубине моего мозга, и я вслушался в этот сигнал, прежде чем ответить на него. Да, верно, я сказал «царь Соломон». Тот, из Библии, с «внутренним царем». Что? О неужели?! Связь, говорите? Вы так считаете? Маловероятно, зато легко проверить, и я проверил. Соломон должен был говорить на древнееврейском языке, а отыскать его в Интернете не составило труда. И в нем по виду было очень мало похожего на найденные мною знаки. Вот и все. Значит, и не было никакой связи: ipso facto[6] или по какому другому, столь же убедительному, выражению на латыни. Только постойте! Разве оригинальным языком Библии был древнееврейский, а не какой-то другой? Я грубо нажал на свои серые клеточки, и те в конце концов постарались. Да, они указали на запомнившееся мне из безупречного научного источника, фильма «Индиана Джонс: Поиски утраченного ковчега». А язык, который я искал, был арамейским. И опять: легко было найти сайт, готовый всех нас обучить писать по-арамейски. Присмотревшись, я загорелся желанием научиться, потому как не было никаких сомнений: три буквы подошли точь-в-точь. Они на деле были арамейскими аналогами МЛК, хотя бы потому, как выглядели. Читаю дальше. В арамейском, как и в древнееврейском, не пользуются на письме гласными, их следует подставлять самостоятельно. Весьма хитро, в общем-то, ведь надо было знать слово до того, как сумели его прочитать. Так что МЛК могло быть и «молоко», и «милик», и «малик» или любое иное сочетание согласных с гласными, но ни в одном из них не было смысла. Во всяком случае, для меня, а это прежде всего. Я, однако, выводил каракули, стараясь вникнуть в смысл букв. Милок. Молак. Молек… Опять искорка сверкнула в глубине моего мозга, и я ухватился за нее, поднес поближе к свету и рассмотрел со всех сторон. И опять — царь Соломон. Незадолго до того, как убить брата за «лукавство», царь возвел храм Молоху. И конечно же, ссылка указывала, что вариантом написания Молоха был Молек, известный как отвратительное божество аммонитян. На этот раз я указал в запросе «поклонение Молоху», просмотрел с дюжину несущественных сайтов, прежде чем напал на те, которые поведали мне про то же самое: обряд поклонения характеризовался экстатической утратой контроля и завершался человеческим жертвоприношением. Очевидно, людей доводили до исступления, пока те не осознавали, что маленький Джимми каким-то образом был убит и изжарен — не обязательно именно в таком порядке. Что ж, признаюсь: я не понимаю экстатической утраты контроля, хотя и посещал футбольные баталии на «Оранж-Боул». Что ж, признаюсь: меня разбирало любопытство. Как они устраивали этот трюк? Я почитал еще и выяснил, что все дело в музыке, настолько захватывающей, что исступление наступало едва ли не само собой. Как это происходило, было малость неясно. Более-менее четкое описание я нашел в переводе с арамейского текста со множеством подстрочных ссылок: «Молох насылал на них музыку». Полагаю, это означает, что оркестр из его жрецов маршировал по улицам с барабанами и трубами… Почему барабаны с трубами, Декстер? Потому что как раз их я и слышал во сне. Звуки барабанов и труб, вливающихся в хор счастливых голосов, и ощущение чистой вечной радости, которая ждет тебя прямо за дверью. Кажется, это напоминает вполне подходящее рабочее определение экстатической утраты контроля, верно? Хорошо, рассудил я. Просто ради обсуждения допустим, что Молох вернулся. Или он, может, никогда и не уходил. Значит, отвратительное божество из Библии, которому три тысячи лет в обед, насылало музыку для того, чтобы… хм… А для чего именно? Украсть моего Темного Пассажира? Убить девушек в Майами, этой современной Гоморре? Я даже извлек озарение, снизошедшее на меня недавно в музее, и попытался вставить его как часть картинки в пазл. Итак, у Соломона был первородный Темный Пассажир, который прибыл в Майами и, подобно льву-самцу, берущему власть над прайдом, пытается убить здешних Пассажиров, потому что… хм… А действительно, почему? Или мне и впрямь следует предположить, что ветхозаветный злой демон выползает из времени, чтобы достать меня? Не разумнее было бы прямо сейчас забронировать для себя в психушке комнатку с упругими стенами? Я бился над этим и так и сяк, но ни к чему не пришел. Вероятно, мой мозг начинал разваливаться, как и все остальное в моей жизни. Может, я просто устал. Как бы то ни было, все это не имело смысла. Нужно побольше узнать о Молохе. А раз я сидел за компьютером, то и подумал: а нет ли у Молоха своего сайта в Интернете? Отыскать оказалось минутным делом. Я сделал поисковый запрос, просмотрел перечень самоуверенных и сентиментальных блогов, онлайн игр-фантазий и тайных параноидальных фантазий, пока не наткнулся на один вроде бы подходящий. Когда я зашел на сайт, на экране очень медленно стала появляться картинка, а вместе с ней… Глубокий мощный бой барабана, назойливые трубы, взмывающие за пульсирующим ритмом до точки, которая набухает и уже не в силах сдерживать голоса, прорывающиеся в ожидании запредельной радости… То была музыка, которую я слышал во сне. Потом в середине страницы медленно появились дымящаяся голова быка и две поднятые вверх руки, а над ними те самые арамейские буквы. А я сидел, тупо уставившись в экран, и мигал курсором, все еще ощущая, как музыка пробивается сквозь меня и возносит к жарким, великолепным высотам неведомого восторга, обещавшего мне все ослепительные наслаждения, какие только возможны в мире сокрытой радости. Впервые на моей памяти эти волнующие странные ощущения накрыли меня волной, прошли через меня и наконец удалились… В первый раз за все время я ощутил нечто новое, иное — и нежелательное. Мне стало страшно. Не могу сказать, что и почему напугало меня, и от этого становилось намного хуже. Одинокий неведомый страх бушевал во мне, эхом отдаваясь в пустых местах и отгоняя все, кроме изображения головы быка и страха. «Ничего, это ерунда, Декстер, — говорил я себе. — Картинка животного да обрывки не ужас какой хорошей музыки». И я полностью соглашался с самим собой, однако не мог заставить свои руки слушаться и оторвать их от колен. Что-то в этом пересечении между якобы несоединимыми мирами сна и бодрствования убеждало в невозможности их разъединить, словно все, что могло появиться во сне, а потом на экране компьютера на работе, было чересчур мощным, чтобы ему противиться, и не было у меня шансов бороться с этим, оставалось лишь смотреть, как оно тащило меня вниз, вниз — и в пламя. И во мне не звучал темный могучий голос, который превратил бы меня в сталь и швырнул, как копье, во что бы то ни было. Я был один, напуганный, беспомощный и растерянный. Декстер во тьме с чудовищем и его неведомыми подручными, притаившимися под кроватью и готовыми вырвать меня из этого мира в пылающую страну визжащей, наполняющей ужасом боли. Движением, очень далеким от грациозного, я навалился на стол и выдернул шнур компьютера из розетки, потом, часто дыша и сделавшись похожим на человека, которому к мышцам подвели электроды, рванул обратно в кресло, причем до того быстро, что вилка на конце шнура метнулась назад и стукнула меня по лбу над левой бровью. Несколько минут я сидел не шевелясь, только дышал да смотрел, как пот скатывался с лица и… кап… кап… падал на стол. Я понятия не имел, зачем выпрыгнул из кресла, как оплошавшая барракуда, и выдернул шнур, если не считать того, что по какой-то причине чувствовал, что должен так сделать, иначе умру. Я не в силах был понять и то, откуда у меня это чувство, но оно появилось, вырываясь из новой тьмы у меня между ушей и требуя немедленного выполнения действия. Вот и сидел я в своем тихом кабинетике и глазел на мертвый экран, гадая, кто я такой и что сейчас случилось. Страха я не ведал никогда. Страх — это эмоция, а у Декстера их нет. Бояться веб-сайта — это такая глупость, что для нее и подходящих определений нет. А я бездумно не действовал… разве только когда человеческим существам подражал. Так отчего же я выдернул шнур и отчего у меня руки дрожали? Из-за бодрящей мелодийки и карикатуры на корову? Ответов не было, не было больше и уверенности, что я хочу найти их. Я ехал домой, убежденный, что за мной следят, хотя на всем пути зеркало заднего вида оставалось пустым.