Я даже до своей каморки не дошел, как наткнулся на фальшиво насупившегося Винса Масуку. — Где пончики? — обиженно спросил он. — Какие пончики? — Твоя очередь была. Сегодня ты должен был принести пончики. — У меня выдалась бурная ночь, — стал оправдываться я. — А потому у всех нас сейчас бурное утро? — наседал он. — Где же тут справедливость? — Винс, я не отвечаю за справедливость. Только за пятна крови. — Хм… И за пончики ты тоже не отвечаешь. — И с этими словами он ушел. На сей раз ему удалось почти убедительно изобразить праведное негодование, а я остался размышлять о том, что не могу вспомнить другого случая, когда Винс взял надо мной верх в словесной перепалке. Еще один вздох, и поезд отошел от станции. А может, на самом деле то был конец пути для Декстера-Развалины? Остаток рабочего дня был длинным и нудным, но мы постоянно слышим, что такими и должны быть рабочие дни. У Декстера так не было никогда: на работе я всегда оказывался занят и поддерживал наигранную веселость, никогда не посматривал на часы и не жаловался. Наверное, работа меня радовала, так как я осознавал: она входит в игру, частичка Великой Шутки Декстера, которая возвышает его и выдает за человека. По-настоящему хорошей шутке, однако, нужен по меньшей мере еще один, ее понимающий, а поскольку нынче я остался одинок, лишен свой внутренней публики, соль шутки, похоже, ускользала от меня. Я мужественно перенес утро, поехал осмотреть труп в центре города, а потом вернулся, чтобы проделать зряшный круг лабораторных дел. День завершил, составив заявку на кое-какие материалы и закончив отчет. Уже прибирался на столе перед уходом домой, когда зазвонил телефон. — Нужна твоя помощь, — грубо заявила моя сестрица. — Конечно нужна, — отозвался я. — Очень хорошо, что ты признаешь это. — Я на дежурстве до полуночи, — сказала она, пропустив мимо ушей мою остроумную и пикантную реплику, — а Кайл сам не сможет поднять ставни. Как же часто в этой жизни я втягивался в разговор и на половине его сознавал, что не понимаю, о чем идет речь. Факт весьма тревожный, хотя, если бы все остальные вдруг осознали то же самое, в особенности особы из Вашингтона, мир стал бы куда лучше. — А зачем Кайлу вообще ставни поднимать? — спросил я. Дебора громко фыркнула: — Господи, Декстер, ты чем занимался целый день? На нас ураган надвигается. Я вполне имел право сказать, что, чем бы я ни занимался целый день, не было у меня времени рассиживаться и слушать сводки погоды по радио, но вместо этого сказал просто: — Неужели ураган? Как здорово! И когда он надвинется? — Постарайся добраться туда где-то около шести. Кайл будет ждать. — Ладно, — произнес я, но Дебора уже повесила трубку. Поскольку я говорил с сестрой непринужденно, то, выходит, должен принимать этот звонок как своего рода формальное извинение за ее недавнюю беспочвенную враждебность. Вполне возможно, она решила принять версию Темного Пассажира, тем более что тот пропал. Это должно было бы наполнить меня радостью, но, учитывая то, как проходил у меня день, стало еще одной занозой под ногтем для Забитого Декстера. Вдобавок ко всему чистой наглостью выглядело для урагана избрать именно это время для своего бессмысленного домогательства. Нет, что ли, конца боли и страданиям, которые я вынужден терпеть? А да что там, существовать — значит погрязать в несчастье. Я направился к двери на свидание с любовником Деборы. Впрочем, прежде чем завести машину, я набрал номер Риты, которая, по моим расчетам, должна бы быть очень близко от дома. — Декстер, — зазвучал ее взволнованный голос, — никак не могу вспомнить, сколько у нас воды в бутылках, а очереди в «Пабликс» до самой парковки тянутся. — Ничего страшного, просто придется пиво пить, — сказал я. — По-моему, у нас все в порядке с консервами, вот только тушенка уже два года лежит, — щебетала она, явно будучи в неведении, что кому-то другому, возможно, есть что сказать. Так что я дал ей пощебетать, надеясь, что в конце концов она притормозит. — Две недели назад я проверила фонарики. Помнишь, когда электричество отключилось на сорок минут? И запасные батареи в холодильнике, на самой нижней полке сзади. Сейчас Коди и Астор со мной, завтра продленки не будет, но кто-то в школе рассказал им про ураган «Эндрю», и, по-моему, Астор немного напугана, так что, может, когда ты приедешь, поговоришь с детьми? И объясни, что это похоже на сильную грозу и с нами будет все хорошо, просто будет сильный ветер и гром, и свет на некоторое время погаснет. Если по пути домой ты увидишь магазин без особых очередей, то купи воды в бутылках, сколько сможешь. И еще льда, кулер, кажется, по-прежнему на полке над стиральной машиной. Мы наполним его льдом и положим туда скоропортящиеся продукты. Ой!.. А как с твоим катером? Он там и останется, где стоит, или тебе надо что-то с ним придумать? По-моему, мы сумеем до темноты убрать все со двора. Уверена, мы прекрасно справимся… Может, он вообще стороной нас обойдет. — Ладно, — сказал я. — Я немного задержусь. — Хорошо. Ой, ты только посмотри, а магазин «Уинн-Дикси» не так уж и плох. Думаю, я попробую зайти, тут на парковке места есть. Пока! Никогда не думал, что такое возможно, только Рита, очевидно, научилась обходиться вовсе без дыхания. Или, возможно, всплывать за воздухом каждый час, как кит. Как бы то ни было, но способности ее вдохновляли, и, убедившись в них воочию, я почувствовал себя гораздо лучше подготовленным к тому, чтобы вешать ставни с одноруким бойфрендом моей сестры. Я завел машину и протиснулся в поток. Если движение в часы пик есть полный беспредел, то движение в часы пик при надвигающемся урагане есть конец света, безумие типа мы-все-помрем-но-ты-свалишь-первым. Люди за рулем вели себя так, будто им определенно нужно было угробить всякого, кто посмел бы встать между ними и закупкой фанеры и батареек. Не так уж и далеко было до маленького домика Деборы в Корал-Гейблсе, но когда я наконец припарковался, то чувствовал себя так, словно прошел суровый обряд посвящения в племени апачей и из мальчика превратился в мужчину. Когда я вылезал из машины, входная дверь дома широко распахнулась и вышел Чацки. — Привет, дружище! — воскликнул он, весело махнул металлическим крюком, заменившим ему левую руку, и спустился на дорожку мне навстречу. — Честно, ценю твою помощь. Этим чертовым крюком как-то трудно гайки наверчивать. — А в носу ковырять еще труднее, — буркнул я, малость раздраженный его бодрым страданием. Он же, вместо того чтобы обидеться, рассмеялся: — Ага. И куда как труднее задницу себе подтереть. Пошли. Я, что нужно, на заднем дворе приготовил. Следом за ним я пошел к задней части дома, где у Деборы был небольшой заросший патио. Но, к моему огромному удивлению, он не был заросшим. Деревья, кроны которых свисали над землей, подстрижены, все проросшие между плитами сорняки исчезли. Патио украшали три аккуратно обрезанных куста роз и клумба с декоративными цветами, а в углу стоял только что не отполированный до блеска гриль для барбекю. Я глянул на Чацки и взметнул брови. — Ага, понимаю, — кивнул он. — Может, оно слегка пестровато, так? — Кайл пожал плечами. — Я тут от скуки загибался, раны залечивая, а мне в принципе нравится приводить все в порядок чуть больше, чем твоей сестре. — Смотрится очень красиво, — сказал я. — Уху-ху, — вздохнул он, будто я и впрямь обвинил его в пестроте. — Ладно, давай с делом покончим. Чацки кивнул на стопку гофрированных стальных листов, прислоненных к стене дома, — противоураганных ставней Деборы. Морганы живут во Флориде уже второе поколение, и Гарри приучил нас пользоваться надежными ставнями. Сэкономишь на ставнях, куда больше потратишь на восстановление дома, если дешевые подведут. К сожалению, высококачественные ставни Деборы были весьма тяжелыми и имели острые края. Приходилось пользоваться толстыми перчатками, а в случае с Чацки — одной. Чацки на перчатках сэкономил, но я не уверен, что он добром помянул эти денежки. Работал он прилежнее, чем требовалось: хотел показать, что никакой он не немощный и на самом деле обошелся бы и без моей помощи. Как бы то ни было, лишь через сорок минут мы закрепили все ставни на местах. Чацки бросил последний взгляд на те, что защищали выходившие в патио окна от пола до потолка, и, явно удовлетворенный нашим выдающимся мастерством, поднял левую руку, чтобы смахнуть пот со лба, спохватился в самый последний момент, прежде чем протаранить себе крюком щеку. И горько рассмеялся, оглядывая свой крюк. — Все никак не привыкну к этой штуке, — признался Кайл, качая головой. — Ночью просыпаюсь, а суставы, каких нет, ноют. Трудно вызвать в памяти что-то умное или хотя бы социально приемлемое в ответ на такое. Никогда нигде не читал, что сказать человеку, жалующемуся на ощущение боли в ампутированной руке. Чацки, похоже, почувствовал неловкость, поскольку, подмигнув мне, слегка фыркнул, как от невеселой забавы. — Эх, ладно, — произнес он, — в старом муле остались еще силенки, чтобы лягнуть пару раз. Мне показалось, слова он выбрал неудачные, ведь у него и левой ноги не было, тут и захочешь, да не лягнешь. Тем не менее я радовался, видя, как Кайл выходит из уныния, вот и счел за лучшее согласиться с ним. — Никто в том не сомневается. Уверен, все у тебя будет в лучшем виде. — Угу, спасибо, — поблагодарил он не очень убедительно. — Вот только не тебя я убеждать должен. А парочку канцелярских крыс внутри вашингтонской кольцевой. Предложили мне канцелярскую работу, но… — Кайл передернул плечами. — Да брось ты! — сказал я. — Не хочешь же ты и вправду вернуться к делам с плащом и кинжалом, а потянешь? — А только это я и умею. Какое-то время был там из самых лучших. — Может, тебе просто адреналина не хватает. — Может быть, — кивнул Кайл. — Давай по пиву? — Спасибо, только у меня приказ свыше доставить воду в бутылках и лед, пока их не разобрали. — Точно, — хмыкнул он. — Всех прямо в ужас бросает, что придется пить мохито без льда. — Это одна из великих опасностей урагана, — поддержал я шутку. — Спасибо за помощь, — сказал Кайл. Трудно представить, но на пути домой движение на шоссе было еще ужаснее. Одни, привязав к крышам машин драгоценные листы фанеры, неслись прочь, словно только что банк ограбили. Они были злы от накопившегося за время часового стояния в очереди напряжения, постоянного опасения, как бы кто не влез впереди них и останется ли еще товар, когда дойдет их очередь. Другие еще только ехали, чтобы оказаться на месте тех, кто уже отстоял в очереди, и ненавидели всякого, кто, возможно, успел купить последнюю во Флориде батарейку. В целом то было восхитительное смешение вражды, гнева и паранойи, чему полагалось бы несказанно взбодрить меня. Увы, всякая надежда на благую бодрость испарилась, когда я заметил, что напеваю что-то, знакомую мелодию, но не мог вспомнить, откуда она взялась и, главное, не мог перестать напевать. Когда же я наконец вспомнил, то пропала всякая радость праздничного вечера. То была музыка из моего сна. Музыка, звучание которой у меня в голове вызывало ощущение жара и запаха чего-то горящего. Она была проста, монотонна и не ужас как прилипчива, но вот он я: напеваю ее самому себе на автостраде Саут-Дикси, напеваю, словно ту колыбельную, которую некогда пела мне мать, и нахожу утешение в повторе нот. И я по-прежнему не знал, что это за мелодия. Уверен: что бы ни творилось у меня в подсознании, причина тому была простой, логичной и легко понятной. С другой стороны, на ум не приходила никакая простая, логичная и легко понимаемая причина слушать во сне музыку и ощущать жар на лице. Загудел мой мобильник, и, поскольку поток все равно двигался черепашьим ходом, я ответил. — Декстер, — донесся голос Риты, только я едва узнавал его: какой-то тихий, потерянный, совершенно разбитый. — Беда с Коди и Астор. Они пропали.