— Ладно, это все из области догадок. Вас, как я понимаю, интересуют факты. — Да. Факты меня действительно интересовали, но я не могла в лоб спросить его, не он ли является настоящим отцом Тома. Я поняла, что не готова задать ему ни одного вопроса — все, что меня интересовало касалось его самого — прошлого, отношений, если таковые были, с Джиной, и тому подобное. Профессор внимательно смотрел на меня и ждал. — Извините, профессор, Вы знали Джину Лойсли раньше, до того, как они переехали в Су-Фолс с Грегом? Он удивленно поднял брови: — Нет, я же уже сказал Вам, что вообще толком не был с ней знаком. — А не знаете, кто-нибудь из сотрудников был знаком с ней раньше? — Почему Вы спрашиваете? — Потому, что смерть Джины, как мне кажется, связана с ее прошлым, а не настоящим. И я пытаюсь найти кого-то, с кем она была знакома раньше. Грег — не родной отец Тома. А если убиты мать и сын, то, скорее всего, это семейное дело. Вот только, кто из семьи? У меня есть серьезные подозрения, что убийца — родной отец Тома. — Так почему Вы не спросите меня, не я ли этот самый отец? — Потому, что, если Вы и отец, то честно мне все равно не ответите. — Вы правы, особенно, если я — этот самый отец-убийца. Но я — не отец Тома. — Так не создалось у Вас впечатления, что кто-то из Ваших коллег мог знать Джину в молодости? — Нет. Даже мысль такая в голову не приходила. — А что Вы делали вечером в понедельник, прошлый понедельник? — Дайте подумать. В прошлый понедельник я уезжал на конференцию в Чикаго. Собственно, мы уезжали вместе с моим молодым коллегой — Джозефом Снейком. Значит, ее убили в прошлый понедельник. Постойте, — он вдруг поднял указательный палец. — Я в тот понедельник видел Джину. У меня аж дух перехватило: — Где? — В китайском ресторанчике на 8-й улице. — А когда? — Часов в пять, наверное. Я заехал туда по дороге в аэропорт. Моя жена, знаете ли, накануне уехала навестить сестру в Брэндоне. — Джина была одна? — Нет, но я не видел ее собеседника — он сидел ко мне спиной, да еще спинка дивана закрывала его почти полностью, но это был не Грег. Абсолютно точно. — Вы его узнали? — Нет. Да я и не присматривался сильно. Во-первых, торопился, а, во-вторых, меня занимала другая проблема в тот вечер. — Какая, если не секрет? — Да не секрет. Я забыл выполнить пару поручений жены, а когда увидел Джину, вспомнил и стал думать, как бы все уладить. — Как она вела себя с тем мужчиной? — Говорю же Вам, я не приглядывался, но, пожалуй, это было не похоже на свидание, да и место не совсем подходящее для романтических встреч. — А поточнее время сказать не сможете? — Пять или самое начало шестого. У меня самолет был в шесть тридцать — я помню, что торопился. — А, если бы Вы встретили того мужчину, собеседника Джины, Вы бы смогли его узнать? — Не знаю, — он чуть задумался. — Нет, не уверен. Больше я ничего от него не добилась. Напоследок спросила, как связаться с Робертом Холлом и узнала, что Роберт мог быть в компьютерном классе. — Только, пожалуйста, не говорите ему, что это я Вам сказал. — Хорошо, не скажу, если Вы объясните как найти этот класс. Оливер нарисовал план этажа и показал, в какую сторону идти. Я уже почти добралась до класса, когда у меня зазвонил мобильник. Это был адвокат назначенный Грегу, вернее, адвокатесса. Ее звали Дженифер, и она предложила встретиться. — Конечно, Дженифер. Можете подъехать ко мне в лавку через час? Она ответила, что сможет, проворковала «До встречи» и отключилась. Роберта Холла я узнала сразу. Он был точь-в точь как на фотографии на сайте университета, по-моему, даже галстук был тот же — красный с синими то ли цветами, то ли узорами. Он был не очень рад меня видеть и заявил, после того, как я представилась, что обычно о встречах договариваются заранее. — Я пыталась, — сказала я без эмоций в голосе. — Но не застала Вас, а здесь я потому, что мне нужно было посмотреть кое-какие бумаги из бухгалтерии. Он насторожился: — Причем здесь бумаги? — Я же объяснила Вам, что речь идет о расследовании трех убийств — каждая, даже несущественная на первый взгляд мелочь, может оказаться полезной. — Ну хорошо, спрашивайте, — он оторвался от компьютера и указал мне на соседний стул. Я села и стала задавать ему те же вопросы, что Оливеру. Ничего нового Холл мне не рассказал. Джину он видел раза два на вечеринках университета, но обычно он появляется на таких, по его словам, сборищах ненадолго, поэтому запомнил ее плохо и ни разу с ней не разговаривал. О том, что у Грега был сын, он вообще впервые услышал от меня. Он ничего не знал об отношениях Грега и Лауры, но вполне допускал, что такие отношения могли существовать потому, что Лаура работала у него, Холла, а потом уволилась и пошла работать к Грегу в контору, и обо всем об этом он уже рассказал полиции. О Греге, как об ученом, он был не очень высокого мнения. Про конфликт Снейка и Грега он знал, но заявил, что это сугубо их внутри факультетские дела, и он не собирается их со мной обсуждать. Алиби у него было хорошее — в тот понедельник был день рождения его дочери и они всей семьей ходили в боулинг и играли до одиннадцати вечера. — Боулинг — это ее страсть, — впервые у него в голосе появились человеческие нотки. Зацепиться было не за что, но меня не покидало чувство, что упоминание о бухгалтерии и бумагах было ему неприятно и, напоследок, я задала вопрос о том, продолжал ли Грег сотрудничать с университетом и лабораторией после того, как открыл собственное дело. — Вы же сказали, что были в бухгалтерии, — довольно резко сказал Холл. — Вот и пользуйтесь той информацией, что получили оттуда. Со мной он не работал. Холл снова повернулся к компьютеру, давая понять, что разговор окончен. Я хотела вернуться в офис Оливера, но встретила его, уже в плаще и с портфелем на лестнице. Он сказал, что торопится, но может ответить на вопросы, если я провожу его до машины. Вопрос у меня был только один: — Скажите, Грег продолжал поддерживать связи — деловые или дружеские — с кем-нибудь из сотрудников? — Дружеские — нет, а что касается исследований, то у нас есть грант. И он вкратце объяснил мне, что грант на изучение каких-то там свойств каких-то соединений был выигран за год до того, как Грег открыл свое дело, но, поскольку он был одним из ключевых исполнителей, то продолжал работать по гранту, уже уволившись из университета. — То есть, он за это получал деньги? — Ну, разумеется, получал. — А Вы тоже принимаете участие в работе? — Я — нет, то есть я привлекался как аналитик, но в основном списке исполнителей меня нет. Он был, очевидно, обижен. И сдавалось мне, что этом небольшом коллективчике бушевали нешуточные страсти. Я только пока не могла разобраться, имели ли они отношение к моему делу или нет. Скорее всего, не имели. — Скажите, профессор, а кто-нибудь из сотрудников Вашего факультета смог бы выложить сумму порядка двадцати тысяч долларов ну, скажем, на пластическую операцию для жены? — вопрос я, конечно, сформулировала не очень, но как уж вышло. Он с удивлением на меня посмотрел. — Смотря, какая операция. Последствия ожогов или еще чего-нибудь такого… А причем здесь это? — Нет, простая операция по омоложению лица. Поверьте, это связано с убийствами. — Не хотите ли Вы сказать, что Грег пожалел Джине двадцать тысяч? Абсурд. — Почему? — Во-первых, это, по сути, стоимость машины, то есть четыреста долларов в месяц на четыре года, а, во-вторых, не нужна была ей никакая операция. — А есть на факультете люди, способные тут же выложить такую сумму? — Вы задаете достаточно интересные вопросы, но, учитывая ситуацию, отвечу — скорее, нет. Хотя, может, Холл — у него все время гранты, но не уверен. Все. Извините, мне надо ехать. Мы подошли к его машине — красивый новенький «Хаммер». Профессор пожелал мне успехов в расследовании, сказал, что всегда готов ответить на вопросы, даже слегка, с его точки зрения, странноватые, если это поможет «бедняге Грегу», забрался в автомобиль и поехал. Я посмотрела на часы: до встречи с адвокатом оставалось четверть часа, то есть со Снейком, даже если он на работе, мне уже не поговорить.