— Бесполезно… — прогудел демон. Он вновь вонзил посох перед собой и произнес что-то такое, от чего у Дума из ушей потекла кровь. Не от силы, которая была заключена в древнейшем из языков, на котором говорили ангелы и демоны, язык чистейшей магии, а от самих слов — столь чуждых слуху смертного. Что-то такое закружилось вокруг фигуры в балахоне. Что-то, что вселяло ужас даже в душу черного мага, видевшего в своей жизни такое, отчего другие превращаются в немых безумцев. И это что-то, с жадностью голодного упыря, поглотило магию Дума. Оно пожрало тьму, которая исчезла в «его» чреве, как дешевая закуска. Оно уничтожило нити хаоса, порвав его на лепестки невидимого пламени. Лед обернулся испарившейся водой, чей пар смешался с парами ртути. А огонь угас, обернувшись чем-то даже более холодным, чем недавний лед. — Ты… силен… но… недостаточно… Жуткая воронка, в которой смешались очертания всего самого ужасного, что только может увидеть глаз человека, исчезла. На её месте вновь стоял демон в балахоне. С его рук сорвалась красная лента. Она ударила Алекса по груди и того отшвырнуло на несколько метров и, протащив по горячему полу, ударило о противоположную стену. Крик боли сорвался с его разбитых губ. Кровь струйкой потекла изо рта и, куда резвее, она побежала из рассеченной груди. Глупо было предполагать, что у поединке магического искусства один на один, он сможет одолеть демона-колдуна. Будь тот хоть в десять раз слабее, а Алекс в десять раз сильнее, на стороне убийцы из самой бездны целые эоны опыта. Этот демон бился магией еще в те времена, когда еще не существовало не то, что Земли, а самой Солнечной Системы и, может быть, Млечного Пути. Причем бился он с противниками куда могущественнее и опаснее, чем какой-то человек. — А знаешь, что изобрели с тех времен? — приняв полу-лежачее положение, Алекс оперся спиной о стену. Он, говоря так, будто продолжая собственные мысли, щелкнул пальцами. Те малые крупицы магии, что остались в его источнике, исчезли, давай рождение трем мутным пеленам. Каждая из них окутала свою цель. Грибовского, едва способного шевелить глазами. Застывшего от ужаса Бромвурда. И, непосредственно, самого Дума. — Это… не остановит… м… — Zippo! — перебил Дум. — И школьный курс физики. Щелкнув зажигалкой, Алекс швырнул её прямо в облако гремучей смеси из ртутного и водяного паров, каменной крошки, металлической стружки и дьявол знает чего еще. Адские колокола… зазвучали в голове Алекса, когда прямо в центре овального, запертого со всех сторон помещения, развернул свои горячие объятья объемный взрыв. Языки безумного пламени мгновенно пожрали весь кислород, который только смогли найти. А когда этого не хватило, то взрывная волна разворошила завал, впуская в помещение все больше пищи для огня и реакции. Один взрыв превратился в череду непрекращающихся вспышек. Взрывные волны одна за другой били по стенам и потолку, пока не слились в единый, мощный порыв. Грохот стоял такой, словно прямо по Алексу ехал поезд метро, в котором играли все самые известные рок-группы былого и настоящего разом. Камни, пламя, пыль, все это смешалось в какой-то невероятной феерии, пока, наконец, не стихло гробовой тишиной. Её лишь изредка нарушало эхо от камня, падающего на другой камень. Дум, с трудом, окровавленными пальцами, протер глаза. Он надеялся увидеть ночное небо и звезды, но… это был Хай-гарден. От смога здесь не было видно даже света из окон седьмого этажа, чего уж там про звезды. Часть пола магазина, служившего прикрытием Бромвурду, обвалилась. Вместе с ней провалилась и крыша лавки. От четырех стен, уцелело лишь две несущих. И, в целом, если смотреть снизу вверх, то вся лавка «Все для охоты и рыбалки» превратилась в какой-то жуткий архитектурный скелет. Стены, с прилипшими к ним кусками пола, торчащие арматуры, свисавшие змеями искрящие провода и вода, льющая в подвал-пещеру из покореженных труб. Где-то вдалеке уже кричали сирены пожарных и полицейских машин. Такое происшествие не стану игнорировать даже в Хай-гардене. — Грибовский? — окликнул Дум. Ответом ему была лишь тишина, эхо от каменных обломков и шум падающей воды. — Грибовский, мать твою за… — Не трогай… мою… маму, — донеслось откуда-то из-под завалов в дальней части подвала. — Ты там как? — Жить… буду… но здесь… крайне… темно. Воздуха… дышать… не видно. Алекс не стал разбираться шутил ли гвардеец или при взрыве защита Алекса дала слабину и эсперу нехило так прилетело по куполу. В данный момент Дума куда больше заботило, как бы это странно ни звучало (особенно учитывая их последнюю встречу) благополучие гнома. — Бромвурд? Эй! Броми? — Тоже… живой, — прозвучало где-то совсем рядом. Алекс облегченно выдохнул. — только… ненадолго. Глава 30 Черный маг, это не тот, кто сцепив зубы, поползет под свистом пуль, когда слева и справа взрываются бомбы, вперед, на передовую, чтобы упасть телом на колючую проволоку и перетащить через неё раненого товарища. Или это из Марвелл?… Впрочем, не важно. Начнем хотя бы с того, что у Черного Мага не может быть товарища. Старик говорил молодому Алексу, что даже самому себе стоящий чародей тьмы (да, он как-то очень странно называл собратьев по цеху и самого себя заодно) не должен верить. А то мало ли чего привидится во время очередного загула по шлюхам с алкоголем и куревом. Или это из биографии Алекса Дума? Впрочем, не важно. Важно то, что Алекс, ползя, под аккомпанемент сирен пожарных и полицейских машин, уворачиваясь от падающих осколков камней той развалюхи, в которую превратилась лавка; по локоть в крови, плазме и воде, в том числе и грязной, чувствовал себе очень странно. И, что самое неприятное для любого черного мага — глупо. Меньше, чем полгода назад, он пообещал, что при следующей встрече прикончит лысого Броми. А теперь, вроде как, полз с совершенно противоположными намерениями. Благо, дополз. И моральная и физическая пытки окончились. Разбрасывая руками (будто смертный, а не высококвалифицированный маг) завалы, Дум, все же, смог отыскать гнома. Тот, подогнув правую ногу под левую, тяжело дыша, сидел прислонившись к стене. Весь в белой, липкой субстанции — пыли, смешанной с водой, ржавчиной и гарью. Правой рукой, он держался за трубу. — Ну… как я? — спросил он свистящим голосом. Будто кто-то пытался разговаривать, когда у него вместо легкий пробитый воздушный шарик. Впрочем, наверное, так оно, в какой-то степени, и было. Из груди гнома торчала труба. Из неё текла мутная, розоватая вода. — В целом — лучше всех, Броми, — улыбнулся Алекс. В отражении в квадратных зрачках гнома он увидел себя. Измазанного той же субстанцией, что покрывала гнома, но, плюс ко всему, с неплохими такими прорехами в некогда белоснежной улыбке. — Пиздишь… — не спрашивал, а утверждал Бромвурд. — Камни и скалы, Алуд, я еще так молод для всего этого дерьма… мне еще только двести с хреном. — Гномьим хреном, — фыркнул Алекс. Он с трудом подтянул свое тело за край стены, о которую и прислонился гном, после чего сел рядом. — маленьким таким хренюшкой. Совсем небольшим. С двумя сморщенными яйчишками. — Иди в жопу, Алуд, — засмеялся гном и тут же зашелся в кашле. Таком жутком, что у Алекса сердце удар пропустило, а у гнома из глаз потекли слезы. — Чернобородый Будут … уже выковал для… меня стальной короб, Алуд. Я чувствую… как он зовет… меня. — Ну ты не торопись, Броми, — подмигнул Дум. Его самого мутило, а реальность так и норовила сорваться в головокружительный пляс. Или даже джигу становиться. — Все будет тип-топ. Сраная джига. Дум не очень любил ирландцев. Пару раз они сильно его отпиз… — Ты зачем… пришел-то? — спросил гном и протянул дрожащую ладонь. — Прикончить… меня? — И за этим тоже, — не стал отрицать Алекс. Он пошарил по тому, что осталось от его пиджака (с этими, адские колокола, приключениями, никакими костюмами не напасешься), скривился от боли (кажется, сломаны пара ребер), и достал бессмертную и бессменную, мятую пачку Kent. Ловким движением пальцев выбив папироску, Дум вложил её в руку гному. Тот, благодарно кивнув, с трудом, но, все же, смог засунуть её между губами. — Подкурить… нечем? — спросил гном.