— Не будь слишком самоуверенной, — он пальцами сжимает мягкую кожу сиденья. — Мне нужно только одно очко, чтобы выиграть. Если только ты не готова уступить сейчас и поехать ко мне. — Нет, — грубо шепчу я, весь триумф исчез из моего тона. — Тогда тебе лучше придумать хорошую ложь, — говорит он, и глаза его многообещающе блестят. — Потому что я не собираюсь легко отпускать тебя. Я начинаю медленно круговыми движениями тереть висок, надеясь, что это немного ослабит моё внезапное напряжение. — Хорошо, эм… — Я жду, Джемма. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт. Почему я вообще подумала, что это хорошая идея? Вероятно, потому что я неоправданно упряма, когда думаю, что права… и, ладно, я первая признаю, что да, я из тех девушек, которые любят играть с огнём, ждать до последней минуты, чтобы оплатить свои счета, заводить дружбу со случайными незнакомцами в поезде, ездить по пересеченной местности в машине со 170 тысячами миль на одометре и неисправной выхлопной системой. Большую часть времени мне нравится летать по жизни. Плыть по течению. Принимать вещи такими, какие они есть, и весь этот джаз. Никаких обязательств. Никаких обязанностей. Не отчитываясь никому, кроме себя. Так веселее. Единственная проблема в том, что иногда я попадаю в подобные ситуации, соглашаясь на сумасшедшие ставки с сексуальными незнакомцами, которые одновременно соблазняют и пугают меня. Двадцать минут назад, когда всё это было чисто гипотетическим, это было весело. Но теперь, когда он смотрит на меня так, словно я одна из свежеиспеченных канноли Марии, таких вкусных, что их можно проглотить в два голодных укуса, мне кажется, что это слишком реально, на мой вкус. Настолько реально, что я начинаю беспокоиться, что он всерьёз собирается отвезти меня в свою квартиру и провести дикую ночь бесчувственного, бессмысленного секса. Это не должно меня беспокоить. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала приличный оргазм, что мне следовало бы умолять его поступить со мной по-своему. Но я не могу. Потому что, ну… Он мне нравится. Не записываю-твоё-имя-в-моём-блокноте, не слушаю-любовные-песни-которые-напоминают-мне-о-тебе, не улыбаюсь-себе-без-причины. Я никогда ни к кому не испытывала таких чувств и не собираюсь начинать сейчас. Но он мне действительно нравится, в нормальном смысле, в том роде что-он-крутой-парень. А это значит, что о свидании с ним не может быть и речи. Что касается того, чтобы переспать с ним… ну, это либо худшая идея, которая у меня когда-либо была… или самая лучшая. — Джемма. Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, и понимаю, что отключилась на несколько мгновений. — Прости, — я прочищаю горло. — Теперь я готова. Я придумала. Почти. Он смотрит на меня, замечая внезапную смену моего настроения с игривого на задумчивое. — Хорошо, поехали, — мой голос дрожит, я делаю сознательное усилие, чтобы успокоить его. — Я сломала ногу, когда мне было семнадцать, упав с мотоцикла, и она до сих пор болит, когда идёт дождь. Я левша. И единственное, что сейчас есть в моём холодильнике, это вино, немного просроченного апельсинового сока и очень старый лук. Он долго молчит, просто смотрит на меня, и тишина между нами растёт, пока не становится такой тяжёлой, что я едва могу дышать. В его глазах нерешительность, но я не могу решить, потому ли это, что он не знает ответа… или потому, что он точно знает, и он не может понять, хочет ли он его использовать. — Джемма… Мои брови поднимаются от смеси эмоций в его голосе, тоски, нежелания, вожделения, сдержанности, и хотя всё, что он сказал, это моё имя, я интуитивно знаю, что произойдёт. Отказ. По какой-то нелепой причине я чувствую, как слёзы угрожают обжечь мои глаза. Что, честно говоря, самая абсурдная вещь в истории вещей, потому что я не плачу. Никогда. Ни в дневнике. Ни на похоронах. Ни на свадьбах, ни на детских утренниках, ни на других мероприятиях, вызывающих рыдания. Я отмахиваюсь от незнакомого ощущения, списывая его на временное помешательство, которое в значительной степени было темой моей ночи. Мне не испытываю наваждений от мальчиков. (Мужчин. Один хрен.) У меня не бывает бабочек. Я не плачу без причины. (Чёрт возьми, я даже не плачу по уважительным причинам.) И всё же… Я знаю, это безумно, глупо… Но, сидя здесь и ожидая, когда он заговорит, я почти чувствую, что он видит меня насквозь, до самой души. Как будто, каким-то образом, посреди этой игры в ложь, он проник в меня и нашёл моё сердце, бьющееся слишком быстро в моей груди, дикое, бунтующее животное, пойманное в клетку из рёбер, сделанное из плоти, крови и уязвимостей, которые я никогда ни с кем не делила. Как и у любого хорошего хищника, у него есть врожденная способность искоренять слабости. Он чувствует моё дикое, раненое сердце с лёгкостью акулы, почуявшей кровь в воде за много миль, или паука, почувствовавшего вибрацию своей жертвы в паутине задолго до того, как увидел её. Это неприятное чувство. Нервное, неудобное, необъяснимое. Как будто моя кожа стала прозрачной, и он каким-то образом знает все мои секреты ещё до того, как я их озвучила. Он открывает рот, затем снова закрывает, как будто ищет правильные слова, чтобы легко меня подвести. Как будто я уже не знаю, что он собирается сказать. — Просто скажи это, — шепчу я, не в силах больше ждать. — Неизвестность убивает меня. — Я не могу это сделать. — Ты не можешь угадать ответ? — Ты правша, Джемма, — он вздыхает. — Но я не это имел в виду. — Я не понимаю. — Я не могу поступить так с тобой. Я морщу лоб в замешательстве, пока жду, когда он прояснит ситуацию. — Одна ночь. Никаких обязательств, — он поднимает глаза к потолку. — Да поможет мне бог, но я не могу это сделать. Не с тобой. — Ты тот, кто установил условия, — мой голос оскорблен, сердит. — Ты тот, кто выдвинул эту идею на кон. — Я знаю. Господи, Джемма, я знаю это. — Ну и что? Передумал? Решил, что я недостаточно горяча для тебя? Его глаза, сощуренные от эмоций, возвращаются к моим. — Ты великолепна. — Тогда в чём дело? — Я думал, что смогу… Но с тобой… Это просто… Я недооценил… Он косноязычен. Этот сладко говорящий, читающий Сунь-Цзы, помешанный на контроле, на самом деле не находит слов из-за меня. Это должно быть мило, но я слишком зла, чтобы быть милой. — Спасибо, — протягиваю я. — Это очень проясняет ситуацию. Его взгляд вспыхивает. — Джемма, дело не в тебе, не надо. Дело во мне. Я фыркаю. — Вау. — Прошу прощения? — Я не думала, что ты из тех парней, которые используют фразу "дело не в тебе, дело во мне". — Это не так, — возражает он. — Только не говори мне, что ты тоже работаешь над собой. Ох, и ты хотел бы остаться друзьями. — Джемма. — Что? — рявкаю я. — Это невежливо… возбуждать девушку и утруждать её обещанием ночи бесконечных оргазмов, а потом давать заднюю. Вообще-то, это просто грубо. Его взгляд падает на мои губы, которые выплевывают на него гневные слова, и я вижу, что его глаза расширены от желания, гнева и миллиона других эмоций, которые я не могу назвать. — Неважно. В любом случае, я бы никогда не пошла на это, — говорю я, не уверенная, правдивы мои слова или нет.