— Кто? — сочувственно повторил следователь прокуратуры. — Доктор, поправьте ему голову, сфотографирую в фас, — попросил Есенов и стал готовить аппарат. — Одну минуту! Доктор запустил все пять пальцев в волнистые седые волосы покойного, с силой потянул их, повернул голову как требовалось. Валентину передернуло — теперь она знала, почему ее все время раздражал этот эскулап! Как можно быть таким черствым, таким каменным!.. Впрочем, все они здесь такие — и этот нетерпеливый красавец старший лейтенант, и следователь прокуратуры со своим равнодушным «что?», и тот же Пахомов. Валентина запомнила, как он оторвал кусок газеты и вытер с руки кровь. Вспыхнул блиц, и снова, как в первый раз, вокруг стало еще темнее. — Эх-хе… Валентина оглянулась. За ее спиной стоял коренастый, среднего роста мужчина. Вероятно, он и сам не заметил, как вздохнул вслух. Он тоже посмотрел на Валентину. У него был большой выпуклый лоб с залысинами и рассеченный глубокой ямочкой подбородок. (Это был первый человек, встреченный здесь Валентиной, который так же, как и она, испытывал потрясение перед лицом смерти). Валентине захотелось что-нибудь сказать, но сразу она не нашлась, а мужчина повернулся и, тяжело ступая, пошел прочь. В темноте опять загромыхало, теперь значительно ближе. Валентина подняла голову: звезд не было видно. Ее окружала со всех сторон темень, освещена была только часть шоссе. Она вдруг увидела, что возле никого нет, она одна. Ей стало страшно. Она огляделась: у дальней машины, загораживая фары, стояло несколько человек (как бывает на старинных картинах — таинственные, черные силуэты в желтых ореолах). Валентина бросилась к ним. — Ребята, измерьте от бордюра до бордюра, — приказал в темноте чей-то голос. Шоссе пересек человек в милицейской форме, за ним тянулась тонкая лента рулетки. Валентина осторожно перешагнула через нее, остановилась. Человек, дойдя до обочины, нагнулся. У противоположного бордюра Валентина увидела еще двоих в форме: ей стало стыдно за свой испуг. Машина с зажженными фарами оказалась лакированной черной «Волгой» с белой шахматкой на дверцах — такси. Позади такси стояла милицейская машина, дверца ее была распахнута, в нее заглядывал Пахомов, кивая сидящему в машине сержанту в наушниках. Валентина подошла поближе. — Внимание всем постам, — говорил сержант, держа у губ микрофон. — Обратить внимание на машины ГАЗ-51, идущие в направлении Зареченска и аэропорта, нет ли вмятин на радиаторе и крыльях… Пахомов еще раз одобрительно кивнул, показал на уши. Сержант-радист сдвинул наушники. — Добавьте: возможно, машина гружена яблоками. Валентина удивилась. — Уже установили марку машины, сбившей человека? Но как? — Вы что-то сказали? — спросил майор, выпрямившись. — Я спрашиваю, как вы установили марку сбившей машины?.. — Мы еще ничего не установили. — А почему тогда?.. — Валентина показала на радиста. Пахомов пояснил: — У обочины шоссе возле трупа обнаружены на земле следы автомашины, она заворачивала и немного съехала с шоссе… Он гмыкнул и отошел к такси, к остроносому пареньку в кепочке с целлулоидным козырьком. Кроме паренька у «Волги» стояли пожилая женщина в старом мужском плаще и еще двое — один из них был мужчина с ямочкой на подбородке. «Те самые таинственные силуэты со старинной картины», — подумала Валентина. Остроносый, увидев майора, заволновался вытянул навстречу шею, но майор, не сказав ничего, присел на корточки, примостил на колено планшет с бумагами и стал писать. Остроносый повернулся к Валентине. Валентина вспомнила, что когда она перешагнула через ленту рулетки, на шоссе валялось яблоко. — Наверное, упало с автомашины, — отозвался майор, на мгновение приподнимая лицо. — Сперва шофер резко затормозил, потом стал заворачивать, яблоки и скатились. — Но это возле трупа, а яблоко, о котором я говорю, лежит здесь в нескольких шагах отсюда… Как оно сюда попало? — Кто его знает? — Пахомов пожал плечами, встал. — Вы хотели посмотреть на следы автомашины?.. Во-он, видите? Пойдите, там товарищ из ГАИ. (Валентина чувствовала, что к щекам ее приливает кровь. Она знала, что на месте происшествия следователь обязан обращать внимание на каждую мелочь: она сказала глупость, «сморозила», как говорит в таких случаях ответственный секретарь их газеты Дима Судариков, может быть… Тогда майор Пахомов должен был объяснить ей… Он занят? Но ведь и она здесь на работе!) — Но если следы вас не очень интересуют, оставайтесь здесь. Поможете мне, подиктуете… — сказал майор. Валентина взглянула на остроносого, на женщину в плаще… «Ну нет, дорогой майор, — подумала она. — Вы уже сказали свое слово: «Пойдите… посмотрите». К чему теперь это «если». Не стану я вам помогать, да и ни к чему вам моя помощь. Я здесь посторонняя, я журналистка и здесь для того, чтобы ходить и смотреть! Вы правы, майор!» (Потом, вспоминая эти свои рассуждения, Валентина не раз краснела: тщеславная девчонка!). Она отошла и посмотрела. На земле возле шоссе действительно были хорошо видны следы какой-то автомашины; над ними склонились двое: немолодой грузный капитан — наверно, «товарищ из ГАИ» — и чернобровый старший лейтенант Есенов. Старший лейтенант (заместитель начальника НТО — научно-технического отдела, как узнала потом Валентина) только что фотографировал эти следы, — издали Валентина видела ослепительную вспышку, — а теперь, когда подошла, Есенов уже прикрывал объектив фотоаппарата черной крышечкой. Он кивнул ей. — Ну как, — спросил он, — что-нибудь интересное для себя увидели? — Увидела, — ответила она вежливо и равнодушно. — Конечно! — подтвердил старший лейтенант. (Валентина с неприязнью подумала, что он не понял ее ответа, не слышал ее, потому что заранее был уверен — разве может быть неинтересной такая работа!..) — Это жизнь… А сердчишко колотится?.. Помню, когда я в первый раз приехал на место происшествия, думал — сердце выскочит. Был я тогда еще студентом, на практике… Валентина вдруг обратила внимание, что старший лейтенант очень молод; если бы не милицейская форма, он бы и сегодня выглядел студентом, не так давно он перестал быть студентом, вряд ли он старше ее. Она подошла поближе и нагнулась над следами. — ГАЗ-51? — спросила с любопытством. — Угу… — ответил Есенов. — А почему вы считаете ГАЗ-51? — Точно ГАЗ-51… — старший лейтенант охотно объяснил почему: здесь имели значение и ширина колес, передних и задних, и расстояние между следами, и многое другое. — Это уж точно ГАЗ-51, да еще груженый! Когда Валентина возвратилась к майору Пахомову, настроение у нее было доброжелательным и ровным. «Волга» уже не светила фарами, она темнела шагах в десяти, на прежнем ее месте теперь стояла милицейская машина. Майор пятал бумагир в планшет. — Ну как, — он повернул лицо к Валентине, устало потер согнутым пальцем глаза, — объяснили вам, почему следы именно от ГАЗ-51? — Объяснили. — Все это так, — скептически заметил майор. — Уверенности только никакой, что следы эти — от нужной нам машины. От той, что сбила… Заворачивала одна, а сбить могла совсем другая, яблоки рассыпать третья… — А машина, что сбила, могла как раз и не повернуть обратно, а по-прежнему ехать в город. — Не-ет, Валентина Дмитриевна, не могла, тут вы ошибаетесь. Повернуть она все же повернула, на этот счет у нас есть соображения… и свидетельство. Во-первых, с погнутым крылом и радиатором в город въезжать опасно, милиция задержит… а во-вторых, — Пахомов показал на остроносого, — вот он вам расскажет. — Я шофер с того такси, — остроносый вытянул шею в сторону «Волги», заволновался, затерзал кепочку с целлулоидным козырьком, которую сейчас держал в руках. — Послушайте, послушайте, — поддержал Пахомов. — Значит, приехал я на угол Белинского, по вызову, — остроносый показал на мужчину с ямочкой на подбородке, тот кивнул. — Забрал пассажира, едем чин-чином в аэропорт, молчим. Выезжаем на Северное полукольцо, ближний свет включен, едем — и вдруг человек на шоссе лежит! Я тормознул, выскочили мы оба, — а он мертвый, теплый еще, но никакого пульса и кровь возле ноги. Ах ты, думаю, гитара семиструнная, вот беда! Пассажир мой было за документами к нему в пиджак… — растерялся он тоже маленько, разве можно! «Не тронь! — говорю. — Ничего не тронь. Надо в милицию сообщить». У нас в такси, в кабине, телефон, — ну и позвонил в ЦДС — центральную диспетчерскую — так, мол, и так, милицию зовите… — Да оставь ты свою кепочку, совсем вещь испортишь! — не выдержала, пробасила женщина в мужском плаще. Остроносый послушно расправил кепочку, натянул на голову. — А вы тоже что-то видели? — спросила Валентина женщину. — Ничего я не видела. Мужик мой склад сторожит, — женщина показала куда-то в темноту. — Охранник он, с напарником дежурит. Я как раз ужин принесла, картошки наварила, зашли мы все в проходную, пока ели, это и случилось. Выходим, а тут машин — видишь, какая люминация! Подошли, любопытствуем, а милиционер говорит: понятыми будете. Мужик мой на склад воротился, а мы теперь с напарником стоим здесь, подписываем. — Кепочку, говорите, порчу? — вновь включился в разговор остроносый, в голосе его звучала обида. — Еще не то попортишь! Хорошо еще, я его заметил! А наехал бы? Пойди потом доказывай, что он уже раньше сбитый. Верно я говорю, товарищ майор?.. А у меня жена только вчера дочку родила. Лицо его неожиданно просветлело, но тотчас он испугался неуместной своей радости, смутился. — Итак, после выезда на Северное полукольцо встречные машины вам не попадались? — переспросил майор. — Это точно, или не помните? — Точно, точно, ни одной! Ни одной встречной не попадалось. — Выходит — и по времени и по всему: та машина, что сбила, повернула обратно. — Выходит, товарищ майор… Я уже свободен? Можно уезжать? План все же… — Конечно… Езжайте. Валентина почувствовала: на руку ей упала тяжелая прохладная капля. Она глянула в небо, и тотчас ей на щеку, на нос упало еще несколько капель. Валентина зажмурилась. В желтых лучах автомобильных фар посверкивали частые дождинки… «Интересно, — подумала она, — в лучах дождинок кажется намного больше, чем их падает на руки, на лицо…» Майор тоже глянул вверх. — Ливень будет! — сказал он. — Валентина Дмитриевна, может быть, вы тоже поедете на такси? Событий новых не предвидится, главное вы уже посмотрели… Нам тут долго еще, а вам зачем мучиться? — Товарищ майор! — позвал из машины сержант-радист. — Не по-дружески будет, Иннокентий Петрович, — возразила Валентина. (Я отказалась ехать домой, как будто предчувствовала, что не все еще случилось в эту ночь! Майор ошибся вдвойне — и насчет ливня, ливня так и не было, да и мелкий дождь скоро перестал, я и не заметила когда, — и насчет событий он ошибся…) — Валентина Дмитриевна!