– Ты, блин, даешь, – юноша покрутил пальцем у виска. – Ленин! Да его уже лет десять не отливают. Это Петр, тетя. – Какой еще Петр? – удивилась Даша и заморгала глазами. – Первый. – Юноша развернулся и пошел размашистым шагом дальше. – Петр Первый?! – вскричала молодая женщина. – Но почему в Москве? В честь Аллегровой, что ли? Молодой человек остановился как вкопанный, словно с размаху налетел на бетонную стену. Секунду он так и стоял, потом не выдержал, развернулся и подошел к Даше вплотную: – Какой Аллегровой? – Ну такой, – она сделала несколько абстрактных жестов вокруг головы. – С такими длинными белыми волосами. Юноша сморгнул. – Она уже с короткими и черными. А может, опять с белыми. Правда, ты откуда сюда свалилась? С Марса, что ли? – С фигарса. Песня у нее еще была, про императрицу. – Ну и что? – паренек выжидающе прищурился. – ...Как она все время приезжала гулять на окраину Москвы... – Кто, Аллегрова? – Какая, к черту, Аллегрова! – разозлилась Даша. – Императоры, а уж тем более императрицы, появились в России после Петра. И столицу перенесли в Питер тогда же. Поэтому императоры, равно как и императрицы, жили именно там... Правда, короноваться ездили в Москву, но жили-то в Питере! А чего ей оттуда каждый вечер на окраину Москвы было шастать? Погулять? Чего, в Петербурге своих мужиков не было? Да и далековато каждый день туда-сюда мотаться... – Странное выражение, появившееся на лице незнакомца, заставило ее умолкнуть. – Господи, да шучу я. Шучу. Просто никак не могу понять, зачем Петру памятник в Москве. – Она оглянулась. – Да еще такой... чудной? Юноша сморгнул, помолчал, а потом произнес каким-то усталым, отеческим тоном: – Ты бы лучше шла... туда, откуда приехала. 2 Как снаружи, так и изнутри Центральный Дом художника почти не изменился, и, волнуясь, как первоклассница, бывшая сотрудница торжественно вступила под его своды. Вступила и сразу же поняла: увы, прошлого не вернуть, даже если возвращаться в него до бесконечности. Интерьер здания оставался тем же, может даже красивее, но из него как-то безвозвратно выветрился дух бедности, счастья и трепетных мечтаний десятков поколений советских студентов. – Ну и дела, – пробормотала Даша, рассматривая мелькающие вокруг голые ноги, заканчивающиеся где-то на уровне ее глаз. – Что это за хреновина такая? – и оглянулась на своих спутников, словно ища у них поддержку. Иржи в буквальном смысле слова остолбенел, раззявив рот. У Даши даже возникло острое желание дать ему пинка, но она побоялась, что чех прикусит себе язык. – Жора, – безжалостно прервала знакомство с прекрасным Пилюгина, – картины висят на стенах этажом выше. Желаете посмотреть? – Элеонора, не приставай к человеку, – рассмеялась Даша. – Пойдемте лучше в бар. Там тоже есть на что посмотреть. Иржи поспешил согласиться. – Да, пожалуй, я что-нибудь выпил бы здесь... внизу. – И это правильно, – блондинка криво усмехнулась. – Настоящее искусство находится именно здесь. 3 В баре Центрального Дома художников, как и десять лет назад, было темно, шумно, и сидеть можно было только на головах друг у друга. Взглянув на цены, Даша уже с большим уважением отнеслась к окружающим – на деньги за один местный бутерброд в Праге можно было неплохо пообедать. Судя по округлившимся глазам чеха, он был того же мнения. К тому же накануне вечером Даша обстоятельно поведала ему о правилах хорошего тона в России. Одно из правил гласило – «Мужчина всегда платит за женщину». Нервно оглядев крупную фигуру Элеоноры, Иржи, вероятно, прикинул, сколько та может всего съесть, и решимость сверкнула в его очах. «Все. Не будет платить даже за себя, – поняла наблюдавшая за ним Даша. – Решил сыграть в тупого иностранца. Но я за тебя тоже платить не собираюсь, голубчик». – Иржи, – прокричала она юноше в самое ухо, ибо гремевшая музыка не оставляла иного шанса быть услышанной. – Здесь заказывают и платят сразу, так что не ждите, когда к вам подойдут. Чех радостно, как цирковая лошадь, закивал головой. – Боб! – замахала рукой Элеонора. – Привет, мы идем к тебе! Коренастый мужчина в растянутом свитере немедленно вскочил со своего места, решительно сдвинул своих соседей в сторону и крикнул: – Идите быстрее, пока свободно! Потесненная молодежь не решилась отстаивать свои права – Боб был слишком известен, да и с Элеонорой мало кто решался спорить, потому они быстро собрали свои рюкзаки и кивнули на прощание мужчине: – С тебя причитается. Освободившегося места как раз хватило, чтобы вновь прибывшая троица с относительным удобством разместилась вокруг небольшого столика. – Рыженький, рад тебя видеть, – пророкотал Боб. – Ты чего так поправилась? – Бобов объелась, – кисло ответила Даша, автоматически подтягивая живот. Пилюгина расхохоталась, перекрыв рев динамиков. Даша двинула ее локтем в бок. – На себя посмотри! – После чего повернулась к Бобу. – Ты-то как сам поживаешь? – Да так, работаю, мотаюсь туда-сюда... – Кузьмин принялся что-то бубнить про свою работу, однако из-за грохота музыки слышны были лишь короткие обрывки. – ...Новый взгляд на внутреннюю структуру композиции... Несколько работ были на выставке... Все там же – в Институте красоты... Даша рассеянно слушала и на всякий случай кивала головой. Однако, услышав последнюю фразу, она невольно заинтересовалась: – А чего ты там делаешь? Сиськи, небось, из резины вырезаешь? Боб добродушно улыбнулся: – Нет, лицевую пластику делаю. Тебе не надо? – А что, пора? – Что ты, Рыженький, ты просто красавица... – Мерси, – кисло ответила «просто красавица» и покосилась на Пилюгину: вот уж кому никакая пластика не нужна! Боб заметил ее взгляд и печально улыбнулся. Улыбнулась и Даша. Ни для кого не была секретом его давняя и безнадежная любовь к жестокой блондинке. Когда-то Кузьмин дружил с Элеонориным братом и после его смерти стал для девушки чем-то вроде ангела-хранителя, заботясь о ней и выполняя малейшие капризы. На сверкающем Элеонорином фоне Боб заметно проигрывал: ростом чуть выше среднего, лицо ромбовидное, какое-то помятое. Небольшие, с ленинским прищуром глаза, смотрели доброжелательно, но очень устало, что прибавляло Бобу еще пару лет, его темные, заметно поредевшие на макушке волосы, уже начали седеть и поэтому хвост, в который он их стягивал, не молодил его, а скорее подчеркивал увеличивающиеся с каждым годом залысины. Тем не менее Элеонора отдавала Бобу заметное предпочтение перед всеми остальными ухажерами – он мог приехать к ней в любое время, пригласить в ресторан или на выставку без боязни получить отказ, к тому же все светские мероприятия Элеонора посещала именно в сопровождении Боба. Злые языки поговаривали, что ничего загадочного в таком поведении Пилюгиной нет и связано это с тем, что Кузьмин является одним из лучших пластических хирургов в Москве – мол, вполне возможно, он когда-то, тайком, внес посильный вклад в создание ее ослепительной внешности, поэтому-то она сейчас и чувствует себя ему обязанной. Однако Элеонора лишь презрительно смеялась в ответ на подобные обвинения и называла злопыхателей «завистливыми скунсами». Даша посмеивалась над Элеонорой и жалела Боба – несмотря всю свою невзрачность, Кузьмин был человеком добрым, очень деликатным и несомненно одаренным. Даше всегда казалось удивительным, как это в одном, в общем-то, неброском с виду человеке объединились такие разные таланты: врача и художника. Хотя, возможно, хорошему пластическому хирургу без таланта скульптора не обойтись. Боб продолжал свой рассказ, а Даша смотрела на его поредевшие виски, резкие морщины вокруг глаз и размышляла о том, что если он хочет удержать возле себя такую красавицу, как Элеонора, то должен заняться и собственной внешностью, благо далеко ходить не надо. – Я хочу пописать! – вдруг прокричал Иржи на ухо Даше старательно заученную накануне фразу. В этот момент, как и полагается, музыка замолкла, и его вопль не был слышен разве только на улице. – Надо же, как человека припекло, – ошарашенно произнесла крашеная девица лет семнадцати. – А что же он делает, когда какать хочет? Элеонора, сотрясаясь от смеха, вытирала слезы. – Это вы его научили? – осуждающе покачал головой Боб и похлопал Иржи по плечу. – Не переживай, дело святое, пойдем покажу... Но юноша, красный, как рак, вскочил с диванчика и устремился к выходу. Даша поспешила за ним. 4