В последнюю минуту ураган повернул на север, и для нас дело кончилось проливным дождем и слабым ветром. Самая сильная буря разразилась далеко к северу от Торо-Ки, и мы, Коди, Астор и я, провели остаток ночи в элегантной комнате, приперев одну дверь диваном, а другую — большим кожаным креслом. Я позвонил Деборе по найденному в комнате телефону, а потом устроил из занавесок небольшую постель за баром, рассудив, что толстое красное дерево обеспечит нам дополнительную защиту, если таковая понадобится. Не понадобилась. Всю ночь я просидел с позаимствованным пистолетом, сторожа двери и сон детей. А поскольку никто нас не беспокоил, то, признаться, этого не хватало для поддержания мозга в жизненном состоянии, вот я еще и размышлял. Думал о том, что сказать Коди, когда тот проснется. Вонзив нож в старика, мальчик все изменил. Что бы он там себе ни думал, Коди не был готов к тому, что совершил. Если разобраться, он себе самому все сильно осложнил. Путь ему предстоял долгий и трудный, и я не знал, сумею ли хорошо справиться с тем, чтобы он не сходил с этого пути. Я не Гарри, никогда бы не смог стать в чем-то похожим на Гарри. Гарри двигала любовь, у меня же совершенно иная операционная система. И что с ней теперь? Что такое Декстер без Тьмы? Как мог я надеяться прожить жизнь, не говоря уже о том, чтобы воспитать детей, если у меня внутри зияющая серая пустота? Старец говорил, что Пассажир вернется, если мне будет достаточно больно. Мне что, истязать себя физически, чтобы дозваться его домой? Каким образом? Стоял я недавно в горящих штанах, глядя, как Астор едва в огонь не бросили, и этого оказалось не достаточно, чтобы вернуть Пассажира. Я так и не нашел ответов, когда на рассвете прибыла Дебора с отрядом спецназа и Чацки. Они выяснили, что на острове не осталось никого, как и никаких указаний на то, куда все подевались. Тела старца, Уилкинса и Старзака запротоколировали и упаковали, все мы забрались в большой вертолет береговой охраны для возвращения на материк. Коди с Астор, конечно, были в восторге, хотя отлично справились с тем, чтобы сделать вид, будто их это не впечатлило. И после всех объятий и причитаний, обрушенных на ребят Ритой, и общей витавшей в воздухе радости от хорошо проделанной работы среди остальных жизнь продолжалась. Только и всего: жизнь продолжалась. Не происходило ничего нового, мои вопросы так и остались нерешенными, а новых направлений поиска ответов на них я не находил. Это было просто возобновление угнетающе обычного существования, которое для того, чтобы перемолоть меня, делало больше, чем могла бы сделать вся физическая боль на свете. Наверное, старец прав. Наверное, я отклонение от нормы. Но даже им я больше не был. Я чувствовал себя шариком, из которого вышел весь воздух. Не просто опустошенным, но каким-то образом завершенным, словно все, ради чего я явился в этот мир, уже сделано, и моя пустая оболочка осталась жить воспоминаниями. Я все еще жаждал ответа на постигшее меня обезличивание, но так и не получил его. Теперь мне казалось, что, похоже, никогда не получу. В своем онемении я уже не смог бы ощутить достаточно глубокую боль, чтобы вернуть домой Темного Пассажира. Все мы были в безопасности, плохие парни либо мертвы, либо разбежались, но это не имело никакого отношения ко мне. Если это звучит эгоистично, то я никогда и не отрицал, что являюсь крайним индивидуалистом, во всяком случае, когда за мной никто не следит. Теперь, конечно, мне придется прожить роль, которую я играл, и мысли об этом наполняли меня отдаленной, унылой ненавистью, от которой не было сил отрешиться. Ощущение это не оставляло меня несколько последующих дней и в конце концов отошло на задний план, чтобы я начал принимать свой новый постоянный жребий. Декстер Забитый. Я научусь ходить ссутулясь, одеваться во все серое, и дети будут подшучивать надо мной, потому что я такой грустный и тоскливый. И наконец, в какой-нибудь жалкой старости я просто рассыплюсь незамеченным и позволю ветру развеять мой прах по улице. Жизнь продолжалась. Дни мешались в недели. Винс Масука проявил бешеную активность, раздобыл нового, более приемлемого организатора банкетов, подбил меня на пошив смокинга и, в конечном счете, в день свадьбы вовремя доставил меня в переполненную церковь в Коконат-Гроуве. Я стоял у алтаря, слушал орган и ожидал с новым онемелым терпением, когда Рита прошествует по проходу под венец и окажется связанной со мной нерушимыми узами. Сцена весьма трогательная, будь я способен ее оценить. Церковь была полна празднично одетых людей… Вот уж не знал, что у Риты так много друзей! Наверное, теперь и мне следует обрести нескольких. Вместе терпели бы это серое бессмысленное существование. Алтарь утопал в цветах, а Винс стоял рядом со мной, нервно потея и каждые несколько секунд судорожно вытирая ладони о брючины. Потом орган заиграл громче, все в церкви встали и повернулись назад. И вот они появились: впереди Астор в прекрасном белом платье, с завитыми волосами и огромной корзиной цветов. Следом шел Коди в маленьком смокинге, напомаженные волосы льнули к голове, в руках бархатная подушечка с кольцами. Последней вошла Рита. Глядя на нее и детей, я, казалось, видел, как парадом направляется ко мне вся нудная мука моей новой жизни с ее родительскими собраниями и велосипедами, ипотеками и заседаниями добровольных дружинников, мальчиками-скаутами и девочками-скаутами, футболом, новой обувью и брекетами. Все то безжизненное, бесцветное пассивное существование, мучения которого виделись слепяще отчетливо, едва ли не больше, чем я мог вынести. Оно окатывало меня изысканной мукой, пыткой, хуже которой я никогда не испытывал, болью до того острой, что я закрыл глаза… А потом я почувствовал странное шевеление внутри, нечто вроде волнующего прилива, ощущения, что все именно так, как тому и следует быть, ныне и вовеки, мир без конца, что сошедшиеся тут никогда не должны проживать порознь. И, дивясь этому ощущению правоты, я открыл глаза и направил взгляд на Коди с Астор, которые поднимались по ступенькам, чтобы встать со мной рядом. Астор вся так и светилась счастьем, такой я еще не видел ее, и это наполняло меня чувством, что все хорошо, все правильно. И Коди, так величественно ступавший осторожными шажками, очень торжественный на свой тихий лад. Его губы вновь шевельнулись, и я чуть-чуть наклонился, чтобы услышать его. — Твоя тень, — произнес Коди. — Она вернулась. Я медленно распрямился и на какую-то долю мгновения закрыл глаза. Ровно настолько, чтобы услышать шипящее с присвистом хихиканье: добро пожаловать домой. Пассажир вернулся. Я открыл глаза, чтобы увидеть мир таким, каким ему следовало быть. Не важно, что я стоял в окружении цветов, света, музыки и счастья, что Рита уже поднималась по ступенькам, стремясь по библейскому завету прилепиться ко мне навсегда. Мир снова стал единым целым. Миром, где луна поет гимны, а тьма внизу гармонично мурлычет, перебиваясь лишь контрапунктом острой стали и радостью охоты. Больше никакой серости. Жизнь вновь встала на место, где сверкают лезвия и тени таятся во тьме, место, где Декстер прячется за светом дня, с тем чтобы выскочить из ночи и быть тем, кем ему суждено быть, — Декстером Мстителем, Декстером Водителем для того, кто вновь занимал заднее сиденье. И я чувствовал, как совершенно искренняя улыбка расплывается по моему лицу, когда Рита, поднявшись, встала рядом, улыбка, сохранявшаяся все время, пока звучали прелестные слова и рука была к руке, потому как еще раз, вовеки и навсегда, я мог повторить это вновь. Согласен. И да, непременно, на самом деле, непременно исполню. И скоро. Эпилог С далекой выси над бесцельной суетой большого города ОНО наблюдало, и ОНО выжидало. Как всегда, тут было на что посмотреть, и ОНО никуда не спешило. Много раз проделывало ОНО такое прежде и вновь проделает, постоянно, вечно. Ведь для того ОНО и есть. Прямо сейчас столь велик выбор, над чем стоит поразмыслить, и нет причины заниматься чем-либо, помимо осмысления каждой возможности до тех пор, пока не станет ясна правильная из них. А потом ОНО начнет все сначала. Соберет преданных, явит им яркое чудо и в который раз почувствует удивление, радость и нарастающую правоту их боли. Все это случится вновь. Просто следует выждать подходящий момент. А в распоряжении ОНО все время мира. Благодарности Невозможно писать в вакууме. В создании этой книги мне помогали Медведь, Пуки и Тинки. Я безмерно признателен Джейсону Кауфману и его помощнику Калебу за их огромный вклад. И, как всегда, особая благодарность Нику Эллисону, виновному в том, что все это получилось. * * * notes Примечания 1 Кофе с молоком (фр.). — Здесь и далее примеч. ред. 2 Имеется в виду сюжет рассказа Ф. Кафки «Превращение», герой которого, однажды проснувшись, обнаруживает, что превратился в таракана. 3 Дэнни Роллинг и Тед Банди — серийные убийцы-маньяки, действовавшие поодиночке. 4 Нью-эйдж — обобщенное название оккультно-мистических и эзотерических движений и практик так называемой новой эры, или «эры Водолея», возникших в начале XX в.