Я делаю шаг назад из дверного проёма в холл, поражённая тем, что у нас, оказывается, будет пресс-конференция. Я понятия об этом не имела. Я полагала, что мы будем работать в лучшем случае над пресс-релизом в печатной форме и что Эл Рэ все вопросы решает по телефону. Отметив мою реакцию, Эл Рэ поворачивается ко мне. – Очень скоро мы проведём пресс-конференцию. Так что вбейте это в свою голову, – Она поворачивается к Софии: – За эту услугу, разумеется, я выражаю вам огромную личную признательность и хочу, чтобы вы выступили в качестве ведущего помощника по делу мисс Севилл. Вы согласны? – Да, конечно, – отвечает София, и в её голосе я слышу уверенность, а не подобострастное восхищение, которое, я уверена, она хорошо скрывает. В её ярких глазах – предчувствие победы. Я помню себя в ее возрасте и помню волнение, которое чувствовала, получив возможность поработать с серьёзным партнёром «Стоукс & Крейн». – Но, – продолжает София, – меняться одеждой нам не придётся. У меня здесь в шкафу висит запасной костюм. Такой же, как этот. Все мои костюмы одинаковы. – Конечно, – говорит Эл Рэ. – Конечно. Замечательно. – Грета, пожалуйста, пройдите со мной в дамскую комнату, – просит София, а потом, взглянув на мои зелёные сапоги, выдвигает ящик стола. Вынув оттуда дубликат своих чёрных туфель, она спрашивает: – Размер шесть с половиной? – Да, – поражённо бормочу я. – Я же сказала, размер как раз ваш, – резюмирует Эл Рэ и уходит, не оставив мне шансов ни на вопросы, ни на излишнюю панику по поводу Парка … по поводу вообще всего. * * * Мы с Софией в абсолютно одинаковых нарядах входим в конференц-зал, и я вижу, что стол для совещаний стоит вдоль акцентной стены, окрашенной в цвет папоротника и покрытой узорами в виде переплетённых золотых рамок. В каждой рамке копия вердикта присяжных, на каждом написано: НЕ ВИНОВЕН, НЕ ВИНОВЕН, НЕ ВИНОВЕН, все обвинения: НЕ ВИНОВЕН. Смелое заявление для всех, кто это видит. В остальной части конференц-зала расставлены стулья, персонал устанавливает микрофоны и телефон на большом столе из красного дерева, за которым сидит Эл Рэ в кроваво-красном кресле без подлокотников. Она видит, как я смотрю на стену победы. – Садитесь сюда, рядом со мной. Будем звонить. Я устраиваюсь в таком же красном кресле. София остаётся стоять в стороне. – Хорошо. Мы звоним Тиму Котону. Я говорю. Вы молчите. – Подождите, Эл Рэ, подождите! Я понятия не имею, что вы придумали, и мы вообще это не обсудили. Просто натянули на меня новую одежду, и я не знаю плана, но ладно, я вам верю, ладно. Я сделаю всё, что вы мне скажете. Но я боюсь сойти с ума. Всё утро – это какой-то вихрь. Они разрушили мою жизнь. Разрушили мою репутацию. Разрушили репутацию моей подруги. Они вооружены, может быть, держат в плену ни в чём не повинного человека, может быть, даже его убивают. Эл Рэ, я знаю, что им случалось убивать. Нам нужно поговорить об этом. И как видите, они собираются уничтожить все остальные улики. Я облажалась. Может быть, лучше нам начать с того, чтобы прямо сейчас отправиться в «КоКо» и захватить все серверы и жёсткие диски? Эл Рэ поворачивается к Софии и кивает ей. София кивает в ответ в знак негласного подтверждения, поворачивается и уходит. Прежде чем я успеваю спросить, что это было, Эл Рэ набирает номер. Телефон звонит один, два, три раза, а на четвёртый Тим Котон берёт трубку. – Тим Котон слушает, – говорит он сдержанно и сухо. – Мистер. Котон, это Эл Рэ Райс, – произносит она медленно, размеренно и спокойно. – Я знаю, вы ждали моего звонка. Сегодня утром я оставила вам несколько сообщений. Поговорила с вашим помощником. Так что я приступаю к делу. Через полчаса начнётся пресс-конференция в моей фирме по адресу Милк-стрит, двести двенадцать, двадцать третий этаж. Рядом со мной моя клиентка, Грета Винет Севилл. Эта пресс-конференция может пройти как с вами, так и без вас. Если она пройдёт с вами, это будет очень мило, вы дадите нам понять, что ваш знаменитый партнёр в безопасности и в порядке и всё это было недоразумением. Поскольку она сейчас работает над очень конфиденциальным делом для нашего общего клиента, а вы из-за нескольких, даже не знаю, пропущенных звонков и путаницы с секретарём вообразили, что она причинит «КоКо» вред … если подумать, всё так и есть, мистер Котон. Или же эта пресс-конференция пройдёт без вас, и мы поговорим о внутреннем расследовании мисс Севилл в отношении вас, мистера Коверкота и, о ужас, бывшего вице-губернатора Ханиуэлла. Я уверена, что международная пресса, уже истекающая слюной от возможности скомпрометировать Ханиуэлла и администрацию Дэвиса, лишится лакомого кусочка. Бог ты мой, разве все репортёры не помчатся в Бостон и не примутся стучать в двери «КоКо» – бах, бах, бах? – Она произносит это «бах» очень медленно и отчётливо и в подтверждение своих слов стучит по столу. Помолчав и набрав в грудь побольше воздуха, продолжает: – И вы знаете, мистер Котон, Бостон – маленький город. Корпоративные клиенты Новой Англии не любят лишней суеты, по крайней мере, насколько я могу сказать по опыту, а я проработала здесь двадцать семь лет. Им не по сердцу фирмы, которые попадают на первые страницы газет по не самым радостным поводам. Вы в этом городе недавно, да, мистер Котон? Впрочем, о любом, кто занимается частной практикой в Бостоне меньше пятнадцати лет, можно сказать, что он здесь недавно. Тим откашливается и начинает что-то говорить, но его останавливает другой голос, постарше. – Эл Рэ, это Морис Коверкот. Почему бы вам не отменить эту пресс-конференцию и не поговорить с нами как юрист с юристами? Приезжайте в Пру. Мы увидимся прямо сейчас. Эл Рэ нажимает кнопку отключения звука. Она втягивает щеки, словно собираясь вернуться на ринг для второго раунда, и снова включает звук. – Мистер Коверкот, я ценю ваше разумное к этому отношение. И не сомневаюсь, вы в курсе, что я не могу отменить пресс-конференцию. Судя по вашей готовности обсудить с нами ситуацию, я надеюсь, что один из вас к назначенному времени будет у меня, чтобы ответить на вопросы. Журналисты Ви-эйч-ди-эйч могут быть немного агрессивны, так что будьте готовы. А теперь мне нужно идти, они будут здесь через двадцать пять минут. Спасибо, что уделили мне время. Надеюсь, вы составите нам компанию. – Она кладёт трубку и, повернувшись ко мне, говорит: – Это не блеф. И я всегда довожу дело до конца. Так адвокат противоположной стороны учится лучше всего. И, как я уже сказала, мы должны вернуть себе управление ситуацией. Мы по-прежнему обороняемся, тогда как я предпочитаю наступать. Майкл, – говорит она мужчине, который стоит в углу, – убедитесь, что если сюда придёт кто-то из «КоКо», вход будет разрешён только Тиму Котону и Морису Коверкоту, а не их личной охране. – Да, Эл Рэ. Майкл по рации даёт указания другим сотрудникам службы безопасности, которые, как я полагаю, находятся в вестибюле на первом этаже, где все гости должны пройти регистрацию, чтобы добраться до лифтов. Я изумлённо таращусь на Эл Рэ. Я страшно завидую Софии, потому что у меня никогда не было такого наставника, как Эл Рэ. Конечно, было несколько вполне неплохих, но с ней никто не сравнится. Правильна или неправильна её утренняя уловка, меня почти не волнует. Я чувствую облегчение и душевный подъём. Я в надёжных руках. Мне почти не страшно, несмотря на то, что впереди жуткий путь. Я надеюсь, что если смогу когда-нибудь снова заниматься юридической практикой, я сумею применить себе на пользу то, что мне удалось перенять у Эл Рэ, и сделать так, чтобы мои будущие клиенты чувствовали себя под надёжной защитой. – Когда покончим с этим, поговорим об убийствах, – заявляет Эл Рэ, берёт стопку бумаг, которую ей кто-то передаёт, просматривает содержимое и приподнимает бровь. – Хмм, интересно, – бормочет она себе под нос. Довольно скоро администратор и административный персонал начинают приводить в зал людей. В Бостоне нечасто случаются громкие новости, так что сегодняшний случай явно будет чем-то беспрецендентным. Эл Рэ шёпотом инструктирует меня сидеть спокойно, выглядеть нормально и не сходить с ума. – Представьте, что вы находитесь в федеральном суде по спорному делу клиента, – советует она. В общем, так и есть. Я стараюсь не думать о том, насколько это для меня личное, о том, что друга Лены заставили замолчать, о том, что Лене грозит опасность и ее репутация запятнана. Я надёжно упаковываю всё это и крепко запираю. Я натягиваю невозмутимую маску, будто сижу в зале суда, и смотрю прямо в глаза каждому, кто входит в зал, даже если это какой-нибудь ультраправый сукин сын. Эл Рэ смотрит на часы. Зал полон. Администрация просит журналистов не подходить слишком близко к столу для переговоров. Ни Тим Котон, ни Морис Коверкот не явились. Я смотрю на круглые настенные часы. Как только минутная стрелка перемещается на девять тридцать, Эл Рэ начинает конференцию, не дав «КоКо» ни малейшей отсрочки. – Что ж, – говорит она, – спасибо всем, кто пришёл. Позвольте представить вам мою клиентку, Грету Винет… Весь зал начинает шуметь, не давая ей договорить. Шум становится всё громче. Внезапно дверь конференц-зала открывается, и входит Тим Котон. Увидев полную комнату и щелкающие камеры, он приглаживает свой жуткий пробор, будто раскалывающий голову на две половины. Я не в силах на него смотреть. Эл Рэ поднимается из-за стола. – Тим Котон, я очень рада, что вы всё-таки смогли прийти, – говорит она. – Пожалуйста, садитесь к нам за стол, – она указывает на кресло напротив меня. Он быстро окидывает её хмурым взглядом. Ему противна каждая минута здесь, каждая минута, что он вынужден подчиняться её уловке. – Конечно. Прошу прощения у всех за опоздание, – обращается он к аудитории. – Прибыл вертолётом. Грета, вы же знаете Стеллу, она привезла меня так быстро, как только могла. Это отличные новости. Я играю свою роль и фальшиво улыбаюсь Тиму. Пресс-конференция проходит точно по сценарию Эл Рэ. Когда несколько участников пытаются задать вопросы по поводу моей тёти-преступницы, поскольку её имя фигурировало в заявлениях «КоКо» для прессы, Эл Рэ тут же их обрывает, сухо заявляя, что истории из моего детства не имеют отношения к делу и что я вообще-то выдающийся бостонский специалист по правовым вопросам, а не какая-нибудь нью-йоркская знаменитость, задача которой – кормить сплетнями «Сан Таймс». По сути, каким-то образом она превратила эту пресс-конференцию и тему тёти Вайолет в извечную войну Бостона против Нью-Йорка, Ред Сокс против Янки, но её тактика сработала, сбила их со следа. Бостонская пресса изображает из себя интеллектуалов, вопросов о Вайолет не задаёт и всем своим видом старается показать, что они не чета придуркам из Нью-Йорка. Я никогда не пойму, как в Бостоне тема этого соперничества так легко вплетается в каждый разговор. Но от этого никуда не деться. Пять минут Эл Рэ вкратце рассказывает обо мне, Тим соглашается со всем, что она говорит, кто-то посмеивается, но потом Эл Рэ напоминает всем об исчезновении Паркола Калестри, которое, как она надеется, можно считать очередным недоразумением, и бросает на Тима очень быстрый взгляд в качестве предупреждения, будто телеграфирует ему, чтобы он оставался начеку, потому что да, мы обвиняем его в серьезных преступлениях. Потом нам задают пару невинных вопросов с целью выяснить подробности «конфиденциального дела», над которым мы работаем (на них ни Эл Рэ, ни Тим не отвечают), и на этом всё. Сейчас девять сорок утра. Эл Рэ чувствует, что зал на нашей стороне, и действует сообразно этому. Иногда она задаёт мне вопросы, и я понимаю их цель: чтобы я выглядела компетентным специалистом, а не наркоманкой. Я подтверждаю, что это нелепое недоразумение, и подчёркиваю, что мою подругу Лену Атири, к сожалению, оклеветали тоже и что она – талантливый реставратор итальянского искусства и автор нескольких научных работ. Я вплетаю сюда смутную угрозу возможной подачи жалобы о клевете на того, кто посчитал её дилером метамфетамина. Тим заявляет, что это просто сплетня, которую кто-то где-то услышал, а пресса распространила её, не проверив факты. Плохая пресса, плохая, плохая пресса, вот его инсинуация. – Ну вот, мы закончили, спасибо, что пришли, – говорит Эл Рэ. – Больше вопросов нет. В хореографии, кажется, хорошо отработанной между сотрудниками Эл Рэ и прессой, всех репортёров за несколько минут выводят из конференц-зала в вестибюль. Ни самые заторможенные, ни самые амбициозные журналисты не лезут к нашему столу, очевидно, понимая, что их пошлют куда подальше. Тим, Эл Рэ и я тихо сидим и ждём, пока зал не освободится. Когда все расходятся, Тим смотрит на Эл Рэ. – Как вы смеете … Она украла важные данные. Она нарушила миллион законов и этических норм. – Она ведёт расследование, Тим. – Никто его не санкционировал. Никто. – Она сама это сделала, – говорит Эл Рэ, – сама санкционировала расследование. Тим собирается возразить, может быть, расторгнуть партнёрство, что фактически положит конец моему расследованию и превратит его в неправомерное нарушение партнёрского соглашения, но внезапно появляется София с конвертом. Эл Рэ просит передать его Тиму, что София и делает. – Это, Тим, требование сохранения. Обратите внимание, что на всех фирменных устройствах мистера Коверкота и Рэймонда Ханиуэлла, включая личные, если они используются в рабочее время, вся электронная переписка, каждый гигабайт, мегабайт, каждый лист бумаги должны быть сохранены. Вы уже знали, по крайней мере, в пятницу, что обязаны выполнить это условие. И поверьте мне, если что-то будет уничтожено, мы об этом узнаем и тогда уже будем говорить о грабеже. И мы автоматически выиграем любое дело, которое сможем завести. Кроме того, если в ходе этого расследования будут раскрыты преступления, мы направим вас в правоохранительные органы за воспрепятствование правосудию. В этом требовании сохранения есть всё. Вот что это значило, когда Эл Рэ и София обменялись взглядами – директиву, чтобы София подготовила это требование. Я должна была это понять. Ведь это я всегда выдвигаю одни и те же требования к сохранению для наших кейсов. Само по себе письмо не может остановить Тима, Мориса и Ханиуэлла, если уж они вознамерились стереть данные, но в письме ясно сказано: мы будем утверждать, что они обязаны хранить данные, и если они этого не сделают, мы подадим ходатайство о санкциях (гражданская помощь), а также, возможно, передадим дело в правоохранительные органы (уголовная помощь), если они что-то уничтожат. Коррупция всегда охватывает обе стороны правовой медали: гражданскую и уголовную. – Я знал, что вы та ещё стерва! – рычит Тим, вставая. Эл Рэ скрещивает руки на груди, не двигается с места. Подстрекает его своей улыбкой. – Если Паркол сегодня не вернётся в мир живых, мы сообщим в полицию Ленокса, что вы связаны с его исчезновением. У моей клиентки есть фотографии, на которых ваш мужчина из новостей гоняется за ней по крышам Ньюбери-стрит. СМИ и полиции не составит труда всё это сложить воедино. Так что честно вам скажу: версией о самоубийстве Паркола Калестри вы не отделаетесь, Тим. Вы меня слышите? Расшифрую. Его смерть мы свяжем напрямую с вами. Вид у Тима такой, будто он проглотил прокисшее молоко. Но он тут же натягивает самую фальшивую улыбку, что я видела в своей жизни, – этот человек никогда не получит «Оскара», – и говорит: – Я слышал, что Паркол Калестри уехал в отпуск на Багамы. У него там резиденция. Так что полегче с угрозами, Эл Рэ. – Это не угрозы, Тим, – произнося его имя, она щёлкает зубами, как мегалодон. – Это факты. Я понимаю, что люди вроде вас предпочли бы их избегать, но в этих краях мы следуем фактам и закону. – Завтра в девять приходите ко мне в офис. Мы это обсудим, вы, я, она, – он указывает на меня, – и Морис, – он заглатывает наживку и вновь корчит гримасу, а потом заставляет себя сказать: – Простите, что назвал вас стервой. Эл Рэ не отвечает, только пожимает плечами. – Вы принимаете извинения, Эл Рэ? – Он снова приглаживает волосы. Эл Рэ больше не улыбается, и её чёрные глаза не блестят. Они скорее напоминают смертельные лазеры. – Для вас, Тим, я миз Райс, – говорит она. – У вас всё в порядке с волосами? Тим фыркает, как светская дама при виде гостя в джинсах. – Что ж, – говорит он, – завтра в девять, или мы действительно нанесём ядерный удар. Когда Тим уходит, я наконец расслабляю плечи, но зато мой мозг возвращается в режим паники. – Эл Рэ, я не могу завтра ехать в «КоКо». Я … Она перебивает меня громким смехом: