Часть 8 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что, произошла кража века?
— Представьте себе — да! На балу у князя Вышатова!
Кромов взглянул на меня со смесью удивления и недоверия.
— Вы шутите, друг мой?
— Да что вы! Я совершенно серьёзно! Прошу Вас срочно поехать со мной. У нас в буквальном смысле нет ни минуты. Я все расскажу вам по пути.
Кромов пару секунд смотрел на меня, видимо, размышляя, всерьёз я говорю или нет, потом отложил в сторону газету, молча прошёл в прихожую и снял с вешалки свой форменный мундир.
— Нет, — воскликнул я, — не одевайте фуражку и мундир. Дело неофициальное.
Пётр Михайлович снова посмотрел на меня, потом взял шляпу-котелок, тёмное пальто и последовал за мной.
Через пару минут мы уже ехали в экипаже, и я, стараясь не упустить ни малейшей детали, рассказывал ему о происшествии на балу. Он молча слушал меня, опершись подбородком о набалдашник трости, и лишь когда я сказал, что объектом обожания Бехтерева является княжна Мария Вышатова, Кромов удивленно поднял брови.
— Что вы сказали?
— Когда?
— Только что.
— Что объектом обожания Бехтерева является Мария Вышатова, дочь нашего князя.
— Ах, вот оно как, — задумчиво протянул Кромов, — интересно.
— Что интересно?
— Нет-нет, ничего, продолжайте, я вас внимательно слушаю.
Я закончил свой рассказ как раз в тот момент, когда экипаж подъехал к Набережному дворцу. Мы вышли, и я намеревался войти, однако Кромов остановил меня.
— Прошу вас, Важин, подождите пару минут. Вы прекрасно рассказали суть дела, и в целом картина мне ясна.
Но прежде, чем мы войдём, я хотел бы уточнить некоторые детали.
— Спрашивайте, я готов ответить на любой ваш вопрос.
— Во-первых, мне бы хотелось выяснить отношение князя к этому делу и моему участию в нём. Как я понял, вы чуть ли не силой навязали мои услуги, и князь принял их на своих условиях, то есть полной конфиденциальности?
— Да.
— И, как я понимаю, если бы не ваша настойчивость, то князь Вышатов не согласился бы на расследование?
— Да, это так. Но поймите, князь — человек, дорожащий своей честью и репутацией, и для него это нелёгкий шаг. Для меня, для многих из нас он весьма уважаемый человек, и я прошу вас приложить все свои силы, чтобы помочь ему в этом деле.
— Хорошо. А теперь скажите мне, как вы думаете, что для него важнее: раскрыть преступление или найти алмаз?
— А разве одно не подразумевает другого?
— Возможно, что нет. Например, если мы сейчас зайдём в дом и случайно найдём этот камень, ну, например, в коридоре перед кабинетом, поймите это чисто гипотетическое предположение, будет ли князь полностью доволен таким результатом?
— Ну, естественно! Найти этот алмаз — на данный момент это самое заветное его желание. Но я не совсем понимаю ваш вопрос…
— Я поясню. Потребовал бы он в этом случае продолжения дела, чтобы выяснить все детали случившегося и разоблачить вора?
Я задумался.
— Право не знаю. Наверное, он бы был так рад, что нашли его пропажу, что в первые минуты ни о чем другом бы и не думал, а вот потом.… Потом, возможно, он и не захотел бы, чтобы это дело разбиралось дальше. Но что значит разоблачить вора? Разве здесь надо кого-то разоблачать? Ведь Бехтерев украл алмаз совершенно в открытую. Или вы про его сообщника, которому он бросил алмаз в окно?
В ответ Кромов пожал плечами, опёрся обеими руками на трость и уставился на ряд домов на другой стороне площади.
— Помилуйте! — я дёрнул его за руку. — Вы долго собираетесь так стоять? У нас каждая минута на счету!!!
— Я прошу, успокойтесь, друг мой. В этом деле дождь не смоет следы на земле, преступник не скроется от нас, так как он сидит под замком, так что несколько минут, чтобы сделать кое-какие выводы, у нас имеются. Сейчас в этом деле есть два момента, которые мы должны выяснить, чтобы двигаться дальше.
— Какие?
— Первое. Что Бехтерев сказал князю Вышатову во время их разговора наедине, когда вы и вся остальная компания ждали в коридоре? Второе. Мы должны определиться, какова роль Григория Бехтерева в этом деле, то есть, какова его настоящая роль. Повторите, что вы слышали, стоя в коридоре?
— Из того, что говорил князь, я расслышал только фразу «не может быть», а Бехтерев говорил то ли о каких-то бумагах, то ли о письме, которое предложил тому прочитать. Но потом, в разговоре со мной, князь назвал это предложение гнусным шантажом и больше не дал никаких пояснений, сказав, что это затрагивает честь его семьи.
— Так-с. Ну, с этим вопросом все, в общем-то, ясно. Все эти великосветские тайны князя Вышатова, что называется, шиты белыми нитками. Ему придётся либо подтвердить моё предположение, либо продолжать молчать, но я думаю двух объяснений тем словам, которые вы слышали, быть не может. А вот второй вопрос нам сможет разъяснить только сам господин Бехтерев.
— Не понимаю, что вы хотите узнать? Нам не удалось вытянуть из него буквально ни слова.
— Хочу получить объяснения его действиям. Они довольно таки странные.
— Странные? Да он действует как совершенный идиот, каким он, в момент совершения кражи, видимо и являлся.
— Где-то вы правы, а где-то нет. Он, как идиот, ворвался в дом, набросился на вас и секретаря, а потом ловко избавился от алмаза и, будь открыта дверь на первом этаже, убежал бы. Но это частности. В его поведении меня волнует главный вопрос — зачем он украл алмаз?
— Как зачем? Затем, чтобы… видимо, затем, чтобы… чтобы насолить князю Вышатову!
— Странный способ. Я так понимаю, вы не допускаете мысль о краже по корыстным соображениям?
— Не знаю, о такой возможности я не задумывался.
— Ну, да ладно.
Кромов оглянулся, подошёл к уличному торговцу газетами, купил сегодняшние выпуски «Ведомостей», «Московского вестника» и «Телеграфа» и вернулся ко мне.
— Думаю это, — он похлопал рукой по газетам, — будет хорошим доводом в нашем разговоре с господином Бехтеревым.
— Каким образом? — недоуменно спросил я.
Кромов улыбнулся.
— То время, что вы танцевали, господин капитан, я провёл за чтением прессы. Это даёт мне преимущество. Ну что ж, пойдёмте в дом. Поговорим с князем Вышатовым и господином поручиком, а потом решим, как нам поступать дальше.
Мы подошли к двери и позвонили. Открыл Брюсов.
— Это снова я, Яков Иванович. Привёл господина Кромова, которому его превосходительство поручил заняться этим делом.
Брюсов посторонился и пропустил нас в дом.
— Как продвигаются дела у нашей компании? — спросил я, пока мы снимали верхнюю одежду.
— Прошу вас, господа, — произнес Брюсов. — Князь в своём кабинете, я провожу вас.
Мы двинулись по знакомому мне пути в кабинет, где недавно проходило наше совещание.
— Так как дела с изготовлением подделки? — снова спросил я. — Дормидонтову и Ипполиту удалось найти того ювелира?
Брюсов бросил на Кромова, который шёл чуть позади, недоверчивый взгляд.
— Право, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Да бросьте вы. Князь согласился на участие господина Кромова в этом деле, и я уже посвятил его во все обстоятельства произошедшего, так что при нём можете говорить совершено спокойно.
— Князь ничего не сказал мне. Возможно, он ещё не принял окончательного решения. Но, впрочем, я в любом случае считаю, что не следовало бы разглашать это дело за пределы того круга людей, который и так, по воле случая, оказался в курсе.
Мы подошли к двери кабинета.
— Но, думаю, я имею право ответить на ваш вопрос. Наши дела пока никак не продвигаются. Все господа разошлись, и ещё никто не вернулся. Когда кто-нибудь из них прибудет, возможно, мы сможем получить более радостные известия о наших делах. А теперь, прошу вас подождать здесь. Я доложу о вашем прибытии.
Дворецкий вошёл в кабинет.
— Ну что поделаешь, — я повернулся к Кромову, — от высокомерия господина Брюсова нам никуда не деться.
— Да. Видно, что ему наше участие в этом деле совсем не по душе.
— Прошу вас смириться с этим. Кто ещё, кроме вас, сможет здесь разобраться? А иначе они так и будут выполнять свой план, в который я совершенно не верю. И если ничего не удастся, то завтра, сами понимаете, будет полный крах.
— Понимаю, и на мой счёт можете не волноваться. Я обещал вам заняться этим делом и, пусть это и не совсем мой профиль работы, я приложу все силы, чтобы довести его до конца, какие бы недовольные физиономии не строил дворецкий князя или кто-нибудь ещё.
В это время дверь отворилась, Брюсов встал сбоку от прохода и объявил: