— Ну? — Что — ну? Кто теперь платить будет? Что у нас — детский сад? — Отгребись. — Не понял. — Командир хренов… тебе в задницу. — Жаль. — Голос Чистякова вдруг стал спокойным и ровным, как у человека, окончательно уверившегося в правильности принятого решения. — У тебя был шанс. Шейн бросил на рычаг трубку, выпил водки и, откинувшись на спинку стула, окунулся в тревожную полудрему… — Хозяин! Эй, хозяин! — Шейн с трудом разлепил глаза. Поразила тишина — матово отсвечивал дымчатый телеэкран, молчал магнитофон. Не играли привычные индикаторы видика. — Свет перегорел — даже кофеварку не включить. И плита, как назло, электрическая… — Шейн узнал доносящийся из прихожей басок Эдика Бернатаса, бойца из молодых, недавно принятого в дело, но уже отличившегося жестокостью и честолюбием. Когда же он появился — вроде с вечера не было? — Так где у тебя пробки, хозяин? Ни черта не разобрать! — Иду… Ох — наберут детей на флот — ни нырять, ни плавать! …Меньше чем через два часа сероватый от усталости, уже почти сменившийся с дежурства врач «неотложки» с профессиональной безучастностью отвечал на вопросы жалкой и помятой кучки шеинских гостей. — Ну а все-таки, доктор? — Что? A-а… Нет, ничего уже сделать было нельзя. Пил много, сердце — ни к черту, без вскрытия видно. Этой ночью употребил от души, царствие ему небесное… Ну и полез под напряжение… Спьяну. — Спасибо, доктор, — несколько купюр скользнули в карман несвежего халата. — Да не стоит… Все под Богом ходим. Дело случая. — Хлопнула дверь, и машина с красным крестом скрылась за лесным поворотом. Чистяков посторонился, прижавшись к леерам — по палубе проходили двое мужчин в морской форме. Один из них, капитан, его в первый вечер круиза представлял старший пассажирский помощник, что-то хмуро говорил бородачу с трубкой. — Я лучше центнер дерьма возьму в рейс для балласта — вони меньше и по судну не болтается! — Не скажите… Офицеры безопасности на всех флотах есть. — Те два сержанта милицейских — от них хоть какой-то толк, а эти дармоеды… Моряки прошли. Чистяков посмотрел им вслед и поднял воротник джинсовой куртки; сентябрь на Балтике — время зябкое. Внизу, в нескольких метрах под ногами, теснились барашками мраморно-свинцовые волны. На прогулочной же палубе качка почти не ощущалась. — Вам нравится? — Рядом с Игорем стоял рыжий веснушчатый недоросль, высокий и нескладный. — Допустим. — Вы романтик? Нет? А я — романтик. — Рыжий сказал это как-то так, что Чистяков сразу понял — игрой в наив или рисовкой тут и не пахнет. — Я в Литературный поступал, завалился — перекинул документы в Высшую мореходку. — Здесь что — на практике? — Ага. После третьего. Последний рейс. — Стихи пишешь? Почитай. — Сейчас. Вот… Про Португалию. Страна полуденного зноя, С ума сводящей духоты, Страна поющего прибоя, Страна церквей и нищеты. А еще мы в Швецию ходили: Столетия без войн и без нашествий, Столетия без боли, ран и мук… Она стоит богатою невестой, Чуть свысока глядящей на подруг… — Во всяком случае — оригинально. Что-то вроде эпиграммы на страну? — У меня еще много написано. Про Север, про любовь… А вы бизнесмен? Да? Богатый? — Ну… не бедный, скажем так. — Бедные в круизы не ходят! Это точно. Слушайте, будьте у меня спонсором! А? Я хочу книжку издать… Вы оплатите — это совсем немного — и в истории останетесь… Вместе прославимся, а когда я разбогатею — верну деньги с процентами! А? — Ну ты даешь! Подумать надо… — Конечно-конечно! Я вам потом еще стихи почитаю. И прозу. И еще… Вы же за границей машину покупать будете? Ведь будете? — Допустим. — Вот! Вы за ее перевозку обязаны в валюте заплатить, так? А нам, членам экипажа — бесплатно. Поняли? Оформляем на меня, дома — передаю вам по дарственной… Экономия валюты — шквал! Почти в расчете. — Сам придумал, романтик? — Сам. Лично. — Молодец. Начинаешь мне нравиться… Ладно, иди. Подумаем… — В общем — не скудеет талантами земля русская! — под дружный хохот собравшихся закончил рассказ о встрече на палубе Чистяков. — Скажете тоже, босс! — Щуплый востроглазый мужчина, одетый дорого и щеголевато — слишком дорого и слишком щеголевато, — подобострастно подал Игорю блюдце с солеными орешками: — Прошу! — А может… Не думаете? — Красивое породистое лицо сидевшей у иллюминатора девушки приняло постоянное, уже привычное ко всему брезгливо-настороженное выражение. — Посмотрим. — Чистяков уже жалел, что начал разговор с такого легкомысленного рассказа; для руководителя любой сферы и любого уровня главное — держать дистанцию. — Давайте к делу. Готовы? — Мои девочки — в порядке. Условия знают… Профнепригодных нет. — Проблем не будет? — Вы давайте фронт работ обеспечивайте! Клиентуру. Остальное — моя забота. — Ладушки. — Чистякову всегда было приятно и просто работать с Ирой Правшиной. Еще с тех времен, когда он начинал на Морском под бригадирством Строганова, а Ирина готовила женские кадры для иностранцев… Дочь одного из крупнейших преступных авторитетов города, да и республики, одним из ярчайших воспоминаний дошкольного детства которой был обыск «по валюте» и спрятанные под маечку бриллианты, она полагалась на себя и никому не доверяла. С радикализмом молодости она пыталась жить по воровским понятиям — никого не жалела и пощады не просила. — Эй, Иринушка! — хихикнул востроглазый. — Деловая… А женщина вообще должна ощущаться — как нечто мягкое и теплое. Нет? — Трепло. — Прекратите… У тебя что, Виталий? — Из разномастной кучи пассажиров Игоря больше всего беспокоили те, кто входил в команду Виталия Долгого, профессионального вора, виртуоза и подхалима. Двадцать семь жуликов — карманники, специалисты по супермаркетам, переквалифицировавшиеся наперсточники… — Нормально… в общем. — Смотри, чтоб не спились! — Стараемся. — Карты? — Отнимаю. Как в пионерском лагере! Разве ж уследишь? Да и вообще — в падлу. Я ж не вертухай на зоне, так? — Дело твое. Если что — головой ответишь. — Чистяков повернулся к хмурому лобастому детине, молча цедившему из банки пиво. — Как менты?