Она стоит прямо и слушает меня, скрестив руки. – Ну, дальше всё просто. Если я руковожу процессом, главной должна быть я. Кто-то должен всем этим управлять, иначе всё развалится. Никакой демократии в команде быть не может, потому что в случае демократии будет ситуация с ребёнком в бассейне. Она хмурит брови, не понимая, к чему я клоню. – Ну, знаешь, когда каждый думает, что за ребёнком в бассейне следит кто-то другой, а в результате за ним не следит никто и ребёнок тонет. – Боже мой, Грета. Это ужасная аналогия. – Да, она многим не нравится. Нужно придумать что-то получше. Но это не моя точка зрения. Нам нужен порядок. До этого момента был сплошной хаос. И, честно признаться, мне не нравится, что у члена команды есть информация, источник, о котором я не знаю. Она хочет что-то сказать, но я выставляю вперёд ладонь, давая ей знак молчать. – Но. Смотри. Это не совсем тот случай, верно? Это какая-то сумасшедшая миссия. И ты работаешь над ней намного дольше, чем я. В общем, прости ещё раз, что накричала. Я тебе доверяю и не буду больше грузить тебя по этому поводу. Но если будет нужно, ты ведь вынешь эту карту из рукава, верно? – Обязательно. – Отлично. Спасибо. Есть ещё кое-что, и прости, если я веду себя слишком навязчиво, потому что у меня нет другого выбора. Но я и о тебе ничего не знаю. Скажи мне, что я должна знать? Самера улыбается. Она, кажется, оценила и вопрос, и степень моего доверия – ведь я позволила ей сообщить мне абсолютно любые детали биографии. Может быть, я слишком много читаю в ее улыбке, накладывая на неё свое собственное желание, чтобы люди позволяли мне излагать мои собственные детали биографии и то, как я определяю себя, а не делали предположения или засыпали меня предполагаемыми вопросами со своими предвзятыми представлениями. – Думаю, мы отлично сработаемся, Грета. Я родилась в Бомбее. Мои родители переехали в Нью-Йорк, когда мне был год. Мне сорок восемь. Замужем, детей нет – это мой личный выбор. Мой муж – медицинский физик в «Масс Дженерал». Мне нравится работать журналистом-расследователем. Я люблю сатирические ситкомы, такие, как «Вице-президент», и криминальные шоу. Моя самая большая слабость – сливочный сыр с картофельными чипсами «Раффлс». Я улыбаюсь так широко, что почти забываю о том, в какой стрессовой ситуации мы находимся. – О, это просто замечательно. Значит, ты не сидишь на кето-диете, как я? – Ещё не хватало! Я углеводный наркоман. – Это радует, потому что Лена сильно разозлится, если макароны останутся несъеденными. Так что иди к ней. Самера улыбается. – Лена – настоящая жемчужина. Я понимаю, почему ты так за неё волнуешься. * * * Поднявшись на крышу крытой парковки, я не вижу, чтобы кто-то поблизости прятался и выслеживал Викторию. Хотя с другой стороны, с чего бы её отслеживать, она всего лишь одна из сотен моих бывших коллег. Я ни разу не звонила Виктории со стационарного телефона «КоКо», и она никогда не набирала мой офисный номер. Я никогда не писала ей с электронной почты «КоКо». Чтобы пригласить её пообедать, я либо звонила с домашнего стационарного телефона, либо писала с личной почты Gmail. Вспоминая эти подсознательные решения, рамки, установленные между «КоКо» и людьми, которые мне небезразличны, которых я уважаю и хочу защитить, я задаюсь вопросом, не согласилась ли я вообще на работу в «КоКо», потому что на каком-то скрытом ментальном уровне с самого начала собиралась раскрыть эти махинации и с самого начала каким-то образом знала, что мне понадобится команда. Может быть, это безумие. Или, может быть, я держала Вик торию на расстоянии по той же причине, что и Лену – потому что это навык, который привила мне и, по всей видимости, Тоби тоже, тётя Вайолет после того, как она сделала то, что сделала. Поезд из Бостона подъезжает к станции. Воскресенье, восемь вечера, поэтому на платформе довольно много туристов. Достаточно, чтобы человек не слишком опасался оказаться в одиночестве, просто был осторожен. Кроме того, ещё не совсем стемнело. Летние сумерки, тусклый свет уличных фонарей. Я ищу глазами Викторию и не нахожу. Люди расходятся. Виктории нет. Платформа пуста. Становится темнее. Тени движутся. – Эй, ты, чучело, – раздаётся женский голос за моей спиной. Я поворачиваюсь и вижу Викторию рядом с потрёпанной темно-бордовой «Тойотой Королла». – Ты что, думала, я правда на поезде приеду? Оборжаться можно. Для особо умных поясняю – весь комплект у меня в багажнике. И не волнуйся, за мной никто не следил. К тому же это машина моего тупого соседа Дерека. Он чуть не уписался от счастья, когда я в обмен отдала ему свою «Ауди» на всю неделю. Мы достаём из багажника два огромных чемодана. Не такие маленькие, какие обычно берут в самолёт. Нет. Это два гигантских пароходных кофра на колёсах. Такие мы брали с собой в отели, когда весь процесс проходил где-то очень далеко от всех офисов «Стоукс & Крейн». – Объясни в двух словах, что происходит, – требует Виктория, пока мы идём по неровным кирпичным тротуарам Салема. Минуем гранитную церковь и магазинчики мороженого. Люди слоняются вокруг и делают селфи у статуи Саманты из фильма «Моя жена меня приворожила» в маленьком парке перед пиццерией и эзотерическим магазином. Мы обе ссутулились и тихо перешёптываемся, обе в тёмных очках и шляпах, мы как можем стараемся оставаться незамеченными. Мы проскальзываем в самый переполненный и шумный круглосуточный магазин, сгребаем всё подряд, сливаясь с толпой, и за две минуты, которые мы можем себе позволить, я рассказываю Виктории всю историю и описываю всех участников команды. После всех этих разговоров и объяснений она задаёт мне только один вопрос: – Значит, на этот раз у нас в команде собаченька и зефирный кот? Эта реакция смешит меня и успокаивает – значит, она, как всегда, спокойна и рассудительна. Теперь я согласна с Самерой – для меня это слишком личное. Мне нужно попытаться вернуться к цели, если мы хотим добиться хоть какого-то порядка и прогресса. Вернувшись в дом, мы обнаруживаем, что команда ест спагетти и фрикадельки за обеденным столом, застеленным синим брезентом. Я представляю им Викторию. – Ребята, это Виктория. Виктория, – я указываю на всех по очереди, – это Брэд, Лена и Самера. На коленях у Лены – Зефирная Морда, рядом с ней Сыщик. Сыщик приветственно лает. Виктория машет им рукой и широко улыбается. Я по опыту знаю, что эта широкая и яркая улыбка предназначается всем новым знакомым, прежде чем она начнёт вести себя как сержант по строевой подготовке. Это её маленькая уловка, трюк, позволяющий произвести хорошее первое впечатление, которое проникнет в мозг на добрые три секунды. И вот эти три секунды прошли. – Ну что же. Несколько правил, – говорит она. Началось. Я беру ручку тяжёлого чемодана, который она прикатила, ставлю его рядом с тем, что прикатила я, и встаю позади Виктории, предоставляя ей слово. – Правило номер один: никогда не называйте меня Викки. Правило номер два: больше никакой еды в штабе. Правило номер три: я контролирую программное обеспечение и компьютеры. Никто не пытается перепрограммировать или закодировать что-либо без моего ведома. Правило номер четыре: ничего не отключайте. У меня много-много удлинителей и штекерных портов, так что с вилками возиться не надо. Правило номер пять: три раза в день мы делаем резервные копии. Это необходимо и не подлежит обсуждению. Я не хочу слышать отговорки, что вы чем-то заняты. Она обводит глазами комнату. Никто не возражает. Никто не двигается. Брэд держится очень прямо. Судя по всему, он доволен тем, что теперь у нас есть правила, даже больше, чем я. – Хорошо. Рада, что все мы на одной волне. Мне нужно, чтобы вы все убирались отсюда, потому что я, очевидно, должна сделать всё, – при слове «всё» она поворачивается ко мне и морщится, – чтобы оборудовать наш штаб. Брэд, – говорит она. Он смотрит на нее, на его вилке застыла фрикаделька. – Да? – Мне нужно, чтобы ты сходил в гараж или спустился в подвал и принёс мне любую большую широкую доску. Что угодно, на чём можно писать меловой краской, которую я привезла. В таких старых притонах всегда найдётся обломок дерева. Брэд непонимающе смотрит на меня, похоже, запутавшись в директивах. – Виктория – начальник штаба, Брэд. – Я пожимаю плечами. Виктория поворачивается ко мне. – Где я могу загрузить копию той флешки, о которой ты говорила? На Дропбоксе? На ХаусСторе? Где она, резервная копия? – Резервной копии нет, Виктория. Вот она, – я кладу флешку ей в руку. Она закрывает глаза, разочарованно вздыхает. – Ты ходячая катастрофа, – говорит она. – Всё, убирайся отсюда. Мне есть чем заняться. – Она поворачивается к Брэду. – Брэд, пожалуйста, мне очень нужна эта доска. Когда Брэд уходит, чтобы выполнить волю Виктории, я протягиваю Самере пакет из масс-маркета с чипсами и сливочным сыром, после чего ухожу к себе, чтобы позвонить Генри. Виктория здесь, и настоящая работа вот-вот начнётся. Но сейчас у меня наконец есть немного времени, чтобы заняться своей личной жизнью – если, конечно, она у меня вообще есть. * * * Прекрасное лицо Генри с его тёмными родимыми пятнами, его карие глаза, его чёрные волосы появляются на так называемом макете айпада, который Лена купила мне в магазине подержанной электроники. Девять тридцать, воскресенье, а Генри по-прежнему в своём офисе в Тенкилле. Он такой же трудоголик, как и я. – Грета, боже мой, Грета. Ты в порядке? – Всё хорошо, да. Много чего происходит, но всё хорошо. – Мне по-прежнему звонят из «КоКо». Они думают, что я знаю, где ты. Судя по всему, после нескольких раз, когда я звонил тебе на работу, особенно после того, как я звонил тебе сегодня, они думают, что мы где-то прячемся вместе. Как и в случае с Викторией, я быстро ввожу Генри в курс дела. – Чёрт возьми, Грета. Значит, теперь ты в конспиративном доме, в безопасности? – Надеюсь, что да. Мы старались быть осторожными. И завтра утром я узнаю, возьмётся ли за это дело Эл Рэ Райс. Очевидно, мне нужно какое-то прикрытие. Он молчит, откинувшись на спинку стула. На мой рассказ и все его вопросы ушло сорок пять минут, и я худо-бедно справилась. Сейчас же он переключается. Я чувствую это по его поведению. Язык его тела говорит о спокойствии и уверенности. Даже его плоское изображение на экране источает афродизиак. Как всегда в присутствии Генри и его очень специфической алхимии, мой мозг переключается на пониженную передачу, чтобы я могла полюбоваться грудью Генри и расстёгнутым воротником его рубашки. Его родимыми пятнами. Его карими глазами, которые смотрят прямо в мои. Его спутанными чёрными волосами. Он замечает мой взгляд, замечает мое понижение передачи, видит, что я опускаю глаза, опьянённая его спокойствием, его алыми губами. – Итак, – говорит он и откидывается назад, сцепив руки под подбородком. – Слушаю. – Я печально улыбаюсь, не в силах поделать больше ничего. – Ты получила коробку, которую я тебе прислал? – Я её видела. Но оставила дома. Не успела открыть. Что в ней? Он подмигивает. Наклоняется вперёд, ближе к экрану. – Может быть, расскажу в следующий раз. Я искоса смотрю на него. – Я, хммм … – Он умолкает, выдыхает, становится серьёзнее. – В общем, всё-таки мы с Мари расстаёмся. Решение о разводе давно уже окончательное. – Он выставляет ладонь вперёд, не давая мне перебить. – Подожди. Да, я знаю, что это важная новость, и я мог тебе её сообщить в любом банальном текстовом сообщении. Но мне нужно было время, Грета. Я не хотел прыгать из одних отношений в другие. Так что я на три месяца взял творческий отпуск. Только что вернулся. Навестил родителей в Боготе. Они снова там живут. Я путешествовал по Перу, по Аргентине. Грандиозное путешествие, давшее мне возможность как следует всё обдумать. Понять, куда я хочу двигаться дальше. Так вот, я ничего тебе не сказал … я писал тебе в июле, мы шутили над какими-то новостями, но я не сказал тебе, где я был, почему поехал туда один … мне нужны были время и пространство, чтобы думать о тебе. А я думал только о тебе. Что очень глупо с моей стороны, потому что я потерял время. За которое ты, может быть, встретила кого-то ещё.