— Лично я этим не занимался, нет. Это исполняли Наблюдатели. — Значит… вы хотите сказать, что он способен покидать вас? — Разумеется. Молох способен перемещаться между нами, как ему угодно. Он не одна персона, и он не в одной персоне. Он божество. Он покидает меня и переходит к другому. Например, чтобы наблюдать. — Что ж, иметь хобби — это замечательно. — Я не знал, куда заведет наш разговор и не прервется ли вот-вот моя драгоценная жизнь, так что задал первый пришедший в голову вопрос: — Тогда зачем вы оставили тела в университете? — Естественно, чтобы добраться до тебя. — (От слов старика я превратился в ледяной столб.) — Ты привлек наше внимание, Декстер, — продолжил он, — но мы должны были быть уверены. Мы решили понаблюдать за тобой, чтобы понять, сумеешь ли ты распознать наш ритуал или отреагировать на нашего Наблюдателя. И разумеется, было удобно навести полицию на мысль сосредоточиться на Халперне. Я не знал, с чего начать. — Он не один из вас? — спросил я. — О нет, — с удовлетворением произнес старец. — Как только он выйдет из тюрьмы, то окажется вон там, с остальными. — Он повел головой в сторону шкафа с керамическими бычьими головами. — Значит, на самом деле он девушек не убивал. — Да нет, он и убил, — сказал старик. — В то время, когда его изнутри убеждал один из Детей Молоха. — Он склонил голову набок. — Уверен, ты лучше, чем кто бы то ни было, способен это понять, верно? Конечно, я способен. Только это не дает ответа ни на один главный вопрос. — Не будете ли вы любезны вернуться туда, где, как вы выразились, я «привлек ваше внимание»? — вежливо спросил я, вспоминая, сколько тяжкого труда вложил, чтобы держаться в тени и не высовываться. Старик посмотрел на меня так, словно у меня явные нелады с головой. — Ты убил Александера Маколея, — напомнил он. Теперь его слова проникли за ослабленный стальной замок сознания Декстера. — Зандер был одним из вас? Старец слегка качнул головой: — Мелкий помощник. Снабжал материалом для наших обрядов. — Он поставлял вам алкашей, а вы их убивали. Старик слегка шевельнулся: — Мы практикуем жертвоприношение, Декстер, а не убийство. Как бы то ни было, когда ты схватил Зандера, мы выследили тебя и выяснили, кто ты такой. — И кто я такой? — выпалил я, слегка волнуясь при мысли, что стою лицом к лицу с человеком, способным ответить на вопрос, над которым я ломал голову бо́льшую часть своей до зарезу счастливой жизни, но внезапно у меня пересохло во рту и, пока я ожидал ответа, что-то проросло внутри меня, до жути похожее на настоящий страх. Взор старца стал острым, когда он заговорил: — Ты отклонение от нормы. То, что не должно существовать. Признаюсь, бывали времена, когда я готов был согласиться с таким суждением, но только не в этот раз. — Не хочу казаться грубым, — сказал я, — но мне нравится существовать. — Это больше от тебя не зависит. У тебя внутри есть нечто, представляющее для нас угрозу. Мы намерены избавиться от нее. И от тебя. — Вообще-то, — произнес я, уверенный, что речь идет о моем Темном Пассажире, — этого там больше нет. — Знаю, — слегка раздраженно сказал старик, — но первоначально он обосновался в тебе, поскольку ты перенес сильный болезненный стресс. Он настроен на тебя. Но он еще и внебрачный отпрыск Молоха, а это настраивает тебя на нас. — Он погрозил мне пальцем. — Вот как ты обрел способность слышать ту музыку. Через связь, установленную Наблюдателем. И когда мы доведем тебя до состояния мучительной боли, этот ублюдок непременно кинется к тебе, как мотылек к пламени. Мне, скажу честно, такие речи не понравились. Я понимал, что наш разговор быстро ускользает из-под моего контроля, но тут очень вовремя вспомнил, что у меня в руках пистолет. Наставив его на старика, я выпрямился во весь рост, дрожа как осиновый лист. Старца, казалось, не особо беспокоил пистолет, нацеленный ему в живот, что я расценил как раздутую самоуверенность. У него на бедре даже висел большой, зловещего вида нож, но он и рукой не шевельнул, чтобы взять его. — Дети больше не твоя забота. Теперь они принадлежат Молоху. Молоху нравятся дети. — Где они? — спросил я. Старик пренебрежительно махнул рукой: — Здесь, на Торо-Ки, но ты опоздал и не сможешь остановить ритуал. Остров Торо-Ки находился вдали от материка и был частным владением. И хотя обычно чувствуешь облегчение, узнав, где находишься, на сей раз это знание вызвало ряд весьма прилипчивых вопросов: где Коди и Астор, а также как помешать тому, чтобы жизнь, какой я ее знаю, не оборвалась мгновенно? — Если не возражаете, — сказал я, поводя пистолетом, просто чтобы до него быстрее дошло, — я намерен забрать детей и отправиться домой. Старик не шевельнулся. Просто взглянул на меня, и в его глазах я практически увидел, как взмахнули громадные черные крылья и оказались в комнате. Не успел я нажать на спусковой крючок, вздохнуть или моргнуть, как загрохотали барабаны, настойчиво отбивая ритм, уже угнездившийся во мне, а потом зазвучали им в такт трубы и голоса, возносящие меня все выше и выше к счастью, — и я замер на месте как вкопанный. Казалось, все у меня в порядке со зрением, да и другие чувства не были нарушены, только я не слышал ничего, кроме музыки, и не в силах был сделать ничего, кроме того, что велела делать эта музыка. А она уверяла, что за пределами этой комнаты меня ждет истинное счастье. Она велела мне пойти и вычерпать его, наполнить пригоршни и сердце вечным блаженством, радостью до конца всего сущего, и я видел себя поворачивающимся к двери, чувствовал, как ноги несут меня к моей счастливой судьбе. Дверь распахнулась, когда я приблизился к ней, и вошел профессор Уилкинс. У него тоже был пистолет, и он едва удостоил меня взглядом. Зато отдал поклон старцу и сказал: — Мы готовы. Я едва расслышал это сквозь дикий поток вздымавшихся чувств и звуков и нетерпеливо двинулся к двери. Где-то глубоко под всем этим пронзительно верещал тоненький голосок Декстера, что все идет не так, как следовало бы, и требовал сменить направление. Только голосок был слабым, а музыка заполняла все пространство этого бесконечно чудесного мира, и у меня не возникало никаких сомнений в том, что мне делать. Я вышагивал к двери в такт вездесущей музыке, смутно сознавая, что старец идет со мной, но, честно говоря, ни это, ни что бы то ни было другое не занимало меня. В руке я все еще держал пистолет — они не удосужились его отобрать, — но мне и в голову не приходило воспользоваться им. Ничто не имело значения, главное следовать за музыкой. Старик, обойдя меня, открыл дверь, и ветер жаром пахнул мне в лицо. Я переступил порог и увидел перед собой божество, саму статую, источник музыки, источник всего, великий и чудесный фонтан восторга с рогами быка. Он возвышался над всем остальным, одна его громадная бронзовая голова была высотой двадцать пять футов, его мощные руки протянулись ко мне, а из его разверстого живота исходило чудесное горячее сияние. Мое сердце зашлось, и я двинулся к божеству, в общем-то не видя горстку стоявших там зрителей, хотя среди них была и Астор. Ее глаза округлились, когда она узнала меня, а губы зашевелились, но я не расслышал, что она сказала. А крохотный Декстер глубоко внутри меня заголосил громче, настолько громко, чтобы его услышали, но не настолько, чтобы его послушались. Я шагал к божеству, видя сияние огня внутри его, следя за тем, как мерцали и взвивались под хлеставшим вокруг ветром языки пламени, вырывающиеся из его живота. Подойдя совсем близко к открытой топке его чрева, я остановился в ожидании. Не знал, чего я жду, однако понимал: это грядет и унесет меня в прекрасное навсегда, поэтому и ждал. В поле моего зрения попал Старзак, тащивший Коди, чтобы поставить его рядом со мной, и Астор, которая отчаянно пыталась вырваться из рук державшего ее стража. Но все это было не важно, потому что божество здесь, его руки опускаются, тянутся ко мне, чтобы приласкать и заключить в свои горячие, прекрасные объятия. Я дрожал в предвкушении сладостного мига, не обращая внимания на пронзительный, бессмысленный голос протеста, идущий изнутри Декстера, не слушая никого, кроме голоса божества, зовущего из глубин музыки. Порыв ветра раздул пламя, и сражающаяся со стражем Астор толкнула меня в сторону божества и его пылающего чрева. На мгновение я пришел в себя, но потом вновь стал следить за чудом опускающихся божественных рук, а страж подталкивал Астор, чтобы и она оказалась в бронзовых объятиях, как вдруг запахло паленым, ноги резанула вспышка боли, я глянул вниз и увидел, что на мне горят брюки. Боль в ногах прошила меня вместе с визгом сотни тысяч возмущенных нейронов и мгновенно смела всю паутину. Внезапно музыка стала просто шумом из динамика, пришло осознание: Коди с Астор тут, рядом со мной, и они в большой опасности. Словно бы брешь образовалась в плотине, и через нее Декстер влился обратно. Я обернулся к стражу и оттолкнул его от Астор. Он бросил на меня ничего не понимающий взгляд, перевернулся и, не устояв на ногах, упал, но успел схватить меня за руку и потянул за собой. Хорошо, что свалился он в стороне от Астор, а при падении выронил нож, и тот отскочил ко мне. Я подобрал его и вогнал стражу в солнечное сплетение. Потом боль в ногах острее напомнила о себе, и я сосредоточился на тушении тлеющих штанов, катался и шлепал по ним, пока они не перестали гореть. И хотя было очень хорошо больше не гореть, на это ушло несколько секунд, что позволило Старзаку с Уилкинсом пойти на меня в атаку. Я схватил с земли пистолет и, шатаясь, поднялся, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Когда-то давно Гарри учил меня стрелять. Я как будто сейчас слышал его голос, пока он готовился к стрельбе, делал выдох и плавно давил на спусковой крючок. Целься в центр и пали дважды. Старзак падает. Переводи мушку на Уилкинса, повторяй. И вот два тела лежат на земле, а собравшиеся на жуткую вечеринку понеслись в безопасное место. Я стоял перед божеством, один, кругом все стихло, если не считать ветра. Я оглянулся посмотреть, в чем дело. Старец держал Астор за шею, причем захват был куда сильнее, чем могло показаться при его слабом телосложении. Он подтолкнул девочку к открытой топке. — Бросай пистолет! — произнес он. — Или она сгорит. Я не видел причины сомневаться в том, что именно так он и поступит, как не видел и способа его остановить. Все, кроме нас, разбежались. — Если я брошу пистолет, — сказал я, надеясь, что это прозвучало разумно, — откуда мне знать, что вы ее все равно не кинете в огонь. Старец зарычал, и это вызвало у меня приступ боли. — Я не убийца, — заявил он. — Обряд должен совершаться праведно, не то он будет просто убийством. — Не уверен, что понимаю, в чем разница. — Тебе не дано. Ты отклонение от нормы. — Откуда мне знать, что вы в любом случае не убьете всех нас? — сказал я. — Ты тот, кого я должен был предать огню, — ответил он. — Брось пистолет, и сможешь спасти эту девочку. — Не ужас как убедительно, — заметил я, растягивая время в надежде, что оно принесет спасение. — Мне нет нужды убеждать, — отозвался старец. — Это не тупик. На острове есть и другие люди. Скоро они вернутся сюда. Тебе всех не перестрелять. И божество по-прежнему здесь. Но раз уж тебе так необходимо убеждение, то… Если я полосну твою девочку несколько раз, может, поток крови убедит тебя? — Он потянулся к бедру, ничего не нащупал и нахмурился. — Мой нож, — произнес он, а потом выражение замешательства на его лице сменилось подлинным удивлением. Он безмолвно раскрыл рот, да так и застыл, словно вот-вот споет арию. А потом он упал на колени, насупился и рухнул лицом вниз, продемонстрировав торчавший в спине нож и стоящего позади него Коди. Мальчик с легкой улыбкой наблюдал, как старик падает, а потом перевел взгляд на меня: — Говорил же тебе, что я готов. Глава 40