— Нет, головы мы не нашли. Ничего я не нашла, разве что братца, который играет со мной в молчанку. — Дебора, эта постоянная атмосфера гадкой подозрительности и в самом деле вредит твоим лицевым мышцам. У тебя морщинки появятся. — А может, я и убийцу заодно поймаю, — ответила она и направилась к паре обугленных тел. Поскольку пользы от моего присутствия явно больше не было, по крайней мере для моей сестры, я вернулся на место преступления, где дел хватало. Я закончил работу со своим набором для крови, взял небольшие пробы ссохшейся черной корки, запекшейся вокруг двух шей, и подался в лабораторию, располагая пропастью времени для позднего ланча. Однако, увы, бедняге Неустрашимому Декстеру, очевидно, намалевали на спине мишень, потому как беды мои только-только начались. Я как раз прибирал свой стол и готовился влиться в веселый убийственный поток движения в часы пик, как в кабинет вприпрыжку влетел Винс Масука и с порога сообщил: — Я только что говорил с Мэнни. Он может встретиться с нами завтра утром в десять. — Весть чудесная. Единственное, что могло бы сделать ее еще прекраснее, так это понимание, кто такой Мэнни и почему ему нужно повидаться с нами. Винс изобразил легкую обиду — одно из немногих искренних выражений, какие я когда-либо видел на его физиономии. — Мэнни Борке, — пояснил он, — организатор банкетов. — Тот, что с MTV? — Ну да, верно! Парень, который завоевал все премии и о котором писали в журнале «Гурмэ». — Ах да… — произнес я, притормаживая на время в надежде, что какая-нибудь блистательная идея поможет мне увильнуть от жуткой участи. — Премированный организатор. — Декстер, этот парень — чума. Он тебе всю свадьбу устроит. — Послушай, Винс, по-моему, это потрясно, только… — Нет, это ты послушай, — произнес он таким твердым командным тоном, какого я отродясь за ним не замечал. — Ты сказал, что обсудишь это с Ритой и позволишь ей решать. — Я говорил это? — Да, говорил. И я не допущу, чтобы ты пустил по ветру такую чудесную возможность, тем более что, насколько я знаю, Рита будет в восторге. У меня не было точного понимания, откуда Винс набрался такой уверенности. В конце концов, ведь именно я обручен с этой женщиной, но у меня нет ни малейшего понятия, какой организатор банкетов способен ввести ее в шок и трепет. Однако я не счел подходящим время для выяснения, откуда Винсу известно, что Рита встретит с обожанием, а что нет. Опять-таки, мужик, разодетый, как Кармен Миранда на Хэллоуин, вполне мог обойти меня в тонкости и проницательности по части самых сокровенных кулинарных желаний моей невесты. — Ладно, — произнес я, решив наконец, что затяжки и проволочки лучше всего помогут избежать ответа, — тогда я пойду домой и обсужу это с Ритой. — Сделай так, — напутствовал Винс. Он не бросился из моей клетушки сломя голову, однако, будь в ней дверь, грохнул бы ею со всей силы. Я закончил с уборкой и влился в вечерний поток машин. По пути к дому за мной пристроился средних лет мужчина во внедорожнике «тойота» и принялся почему-то давить на клаксон. Через пять-шесть кварталов он обошел меня и, обгоняя, подрезал, слегка повернув руль, чтобы я со страху на обочину выкатился. Мне, положим, его душевный порыв по сердцу пришелся, я бы с радостью доставил ему удовольствие, но все же остался на проезжей части. Нет никакого смысла вникать во все что и как, которыми руководствуются майамские водители, переезжая с места на место. Надо лишь расслабиться и радоваться буйству силы… И конечно, по этой части у меня никаких проблем не было. Так что я, улыбнувшись, махнул рукой, и он, вжав педаль газа в пол, скрылся в потоке, миль на шестьдесят в час превышая ограничение скорости. Обычно хаотичный беспредел вечерней поездки домой становился для меня идеальным завершением дня. Окунаясь во всю эту ярость и жажду убивать, я ощущал некое единение с родным городом и его призрачными обитателями. Сегодня, однако, мне оказалось трудно вообще наскрести хоть чуть-чуть хорошего настроения. Никогда даже на миг я не представлял, что такое может случиться, и вот… волновался. Хуже того, не понимал, что на самом деле меня волнует, только ли то, что Темный Пассажир затеял со мной игру в молчанку на месте изобретательного убийства. Такого не бывало никогда, и утешаться можно было лишь верой, что сейчас это вызвано чем-то необычным и, возможно, угрожающим Декстеру. Но чем именно? И откуда мне набраться уверенности, если, правду сказать, о самом Пассажире я ни бельмеса не знал, кроме того, что он всегда рядом, с радостью комментировал и давал пояснения. Мы и раньше видели сожженные тела, да и керамики хватало, без всякого дерганья и писка. Может, дело в сочетании? Или есть нечто особенное в этих двух телах? Или это всего лишь совпадение, случайность, не имеющая никакого отношения к тому, что мы увидели? Чем больше я раздумывал над этим, тем меньше понимал, зато машины на дороге выписывали вокруг меня успокаивающие убийственные узоры, и к тому времени, когда показался дом Риты, я почти убедил себя, что по-настоящему волноваться не о чем. Когда я пришел, Рита, Коди и Астор были уже дома. Рита работала гораздо ближе к дому, чем я, а дети после школы занимались в каком-то кружке в близлежащем парке, так что они уже по крайней мере полчаса дожидались возможности помучить меня, выводя из тяжко доставшегося покоя в мыслях. — В новостях про это показывали, — шепнула мне Астор, едва я открыл дверь, а Коди кивнул и тихим хрипловатым голосом произнес: — Гадость. — Что в новостях показывали? — спросил я, стараясь прорваться мимо них в дом, не затоптав их. — Ты их сжег! — прошипела Астор, а Коди посмотрел на меня с полным отсутствием выражения на лице, что как-то извещало о неодобрении. — Я — что? Кого это я… — Тех двоих, кого в колледже нашли, — сообщила Астор и решительно добавила: — Такому мы учиться не хотим. И Коди опять кивнул. — В… в университете, вы хотите сказать? Я не… — Университет — это колледж, — заявила Астор с подчеркнутой уверенностью десятилетнего ребенка. — И мы считаем, что сжигать людей — это гадость. До меня стало доходить, что они увидели в новостях: репортаж с места, где я все утро собирал ссохшиеся и опаленные образцы крови с двух обгоревших тел. Увидели и додумали, просто зная, как недавно ночью я собирался на игрище, что именно такую игру я и затеял. Даже и без странного отступничества Темного Пассажира я был согласен: то была полная гадость, — и, оказалось, меня сильно кольнуло, что дети решили, будто я способен на нечто подобное. — Послушайте, — грозно начал я, — ничего такого… — Декстер? Это ты? — разразилась тирольской руладой Рита с кухни. — Не уверен, — отозвался я. — Погоди, бумажник проверю. Рита влетела вся сияющая, и не успел я принять защитную стойку, как она обернулась вокруг меня, явно намереваясь задушить в объятиях. — Привет, красавчик! Как день прошел? — Гадко, — буркнула Астор. — Совершенно чудесно, — произнес я, стараясь отдышаться. — Сегодня полно трупов на каждого. Да еще и ватные палочки пришлось в ход пустить. Рита поморщилась: — Фу-у! Это… не знаю, следует ли тебе говорить так при детях. А если они дурные сны увидят? Будь я совершенно честным человеком, то рассказал бы Рите, что ее дети куда скорее доведут кого угодно до дурных снов, чем сами их увидят, однако, раз уж никакой нужды говорить правду у меня не было, я просто погладил ее и сказал: — Они в мультиках каждый день слышат кое-что похуже. Ведь правда, детки? — Нет, — тихо произнес Коди, и я удивленно глянул на него. Он редко говорил что-нибудь, и оттого, что он не просто заговорил, а фактически противоречил мне, я забеспокоился. Выходило, что весь день пошел дико наперекосяк: сначала паникерский нырок Темного Пассажира, затем тирада Винса об организаторе банкета, а теперь… вот это. Что, во имя всего темного и ужасного, происходит? У меня что, аура вышла из равновесия? Или луны Юпитера выстроились против меня в Стрельце? — Коди, — начал я, надеясь, что в моем голосе будет слышна обида, — тебе же не приснится такое в дурном сне, а? — Он не видит дурных снов, — сообщила Астор, как будто всем, за исключением безнадежно умственно отсталых, это должно быть известно. — Он вообще никаких снов не видит. — Приятно узнать. — Я и сам почти никогда не видел снов, и мне почему-то казалось существенным иметь как можно больше общего с Коди. Но Рита смотрела по-другому: — Астор, детка, не говори глупостей! Конечно Коди видит сны. Все видят сны. — Я нет, — подтвердил Коди. Теперь уже он не только противостоял нам обоим, но и одновременно практически бил собственный рекорд разговорчивости. Хотя у меня и нет сердца, за исключением циркуляционных назначений, мальчик вызывал во мне восхищение, хотелось встать на его сторону. — Тебе во благо, — сказал я. — Так держать! Сны очень переоценивают. Они мешают ночью хорошенько выспаться. — Декстер, уймись! — встряла Рита. — Не думаю, что нам следует поощрять это. — Разумеется, следует! — возразил я, подмигивая Коди. — Он же выказывает пыл, мужество и воображение. — Я — нет, — заявил Коди, и я был совершенно заворожен его словоизвержением. — Конечно нет, — обратился я к нему, понижая голос. — Только мы не должны говорить такого вашей маме, а не то она разволнуется. — Да полно вам, бога ради! — воскликнула Рита. — Сил у меня на вас двоих нет. Дети, марш из дому играть! — Мы хочим играть с Декстером, — надулась Астор. — Несколько минут — и я с вами, — пообещал я. — Уж поторопись, — мрачно отозвалась она. Дети скрылись в коридоре, ведущем к задней двери, и после их ухода я вздохнул с облегчением, радуясь, что на время злобные и необоснованные нападки на меня прекращены. Конечно, мне следовало соображать получше. — Иди-ка сюда, — произнесла Рита и за руку подвела меня к дивану. — Винс недавно звонил, — сообщила она, усаживаясь среди подушек. — Да ну? — бросил я, и внезапно меня охватило острое ощущение опасности, когда подумал, что он мог Рите наболтать. — И что сказал? Рита покачала головой: — Говорил очень таинственно. Просил поставить его в известность сразу, как только мы обсудим это. А когда спросила, что обсудим, он не ответил. Сказал только, что ты сам расскажешь.