— Спасибо, Дэвид, — только и успела сказать я, но он уже положил трубку — действительно занятой человек. * * * Через тридцать пять минут я парковала машину на стоянке около клиники доктора Дарсона, которая спряталась на тихой улочке в центре города. Двухэтажное здание было едва различимо за стеной очень густых, по-моему, голубых елей. Стоянка была заполнена машинами, и мне с трудом удалось найти место рядом с зарезервированной для сотрудников парковкой. Я осторожно втиснула свой «Додж» рядом с блестящим «Ягуаром» серебристого цвета. Холл клиники был выдержан в кофейных тонах. На столах и тумбочках стояли вазы с коричневатыми хризантемами, на стенах висело несколько абстрактных фотографий или картин, и откуда-то доносились едва уловимые звуки фортепиано. Не успела я войти, как ко мне подошла девушка, поинтересовалась, не Дженни ли я, взяла мой плащ и проводила в небольшую комнату, уже в тонах бордовых, с мягкой кожаной мебелью и кофейным столиком, на котором уже стояли две чашки и какое-то замысловатое печенье в изящной вазочке. — Доктор Дарсон сейчас подойдет, — сообщила девушка, потом она поинтересовалась, буду ли я пить чай или кофе. Я было отказалась, но тут вошел, скорее, ворвался в комнату высокий светловолосый мужчина в добротном вельветовом пиджаке и, услышав мой отказ, тут же перебил: — Что Вы, что Вы, Дженни. Ни в коем случае не отпущу Вас без чашки чая. Вся Америка пьет кофе, а я сторонник чая и, поверьте, знаю в нем толк. Если не возражаете, угощу Вас таким сортом, какого Вы точно никогда не пробовали!. Я не возражала, и он попросил девушку заварить чай. — Здравствуйте еще раз, — протянул он мне руку, когда девушка вышла. — Я — Дэвид, Дэвид Дарсон. А Вы — Дженни, сыщик, как я понимаю. Очень рад с Вами познакомиться, но хочу Вас сразу предупредить, что день у меня расписан, и у нас с Вами полчаса. На чаепитие, — подмигнул он. Я не знала, всегда ли доктор такой приветливый и гостеприимный, но у меня камень с души свалился, поскольку хозяин такой дорогой клиники вполне мог оказаться снобом. — Я поняла, доктор. — Дэвид и только Дэвид, — снова перебил он. — Конечно, Дэвид. Расскажите мне о Джине Лойсли, пожалуйста. — Да, Вы знаете, особо рассказывать нечего. Они с Грегом были здоровыми людьми, несколько раз приходили на профилактические осмотры, пару раз лечились от гриппа. Тут и врачебную тайну никакую скрывать не надо — здоровые люди. — А Вы поддерживали дружеские отношения? Вошла девушка с подносом и разлила чай. Около меня она поставила сахарницу и блюдце с лимоном. Доктор начал было говорить о чае, потом сам себя остановил и извинился: — Простите, я отвлекся. Так вот про дружбу. Видите ли, Дженни, в медицине сейчас очень тесно. Клиника у нас очень хорошая, но это не значит, что мы вне конкуренции. И поэтому, когда ко мне приходит пациент или клиент, как угодно его называйте, я делаю все возможное, чтобы расположить его к себе, вплоть до того, что создаю иллюзию дружеского, почти братского, отношения. Многие на это клюют. Мне не очень ловко Вам это все рассказывать, но, хотелось, чтобы Вы правильно меня поняли. Многие наши пациенты могут сказать Вам, что они со мной на дружеской ноге, что совершенно не соответствует действительности. Ну, Вы меня понимаете, — он посмотрел на меня. Мне показалось, что он смущен, но, наверное, только показалось — его почти василькового цвета глаза смотрели прямо и довольно холодно. «Зачем он пригласил меня?» — мелькнуло в голове. «Ведь вполне мог отшить по телефону и сказать, что ничего не знает о семействе Лойсли. И я бы не стала настаивать. Высший свет мне не по зубам.» — Хорошо, давайте про факты. Я знаю, что Вы порекомендовали Джине доктора Джонсона как пластического хирурга. Вы думаете Лойсли могли себе позволить такие расходы? — Не уверен. То есть, они вполне могли у нас наблюдаться, со своей страховкой особенно, но пластику страховка не покрывает, а, насколько я мог судить, расходы на модного хирурга для них были бы слишком большими, поэтому, когда Джина пришла ко мне, я порекомендовал ей обратиться к Роберту. Он хороший хирург, но дела у него сейчас идут неважно, а цены — разумные. — То есть, по-Вашему мнению, пластика была им не по карману? — Я не могу так говорить. Ведь сейчас любой может взять кредит и выплачивать его потихоньку. И потом, я ведь не знаю о какой сумме идет речь. Как Вам чай? — поинтересовался он. — Я заметил, что Вы не положили ни сахара, ни лимона — очень правильно, но я опять отвлекся. — Спасибо, чай — чудо. А сына Лойсли Вы тоже лечили? — Сына? Нет, никогда его даже не видел. Впрочем, я знаю, что у них есть сын, но живет он где-то в Небраске. Не спрашивайте, откуда знаю — не помню. — В Брукингсе. — О, простите, ошибся. У меня много пациентов. — Его нашли зарезанным в среду утром. — Какой ужас! Бедный Грег. Ведь Том — его единственный сын. Его ведь Томом зовут? То есть звали, — он вопросительно посмотрел на меня и тут же продолжил: — И Грега обвиняют и в убийстве сына тоже? — Нет пока. Полиция не связывает эти два убийства. Пока не связывает, — добавила я. — Боюсь, это будет громкий процесс, — заключил доктор. — Может быть. Дэвид, а почему Вы пригласили Джину к себе на вечеринку? — Когда? — он с удивлением посмотрел на меня. — Десятого октября. У Вас был большой прием. Доктор Джонсон тоже там был. — А, десятое октября, — он мельком взглянул на часы. — Видите ли, мой тесть — очень влиятельный и своенравный человек. Он настаивает, чтобы мы с женой жили с ним, он вмешивается почти во все наши дела, однако, при этом вся семья от него без ума, но раза два в год, когда он уезжает на охоту куда-нибудь в экзотические места, мы устраиваем вечеринки, которые при нем никогда бы не прошли. Мы зовем кучи гостей. Я приглашаю обычно нескольких пациентов, которые посетили клинику в течение недели перед вечеринкой. Так что, видимо, Лойсли оказались в их числе. — Но была только Джина. Без Грега. — Ну тут уж я ничего объяснить не могу. Приглашение было направлено мистеру и миссис Лойсли. Боюсь, что не сильно Вам помог, но если у Вас еще появятся ко мне вопросы — звоните. Я предупрежу в регистратуре, и, потом, у Вас же есть номер моего мобильного. Откуда он у Вас, кстати? — Из распечатки звонков Джины. — А, действительно, я дал ей этот номер, когда мы договаривались о пластике, — он встал. — Извините, мне нужно идти. Очень рад был с Вами познакомиться. Вы не торопитесь, допивайте чай. Всего хорошего и, если Вам понравилась наша клиника, милости просим, — он снова широко улыбнулся и ушел. Я не стала допивать чай, а пошла искать выход. Впрочем, девушка уже ждала меня в конце коридора. Она отдала мне плащ, поблагодарила за посещение и вручила какие-то проспекты. Я вышла. Накрапывал дождь. До ланча с инспектором Норманом оставалось еще почти два часа, и я решила поехать домой, чтобы покопаться в интернете и найти что-нибудь про доктора Дарсона. Как обычно, дельная мысль пришла ко мне с запозданием: доктор был женат на дочери одного из самых богатых людей штата, следовательно, он вполне мог быть героем всяких публикаций. Когда я подъехала к лавке, шел уже довольно сильный дождь. Кот распластался около батареи, Алик сидел за прилавком в кресле и читал. — Ты где кресло взял? В кабинете? — Простите, я сейчас отнесу. На стуле неудобно, — в отличие от докторских, глаза у Алика были живые. «Ну нельзя же подозревать человека только лишь потому, что мне выражение его глаз не понравилось,» — в очередной раз одернула я себя, а вслух сказала: — Не надо ничего относить. Надо кресло купить, но это следующий проект — на выходные. И еще чай. — А чай зачем? У Вас есть, — сообщил Алик. — Где? — На кухне, в банке. Только он, наверное, уже старый. — Наверное. Надо свежего купить. Если тебе не трудно, начинай составлять список, — распорядилась я и пошла в кабинет. Мне вдруг пришла в голову одна мысль — после убийства Тома Лойсли полиция, по идее, должна была выяснить, кто его родители и сообщить им о случившемся. Почему же тогда никто не позвонил Грегу? Или Шона, которая, безусловно, узнала об убийстве друга-жениха первой, соврала полиции или не сказала всей правды, поэтому-то они и решили, что сообщать некому. Но тогда, почему она мне почти сразу же призналась, что знала даже об убийстве Джины? Видимо, во-первых, потому, что я ей сказала, что Грег оставил сообщение на автоответчике, которое она вряд ли не слышала, а, во-вторых, перед встречей со мной она консультировалась с Крисом и, возможно, это он, по каким-то неизвестным мне причинам или причине, посоветовал Шоне сказать мне чуть больше, чем она рассказала полиции. И все-таки, почему полиция не связалась с Грегом? Это был вопрос для инспектора Нормана. Для одного ланча у меня накопилось для него слишком много вопросов и просьб, но я аккуратно записала все на листке бумаги — сумку с блокнотом и пистолетом я опять забыла в машине. Потом я включила компьютер, проверила почту, и, не найдя там ничего нового, приступила к поиску информации о докторе Дэвиде Дарсоне и Кэти, фамилию которой я, разумеется, забыла выяснить у Джонсонов. Покопавшись в архивах местных газет, я ничего не нашла, кроме рекламы клиники доктора, и тогда набрала номер Эми. — Эми, доброе утро! Это Дженни. — Здравствуйте, — голос у нее был невеселый. — Эми, не подскажете девичью фамилию Кэти, жены доктора Дарсона? — Олсен. Кэти Олсен. — Спасибо. А не знаете, когда они поженились? — Года три или четыре назад. — Спасибо большое. Извините за беспокойство. — Не за что, — и она положила трубку. Запустив поиск на Олсенов, я нашла только то, что старик Олсен занимался строительством, благотворительностью и был членом ассоциации охотников. Абсолютно ничего подозрительного. Я поплелась на кухню сварить себе кофе и, когда кофе был готов, позвала Алика. — Закрой лавку на полчаса. Все равно в такую погоду никто не придет, — сказала я, подходя к окну. Дождь продолжал лить, а, дувший с севера ветер яростно срывал оставшиеся на деревьях листья. — Нет, давайте я лучше сюда кофе принесу, — возразил Алик, и принес чашки. Мы пили кофе, разговаривали. Алик рассказывал как в детстве ему старший двоюродный брат сказал, что если он будет пить больше кофе, то в конце концов у него волосы и глаза сделаются такого же цвета, что и у всей семьи. Дело в том, что отец Алика — турок, а мать — русская, но тоже со жгуче-черными волосами, и, по какой-то одной Природе ведомой причине, Алик, в отличие от остальных детей (а их в семье было трое), родился с русыми волосами и светло-коричневыми глазами. Алика дразнили, тем, что он был не в масть семьи, вот сердобольный братишка и предложил ему кофейный вариант. — Хорошо, что бабушка во-время узнала, а то, кто его знает, чтобы со мной было. Я по пол-банки в чашку высыпал и сахара пол-сахарницы, чтобы не горько было, — он рассмеялся. — Алик, ты гений, — у меня перехватило дыхание. Том Лойсли, по-словам Линн был блондином, в мать, а у Грега были почти черные волосы. Я не большой знаток генетики, но, по-моему, черные волосы являются признаком доминантным. Впрочем, по разному бывает, но проверить, был ли Грег Лойсли родным отцом Тома следовало бы. Но как? «Опять придется обращаться к инспектору Норману,» — подумала я. Больше мне дельных мыслей в голову не пришло, и в начале первого, я отправилась на ланч с инспектором. Мы сидели вдвоем в небольшом кафе на Мэйн стрит. Инспектор сообщил мне, что Грегу Лойсли предъявлено обвинение в убийстве жены и медсестры и, что судебные слушания скоро будут назначены. — Норман, — начала я. — Вы знаете, что в ночь со вторника на среду был убит сын Джины и Грега Лойсли Том? — Здесь, в Су-Фолсе? — инспектор вытаращил на меня глаза. — Нет, в Брукингсе, на стоянке возле дома, где он снимал квартиру вместе со своей невестой. Я рассказала инспектору про заметку из газеты и о моем разговоре с Шоной. Он внимательно слушал, потом достал блокнот и сделал там несколько записей. — Дженни, вообще-то я не собирался с Вами обсуждать расследование уже закрытого дела, — он улыбнулся. — Догадываюсь, инспектор, но Вы согласны, что еще одно убийство несколько меняет дело. Я была довольна собой. — Согласен, — инспектор почесал подбородок, потом отодвинул тарелку в сторону, положил блокнот перед собой и потребовал: