— Тот человек сказал что-нибудь вам? — спросил я. — Он мне вот это дал, — сказал Коди и протянул мне темно-желтую визитку. На карточке было стилизованное изображение головы быка, точно такой, как на теле Курта на островке. А под ним отличная копия татуировки Вагнера: «МЛК». Тут открылась передняя дверца машины, и Дебора села за руль. — Поехали! — бросила она. — Все по местам. Она вставила ключ в замок зажигания и завела машину прежде, чем я вдохнуть успел, чтобы сказать что-то. Все же, собрав остатки воздуха, я сумел произнести: — Погоди минутку. — Нет у меня чертовой минутки! — огрызнулась сестра. — Давай! — Он был тут, Дебс. — Декс, Христа ради, кто был тут? — Не знаю, — ответил я. — Тогда, мать твою, откуда ты знаешь, что он тут был?! Я подался вперед и вручил ей визитку: — Он вот это оставил. Дебора взяла карточку, глянула на нее, а потом отбросила на сиденье, словно та была пропитана ядом кобры. — Вот дерьмо! — Дебора выключила двигатель. — Где он ее оставил? — У Коди. Дебора резко повернула голову и посмотрела на нас троих, переводя взгляд с одного на другого. — Зачем ему было оставлять визитку ребенку? — Потому что… — начала Астор, и я закрыл ей ладонью рот. — Не перебивай, Астор, — сказал я, прежде чем она пустилась бы в рассказ о видимых тенях. Астор набрала воздуху, но потом, прикинув, что к чему, просто уселась, переживая, что ей заткнули рот, но намереваясь временно не возмущаться. Так мы и сидели какое-то время, вчетвером, одна большая, безрадостно разросшаяся семья. — Почему бы на ветровое стекло не налепить или по почте ее не отправить? — рассуждала Дебора. — Если на то пошло, зачем вообще давать нам эту хреновину? Зачем ее вообще печатать, скажите Христа ради. — Он дал ее Коди, чтобы напугать нас, — пояснил я. — Он как бы говорит: «Видите? Я вас достаю там, где вы уязвимы». — Выпендреж! — хмыкнула Дебора. — Да, — кивнул я. — Думаю, так и есть. — Черт побери, из всего, что он натворил, это первое, в чем хоть какой-то смысл есть! — Сестра стукнула по рулю. — Ему хочется в догонялки поиграть, как и всем другим психам? Ладно, слава богу, в эту игру и я играть умею. Я прищучу этого сукина сына! — Дебс оглянулась на меня. — Брось эту карточку в мешок с уликами и постарайся получить от детей его словесный портрет. Она открыла дверцу, выскочила и пошла переговорить с большим копом Сушински. — Можете вспомнить, как этот человек выглядел? — обратился я к Коди с Астор. — Да, — сказала Астор. — Мы что, и правда будем играть с ним, как твоя сестра сказала? — Под словом «играть» она не имела в виду пинать жестяную банку, — сказал я. — Больше похоже, что он дразнит нас, чтобы мы за ним побегали. — Тогда чем это отличается от «пни жестянку»? — В игре «пни жестяную банку» еще никого не убили, — пояснил я. — Так как выглядел тот человек? Астор дернула плечиком: — Он старый был. — Ты хочешь сказать, действительно старый? Седые волосы и морщины? — Нет, знаешь ли. Старый, как ты. — А-а-а… И ты имела в виду старый, — выдохнул я, чувствуя, как ледяная рука смерти водит пальцами по моему лбу, оставляя после себя слабость и дрожь в руках. Не слишком обещающее начало для настоящего словесного портрета, но, в конце концов, девочке всего десять лет, все взрослые для нее одинаково неинтересны. Ясно было, что Дебора сделала толковый ход, предпочтя переговорить с Туповатым Полицейским. А тут безнадежно. Все же я обязан постараться. Вдруг на меня нашло вдохновение… или, учитывая нынешнее отсутствие у меня силы разума, нечто, замещающее вдохновение. По крайней мере, был бы смысл, если бы парнем-жутью оказался Старзак, вернувшийся к охоте за мной. — Еще что-нибудь про него ты помнишь? Был у него акцент, когда он говорил? Астор повела головой: — Ты имеешь в виду типа французского или еще какого? Нет, он просто говорил, обычно. А кто такой Курт? Было бы преувеличением сказать, что при ее словах мое сердце сделало кульбит, но я определенно ощутил нечто вроде внутренней дрожи. — Курт — это убитый, которого я только что осматривал. С чего он тебя заинтересовал? — Тот человек сказал. Он сказал, что придет день и Коди станет куда лучшим помощником, чем Курт. Внезапно внутри Декстера словно студеный ком прокатился. — Поистине, — выговорил я, — что за прелестный человек. — Никакой он не прелестный совсем, Декстер, мы же тебе говорили. Он был жутью. — Но как он выглядел, Астор? — спросил я уже почти безо всякой надежды. — Как мы найдем его, если не знаем, какой он из себя? — Тебе незачем его ловить, Декстер, — заявила девочка уже слегка раздраженным тоном. — Он сказал, что ты его найдешь, когда время придет. На мгновение мир застыл, ровно настолько, чтобы я почувствовал, как изо всех моих пор будто пружинками выбросило капельки ледяной влаги. — Как в точности он сказал? — спросил я Астор, когда все вновь пришло в движение. — Он попросил передать тебе, что ты его найдешь, когда время придет. Я же только что сказала. — Как он это сказала? «Передайте папочке»? «Передайте тому мужчине»? Как? Астор опять вздохнула и произнесла медленно, так, чтобы я понял: — Передайте Декстеру. Значит, тебе. Он сказал: «Передайте Декстеру, он найдет меня, когда время придет». Полагаю, мне следовало бы еще больше устрашиться. Только довольно странно: я не устрашился. Вместо этого почувствовал себя лучше. Теперь я знал наверняка: меня и в самом деле кто-то преследует. Божество или смертный, это больше не имело значения, и он возьмет меня, когда время придет, чтобы это ни означало. Если только я не возьму его первым. Мысль была глупой, прямо из раздевалки средней школы. До сей поры я не выказал совершенно никакой способности хотя бы на полшага опередить его, кем бы он ни был, не говоря уже о том, чтобы найти. Я ничего не делал, кроме как наблюдал, как он преследует меня, нагоняет страху, охотится за мной, вводит в состояние темного смятения, какого никогда прежде я не испытывал. Он знал, кто я, и что я, и где нахожусь. А я даже не знал, как он выглядит. — Астор, прошу тебя, это важно, — уговаривал я. — Он был по-настоящему высокий? Была у него борода? Похож на кубинца? На негра? Она пожала плечами: — Белый мужчина. В очках. Просто обычный мужчина. Ты знаешь. Я не знал, но от признания в том меня спасло то, как Дебора рванула дверцу машины и шмыгнула на водительское место. — Господи Иисусе! — буркнула она. — Как может человек быть таким тупым и сам завязывать себе шнурки? — Означает ли это, что полицейский Сушински не много мог сообщить? — спросил я ее. — Наговорил он с три короба, — сердито прорычала Дебора. — Только все это — хренотень от почившего в бозе ума. Ему показалось, что гад мог приехать на зеленой легковушке, только и всего. — На синей, — произнес Коди, и мы все уставились на него. — Она была синей. — Ты уверен? — спросил я, и мальчик кивнул.