Мы помолчали. — Так Вы беретесь? Здравый смысл шепнул мне, что надо немедленно отказаться. Однако вместо твердого «нет», я попросила ее рассказать подробно о том дне, вернее, раннем утре, когда была убита Паула. Лора вздохнула, расстегнула сумочку и достала носовой платок. Я спросила, не нужно ли ей воды, но она отказалась. — Кофе? Она покачала головой. — Я больше не пью кофе. И начала рассказывать. — Мама позвонила накануне вечером и пожаловалась, что у нее окончательно сели батарейки в пульте, которым она управляет телевизором и музыкальным центром. Она очень любит музыку слушать. — Лора вздохнула и поправилась. — То есть, любила. На машине она вечером вообще не ездит, а сейчас еще и гололед, поэтому она старается выезжать раз в неделю. Если что-то срочно нужно, то звонит мне. Звонила. Она на минутку замолчала, и мне показалось, что она вот-вот расплачется, но я ошиблась. Лора встала, попросила разрешения снять шубку, бросила ее на спинку стула у входа, снова села и продолжила: — В тот вечер мы с Жилем собирались в гости, и мне нужно было привести себя в порядок и чуть-чуть отдохнуть. Я пообещала ей, что батарейки завезу на следующий день. На том и расстались. Она снова замолчала. — А как получилось, что батарейки повез Жиль, да еще ни свет, ни заря? — Перед тем, как ехать в гости, он обнаружил, что порвался шнурок на ботинке, поэтому мы заехали в молл. Жиль пошел за шнурками, а я — за батарейками. Он еще удивился и спросил, зачем мне батарейки, я объяснила, а он тут же вызвался завести их маме утром и вставить в пульт. Мама все равно вставала рано. Вот и все. Мы вместе купили батарейки, он положил их в карман и на следующее утро повез маме. — Он не положил их в бардачок? — Нет, мы ездили на моей машине. — Кто-нибудь знал, что Жиль собирался заехать к Пауле утром? Она покачала головой. — Не думаю. Это такая мелочь, о ней даже и говорить не стоило. — Лора, Паула позвонила мне в то утро, шепнула в трубку, что знает, кто убил Креченскую и попросила срочно приехать. Она была очень осторожна и, когда я в первый раз приехала с ней поговорить, то даже не открыла мне дверь, а немедленно вызвала полицию. — Правда? Ну мама дает! — в первый раз улыбнулась Лора. — Кого еще, кроме Жиля, она могла впустить в дом? — Ну, не знаю. У нее и не бывало никого. Как-то предложили, чтобы раз или два в неделю кто-нибудь приходил и убирал, но она наотрез отказалась. — Как же она справлялась? — А никак. Раз или два в год вызывала кого-то, и они ей часа за два или три делали генеральную уборку. — И когда в последний раз это было? — Летом. — Вы разговаривали с Жилем после ареста? — Нет, меня к нему не пустили. — А с Жульеном? — Нет, у нас с ним непростые отношения. — А кто еще есть из родственников? — У них большая семья, — протянула она и замолчала. — Вы с ними общаетесь? Она покачала головой. — Нет, Жиль иногда заезжает к своей матери, но без меня. У нее слишком чопорно, что ли. Я не люблю там бывать. — У Жиля есть враги? — Так Вы возьметесь ему помогать? — встрепенулась Лора. — Не знаю. Расскажите мне пока про его дела. — Да я ничего и не знаю. Я никогда не интересовалась его делами. — А почему они с братом не общаются? — Насколько я поняла, они друг друга еще с детства не переваривали. У них разница в восемь лет, так что особой близости и быть не могло. — А кто старше? — перебила я. — Жульен. Он потому и бесился, что по завещанию отца должен был ждать, пока не подрастет и не выучится Жиль, чтобы вдвоем вести дела. — И долго Жульену пришлось ждать? — Прилично. Жиль не спешил. — А кто занимался делами пока Жиль взрослел? — Жульен и занимался, но конторой не владел, все доходы уходили матери, а Жульен был наемным работником. — Как-то все странно. — Немного. Они еще та семейка. Жульен работал в конторе отца наряду с другими адвокатами за зарплату и гонорары. Дохода он не получал, собственником конторы не был. — То есть, собственником он мог стать только в случае, если Жиль согласится заняться делами конторы? Она кивнула. — И когда они стали работать вместе? — Четыре года назад. — Но ведь у адвокатов и без того неплохие доходы. Почему Жульен так нервничал? — Амбиции, — отрезала Лора. — Он хотел быть хозяином. — А почему, когда стал, то переехал куда-то на задворки? — Потому, что как только он начал хозяйничать, контора тут же сдулась. Жульен не мог ни с клиентами, ни с персоналом ужиться. Жиль предложил разъехаться, однако вывеску пришлось оставить старую, опять же из-за завещания. — И что? Дела наладились? — Немного. Правда, былых доходов и положения уже нет, но, в целом, жить можно. Я хотела спросить ее, почему Жиль продал дом, но постеснялась и снова спросила про врагов. — Да какие у него могут быть враги? — удивилась Лора. — Да и вообще, сейчас даже если и враг или недоброжелатель, то не под убийство же подставлять. — А, в случае, если Жиля…, - я запнулась. — Посадят, — подсказала мне Лора с горькой усмешкой. — Да, предположим. Кто от этого выиграет? Кому достанется его дело или, вернее, его контора, клиенты? — Трудно сказать. Мы с ним официально разведены, поэтому я ни на что даже претендовать не могу, да и не стала бы. Клиентура, может быть, и перешла бы к Жульену, но сказать трудно. Даже в нашем небольшом городе достаточно адвокатов и нотариусов. — То есть, Жульен может оказаться в выигрыше? — Я не знаю, — вздохнула она. — Мы не очень дружны — это правда, да и с Жилем они не ладили, но подставлять Жиля, да еще таким диким способом. Нет, Жульен здесь не при чем. И, потом, хоть они и сидят в разных углах, фирма-то у них одна. Зачем марать репутацию? Других доходов у Жульена нет. — А клиенты? Может, у него был кто-нибудь, кому он насолил? — Да что Вы? Он же не занимается уголовными делами. Так, сделки, консультации. — Так, может, кого-то не так проконсультировал?