Занавески возле моей кровати раздвигаются, и ко мне ковыляет Брэд на костылях. Его правая нога по колено в гипсе. – Простите, сестра. Можно быстро переговорить с Гретой? – Ей нельзя напрягаться, так что поживее. Да и вам не следует вставать с постели. – Хорошо, я постараюсь очень быстро, обещаю. Она уходит, Брэд хромает ко мне. На нём типичный больничный халат, поверх него ещё один. – Прости меня, Брэд. Мне очень жаль. Я не должна была подвергать вас такой опасности. Или, по крайней мере, должна была быть начеку. Я должна была запереть … – Шшш, – отвечает он. Его лицо не выражает никаких эмоций. Оно очень серьёзно. Как после рассказа о родителях. Полная противоположность тому, как он вёл себя во время этого рассказа. Или на полу в подвале. Он смотрит на меня, и я не вижу в его глазах искр. Они как будто мёртвые. Шшш, повторяет он, наклоняясь ко мне. – Что такое? – Я прижимаю больную голову к подушке, инстинктивно отшатываясь от его лица, так странно близко нависшего над моим. Оперевшись на костыли, он достаёт из кармана больничного халата шесть флешек и кладёт мне на живот. – Виктория научила меня, что всегда нужно делать резервные копии. Несколько резервных копий. Всё это время они лежали у меня в кармане. И они не исчезали из поля моего зрения ни на миллисекунду. Даже когда меня привели на рентген, я взял с собой сумку с ними и не спускал глаз с этой сумки. Я не в силах ничего сказать. Не в силах моргнуть. Я смотрю на флешки у себя на животе. Я смотрю в его пустые глаза. – Господи, ты психопат, что ли? Всё, что было в подвале … Он откидывается на костыли. – Некоторые психологи, возможно, сказали бы, что я клинический социопат или психопат. Трудно сказать, врождённое это или вызвано травмой. Но мои эмоции, когда я рассказывал тебе о родителях, были настоящими. Это своего рода клин. – Что? Клин? Мой кардиомонитор снова сходит с ума, и вбегает медсестра. – Вам придется уйти, мистер Парданк. Ей нужен отдых. Да, согласно удостоверению личности фамилия Брэда – Парданк. Она не знает, что он Вандонбир и мог бы купить весь Тенкилл. – Да, конечно, сестра. Я просто беспокоюсь за свою подругу, – отвечает он самым милым тоном. – Всего минута, и я обещаю, что вернусь на свою койку. – Он улыбается. Всё это было спектаклем. Брэд – социопат или психопат. Настоящий, живой, каким бы ни был правильный ярлык, если есть правильный ярлык. Я смотрю на медсестру и говорю: – Всё в порядке, сестра. Дайте нам одну минуту, пожалуйста. – Только одну, – сурово отвечает она. Как только она уходит и Брэд снова смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, я спрашиваю: – Что, чёрт возьми, это значит клин? – Это значит, что если рассматривать весь эмоциональный диапазон как круг, то я чувствую клин эмоций, ярость, ужасное горе каждый раз, когда думаю о своих родителях. Но всё остальное время я вообще ничего не чувствую, кроме вспышек ярости, если кто-то причиняет боль животному. Я обращался к врачу по поводу этого состояния. Он думает, что именно так мой мозг решил обработать смерть моих родителей. Странно, да? Обычно клин – та часть, в которой нет эмоций, а в остальной части круга они есть. Я представляла интересы нескольких генеральных директоров, которые оказались настоящими психопатами, и за время работы в трёх юридических фирмах работала ещё с двумя, так что это заболевание типично для нашей профессии. Я кое-что почитала по теме. Не все психопаты – серийные убийцы. Это состояние в некоторой степени распространено в Соединённых Штатах в диапазоне от лёгкого до тяжёлого. Так что я не совсем уж в шоке, но потрясена тем, как много упустила в своём восприятии Брэда. Тем не менее мне нужно кое в чём убедиться. – У тебя бывают мысли об убийстве? – Я чувствую непреодолимую ярость и желание отомстить людям, убившим моих родителей. Я не остановлюсь ни перед чем. И, если ты беспокоишься об этом, не стоит. Я бы никогда не убил невинного человека или животное. Я хочу отомстить. Вот на чем я зациклен. Я могу слиться с обществом, потому что изучаю людей, чтобы подражать им и выживать. Вот и всё. – Откуда мне знать, что ты сейчас мне не врёшь? – Потому что я не такой. И нелогично так думать, когда я только что принёс тебе флешки. Я мог бы их спрятать. Но я этого не сделал, потому что мне нужна твоя помощь, чтобы отомстить. Помни, я завербовал тебя, Грета. Он говорит об этом прямо, с холодной откровенностью. И я не знаю, что ответить. Мало того, что я приняла Летнего Брэда за неуклюжего болвана, я недооценила саму суть того, кто он есть, со всеми моими предвзятыми представлениями. Тем не менее у меня не было на его счет никаких инстинктов, и может быть, это даже и хорошо. Может быть, это означает, что мои инстинкты не обнаруживают ничего злонамеренного, никакого риска для выживания. Я надеюсь, что это так. Я закрываю глаза. Это уж слишком. Я чувствую, как он собирает флешки с моего живота. – Оставь мне две пары, – говорю я, приоткрывая один глаз. – Будь Декстером сколько хочешь, Брэд. Будь собой. Но главная по-прежнему я. – Нам нужен порядок, чёрт возьми! – Ты проделал отличную работу. Спасибо, и прости за ногу. Он бросает мне на живот четыре флешки и ковыляет обратно в свою палату. Глава двадцать третья В какой-то момент этого долгого, ветреного, мрачного дня, в промежутках между посещениями врача и приёмом обезболивающих, приходят детективы и берут у нас показания. Никто из нас не сказал им о конкретной проблеме «соблюдения конфиденциальности», над которой мы работаем. Брэд действовал в своих интересах, так что я не беспокоилась. И, к счастью, они позволили нам с Леной отвечать на вопросы вместе, так что я держала под контролем всё это шоу. Моя потрясающая медсестра отвезла меня в инвалидном кресле к Генри, как только он очнулся после операции, и у меня была целая минута, за которую я успела прошептать, чтобы он не сообщал никаких подробностей о расследовании и о том, что у Брэда есть копии файлов. Он не мог ничего ответить, потому что был накачан медикаментами, и в горле у него были трубки, но он что-то пробулькал, давая понять, что понял. Я поцеловала его руку и сказала, что бесконечно его люблю, прежде чем он снова погрузился в наркотический сон. Говорил ли он мне когда-нибудь эти слова? Мне действительно так нужно было сейчас услышать ответ? Я злюсь на себя за то, что в такое время беспокоюсь непонятно о чём. Самера в полицейском участке, потому что стреляла она, и я знаю, что она, чёрт возьми, не собирается раскрывать детали расследования, над которым работала шестнадцать лет. Оказывается, она научилась стрелять, когда была военным корреспондентом. Это было необходимо для самообороны в регионах, где она работала. История следующая: когда они с Сесилией вышли из туалета на первом этаже, они увидели, как мужчины вошли в подвал, и Сесилия сказала, что у неё в кабинете лежит (лицензионное) оружие, мало ли, на всякий случай, она ведь часто остаётся там одна и работает допоздна. Они побежали обратно в оранжерею Сесилии и достали пистолет из горшка с единственным искусственным растением среди настоящих. Сесилия чуть замялась, поднимая пистолет, так что Самера выхватила его и сделала дело. Из всех нас она самая смелая. Теперь я жду, когда меня починят и выпишут. В общем-то со мной всё в порядке, если не считать предстоящей пластической операции. Я вытащила айфон из своей сумки, которую кто-то оставил в палате на стуле, и тайком, потому что мне нельзя пользоваться гаджетами из-за сотрясения мозга, списалась с Эл Рэ и Софией. Сейчас я звоню Эл Рэ со стационарного телефона. Снаружи по-прежнему бушует ураган, и электричество дважды отключалось только для того, чтобы снова включиться от больничного генератора. Но на другом конце этой телефонной линии – тоже настоящий ураган, и от него никто не спасётся. Эл Рэ заявляет, что «поднимает это дерьмо на сто ступеней». У нас довольно бурная дискуссия о дальнейших шагах, когда следователь, уже допрашивавшая меня и Лену, просовывает голову в дверь. – Не возражаете, что я говорю со своим адвокатом? – спрашиваю я. – О, хорошо. Я бы тоже хотела с ним поговорить. – Детектив хочет с вами пообщаться, Эл Рэ. – Да, хорошо. Детектив подходит к моей кровати, я передаю ей трубку. Провод короткий, так что ей приходится встать очень близко. Я слышу, как Эл Рэ просит её оставить меня и мою команду в покое, потому что мы уже и так достаточно натерпелись. Её голос звучит как будто по громкой связи. – Но у нас два трупа, миз Райс, – без обиняков говорит детектив. Я вздрагиваю, и она поспешно добавляет: – Простите. – Мои клиенты не сделали ничего плохого. Они – жертвы. У вас есть их заявления. Кроме того, у вас проблемы посерьёзнее, чем два трупа. После того, как я закончу эту пресс-конференцию, федералы вас как следует облают, а потом примут командование на себя. Конференция начнётся через две минуты, на случай, если вы захотите включить новости. А теперь мне пора идти, – и она завершает разговор. Детектив включает телевизор в моей комнате. И конечно же, нью-йоркские ведущие призывают всех следить за последними новостями из Бостона, связанными с перестрелкой в Нью-Йорке, в которой участвовали опальные бостонские юристы. Это совершенно новый виток в соперничестве Нью-Йорка и Бостона. Вся бостонская и нью-йоркская пресса освещает эту историю. Камера переключается на зелёно-золотую победную стену кабинета Эл Рэ. На этот раз она сидит в своём красном бархатном кресле, и с одной стороны от неё София, а с другой, к моему удивлению и облегчению, Бо Лопес, партнёр моей первой фирмы. Итак, за этим столом переговоров, представляющим мои интересы, находятся лучший адвокат по уголовным делам в Новой Англии, лучший адвокат по гражданским делам в Новой Англии и мой теперь уже самый любимый партнёр в Новой Англии – София. Все трое те ещё черти. В дальнем углу сидит Джозеф П. Кармайкл, адвокат-предатель, который по-прежнему работает с Эл Рэ. Вот одна из причин наших жарких дебатов, которые мы вели, когда вошла детектив. Другая причина заключается в её желании, чтобы мы возбудили иск от имени «КоКо» и чтобы я выступила как заместитель главного юрисконсульта и как соистец. Ответчиками будут Морис Коверкот, Тим Котон и Рэймонд Ханиуэлл. Иными словами, заголовок кейса будет выглядеть так: «Котон & Коверкот», Эл Рэ Райс и Грета Винет Севилл VS Морис Коверкот, Тим Котон и Рэймонд Ханиуэлл. Я не изучала прецедентное право, но совершенно уверена, что такого иска в истории ещё не было. Нас ожидает чёртова куча проблем, главной из которых станет тот факт, что у меня нет «правоспособности» подавать иск от имени «КоКо». Другими словами, у меня нет таких полномочий. Так что, в сущности, это выведет весь спор о том, имела ли я право проводить внутреннее расследование, на совершенно новый уровень. Эл Рэ всё равно. Она хочет контролировать ситуацию. Она хочет вести наступление. – Попытка убийства моих клиентов – это удар в лицо. И вы знаете, что я говорю в таких случаях: немедленно бейте коленом в пах и кулаком в горло, – вот какими были её последние слова, прежде чем я передала телефон детективу. А теперь Эл Рэ смотрит на меня с экрана и говорит: – Дамы и господа, то, что мы собираемся вам рассказать, может вас шокировать. На такой пресс-конференции вы никогда ещё не были. И это потому, что чаще всего подобные скандалы замалчиваются, поскольку фирмы и корпорации хотят скрыть внутренние преступления, разоблачителей, плохие поступки и предпочитают улаживать дела тихо и незаметно. Клиенты и акционеры не любят грязных заголовков. Но мы больше не играем в эту игру, дамы и господа. Потому что этот скандал – слишком серьёзный. Из-за него гибнут люди, из-за неё мой клиент и её команда юристов сейчас находятся в больнице. Я здесь со своим вторым адвокатом Бо Лопесом. В дополнение к уголовным жалобам, которые мы будем подавать в различные правоохранительные органы, включая ФБР, мы подали многоаспектный иск против Мориса Коверкота, Тима Котона и Рэймонда Ханиуэлла по ряду оснований и, что важно, экстренное ходатайство о принуждении с требованием передать нам все без исключения личные гаджеты, такие как айфоны, планшеты и ноутбуки, а также сервер электронной почты фирмы, чтобы мы могли провести собственную судебно-медицинскую экспертизу. По причине урагана, охватившего Манхэттен, а теперь и новую Англию, а также некоторых досадных проблем с расписанием, очень срочное слушание назначено на пятницу, на 14.00 и состоится в федеральном суде округа Массачусетс перед судьей Уистлером. Лично я хотела бы, чтобы оно состоялось как можно скорее. Лично я бы хотела, чтобы оно началось через десять минут. – Она выдерживает паузу, смотрит на прессу с беспощадностью лазера. – А сейчас я передаю микрофон Бо Лопесу. Все вы знаете Бо, поэтому я не буду его представлять. Бо Лопес говорит с сильным бостонским акцентом: – Проще говоря, ребята, все это связано с конфиденциальным внутренним расследованием, которое партнёр «КоКо» Грета Винет Севилл проводит в отношении некоторых других партнёров. А именно: Тима Котона, Мориса Коверкота и Рэймонда Ханиуэлла. В качестве заместителя главного юрисконсульта она уполномочена – и, откровенно говоря, обязана – проводить это расследование, учитывая высказанные ей достоверные опасения. Но некоторые сотрудники «КоКо» хотят её остановить, и у нас есть тому доказательства. София?